вчера, а сегодня – уже сегодня.
– Праздник Астарты по традиции продолжается три дня. Три дня и три ночи, – поправила жрица. – Это простые светские горожанки жертвуют своё тело богине один раз и успевают сделать это все в один день – наш город невелик, и их немного, а благочестие их не таково, чтобы отдать богине больше положенного. Мы же, служительницы Астарты, служим богине на совесть! В обычные дни не у любого хватит содержимого его кошелька, чтобы заполучить на ложе кого-то из нас, но в эти три дня мы отдаёмся бесплатно тем, кто угоден ей. Ты должен гордиться тем, что оказался угоден, а ты…
– Ну, ещё ведь не вечер, верно? Вечером, если я ей – ага, в твоём лице – всё ещё буду угоден, мы с тобой снова почтим богиню, и не кое-как, а достойным её образом.
– Ты ещё смеешь торговаться с Астартой?!
– Вообще-то – с тобой.
– Какая разница?! Я олицетворяю её!
– Послушай, Аришат, если я переспал с женщиной – это ещё не значит, что ей дозволено сесть мне на голову. Этого я не позволю ни тебе, ни Астарте. И кстати, уж не хочешь ли ты сказать, что в эту ночь я имел не столько тебя, сколько твою любящую это дело богиню?
– А разве нет? В праздник Астарты именно это и происходит!
– Ну, если так – я польщён великой честью, но… Гм! – вспомнив ещё кое-что, я расхохотался.
– Что смешного в великом таинстве соединения с богиней?
– Да был один смешной случай – года два с половиной назад в Гадесе. Я как раз добивался руки и сердца своей нынешней жены. Ну, точнее, сердца-то уже на тот момент добился, а вот руки и кое-чего посущественнее – ещё нет. Я ведь в то время – ещё простой наёмный солдат. Ну, не совсем уж простой, уже из отборных, но наёмник, один из многих. А она – родная внучка моего нанимателя. Представляешь ситуацию?
– Немыслимо! – заценила схематично обрисованный ей расклад жрица.
– Ага, я тоже ошалел, когда узнал, кто она такая. В общем, отношение её матери к идее этого брака ты вполне себе представляешь, да и прочей её родни, пожалуй, тоже, – я не стал уточнять, что у прочей родни Велии отношение к этой идее было и тогда не столь уж однозначным – сложно объяснять, да и лишнее это для финикиянки. – Тут моя будущая жена подсказала мне послать раба принести от меня щедрую жертву Астарте, а мольбу ей написать потаинственнее, чтобы никто ничего не понял и мог только гадать, что там было на самом деле. Ну я и написал, да так, что… Гм! – я снова расхохотался, припомнив все те похабные формулировки своей «молитвы».
Как и Велия с Софонибой тогда, два с половиной года назад, Аришат поначалу выпала в осадок и вытаращила глаза от ужаса:
– Нечестивец! И богиня не покарала тебя за дерзость?!
– Ну, у неё была такая возможность, – пожалуй, так и следовало характеризовать наше последующее дельце с Дагоном, которое я тогда как раз и закончил. – Там ведь, после моих визитов в её храм несколько позже, мы и встретились на узенькой дорожке с одним моим давним врагом, тоже тот храм частенько посещавшим. Так это, я тебе прямо скажу, достойный был противник. Столько нервов нам с друзьями и нанимателем перепортил…
– И чем кончилось?
– Как видишь, я жив и здоров, чего не могу сказать о нём.
– Ну а твоя любовная история?
– Пришлось ещё побороться, но уже скоро два года, как мы с ней женаты, и как раз недавно нашему сыну год исполнился. Славный мальчуган…
– Я с тебя балдею! – проговорила жрица. – Ни один финикиец не посмел бы так рискованно шутить с Астартой!
– Ну, я ж не финикиец. Да и Астарта, как видишь, неглупа и поняла мою шутку правильно. А теперь вот и сама пошутила…
– Пошутила? Это как? Дав тебе исполнить заявленное тогда? – до неё наконец дошло, и она сама заливисто расхохоталась. – Ну, раз уж сама богиня простила тебе твою дерзость, не подобает и мне быть строже её! – она снова рассмеялась, а затем – я как раз докурил сигару – схватила меня за руки и повалила прямо на себя с явной целью снова как следует раздраконить.
– Аришат! Дай мне хотя бы к вечеру силы восстановить! Я тут с тобой и так-то не выспался толком…
Трудно сказать, чем бы это дело кончилось – финикиянка ведь своё дело знала и шансы на успех имела неплохие, но мне повезло.
– Salut, Maximus! Carpe diem! Tempori parce, buccelarius! – раздался с храмового двора издевательский голос этруска Тарха.
Если я ничего не перепутал, то кажется, он велел мне ценить наступивший день и дорожить временем, а заодно огульно обвинил в нахлебничестве и бездельи. Ага, много он тут понимает!
– Мля! Иди ты на хрен! Ad corvi! – сперва я на рефлексе послал его по-русски, но затем спохватился и направил уже на латыни – не совсем туда, буквально – к воронам, как у греков с римлянами и принято, но надеюсь, он понял меня правильно…
– Ad verpa! – поправил он меня, подтверждая тем самым, что я в нём не ошибся. – Propera pedem, mentula! – это он мне, кажется, снова велит поспешать и сравнивает меня с полным комплектом мужских гениталий – ага, а то я без него не знаю!
– Perite, morologus! – это я, если не напутал, посоветовал ему отстать, точнее – отгребаться, а заодно и просветил его по поводу его интеллектуального уровня…
– Что это у вас за собачий язык? – поинтересовалась жрица, слегка уязвлённая тем, что я отвлёкся от её шикарных форм на словесную перепалку не пойми с кем.
– Латынь. Язык римлян – народа, который победил Карфаген и владеет теперь Испанией и Гадесом, – я разъяснил ей предельно упрощённо, дабы не вдаваться в хренову тучу тонкостей, которые загребался бы разжёвывать по-финикийски.
– И зачем ты говоришь на нём здесь? Разве не проще говорить по человечески?
– Проще. Но это язык победителей, и я изучаю его.
– Разве? Мне показалось, что ты на нём ругаешься, – хмыкнула финикиянка. – С кем ты там перелаиваешься? – она выглянула в окно.
– Qualem muleirculam! – тут же заценил её этот скот – ага, будто бы я и без него не знаю, что Аришат – классная тёлка. – Hic erit in lecto fortissimus! – Можно подумать, мне и мои же собственные постельные возможности тоже без него не известны!
– Tarhus! Puto vos esse molestissimos! – рявкнул я ему в ответ,