— Жрать охота! — щедро поделился с нами глубочайшей по своему философскому смыслу мыслью Паша.
— Киньте в него едой! — великодушно разрешил я.
За спиной раздалось шебуршание, а потом удар и вскрик «Ай!» — после которого прозвучало смущённое:
— Спасибо!
«Делать было нечего, дело было вечером!» — подумал я про себя, а потом решил, что про нежный цвет Кремля лучше подходит, всё-таки не вечер…
Хорошо бы припомнить какую-нибудь другую цитату… Но именно в этот момент, когда очень нужно было переключиться, ничего больше в голову не шло. Будто не слушал я сто и пятьсот попсовых песен про утро, сочинённых нейросетями на Земле… Уж хоть одна бы точно в тему пришлась… Но нет!
Память, которая до того услужливо доставала внезапные цитаты из закромов, отказалась мне помогать.
— Я тебе 750 баллов начислил, — сообщил СИПИН. — За всех убитых…. Но вы уже достали друг в друга пулять!
— Бе-бе-бе! — нашёл я идеальный ответ на эту претензию, и СИПИН замолчал, сражённый, видимо, моим красноречием.
В голове опять крутилась фраза про вечер и про нечего делать. Пришлось снова приникать к глазку, чтобы найти себе новую цель… Начинался, мать его, новый!.. Отличный!.. День!..
Дневник Листова И. А.
Двести тридцать седьмой день. Совсем дурные.
Сначала это был одинокий и отчаянный крик. Он пронёсся над опалённой солнцем и заросшей травой равниной, всё нарастая и нарастая:
— А-а-а-а-а-а-а!
Потом, будто в полифоническом хоре, к нему на той же ноте присоединился ещё один:
— А-а-а-а-а-а!
А затем в этот отчаянный крик начали вливаться всё новые и новые голоса. И непонятно было, сдулся уже первый певец — или всё ещё орёт. Я прислонил винтовку к брёвнам и взялся за револьвер. Судя по мощи хорового воя, нам нужно больше патронов!
Японцы вылетели из травы со стороны ворот и, не сбавляя скорости, ломанулись ко входу. Толпа была не слишком плотная, зато отчаянная и вооружённая. Щиты впереди, конические шапочки гордо болтаются на пустых головах, в глазах — священная ярость. Видимо, совсем их достало в траве сидеть… А может, и мошка какая покусала.
В воздух взвилось сразу три-четыре десятка болтов, устремляясь в сторону форта. Но я всё-таки успел дважды выстрелить, прежде чем пришлось прятаться.
А потом снова выглянул и выбил ещё четырёх штурмующих. За ворота я не волновался: там уже стоял Хир-Си со своими копейщиками. Даже если строй вдруг сметут, он задержит нападающих. И даст нам время, чтобы ворота трупами врагов завалить.
Но порыв смелых и дурных камикадзе-неофитов был остановлен без участия Хир-Си. Хватило слаженного залпа дульнозарядного оружия и арбалетов. Человек двадцать полетели на землю, а остальные, закинув щиты за спину и продолжая орать, но теперь уже как-то истерично, устремились обратно в траву.
От меня их, правда, такой манёвр не спас: я из винтовки под шапочку целился… И даже попал! Да и другие отстрелялись вполне удачно… Ещё три трупа и четыре орущих тела, зажимающих раны в ногах. К счастью, японцев, решившихся на этот отчаянный прорыв, оказалось немного.
И снова вставал вопрос о том, сколько их всего там прячется? Десятка три арбалетчиков — как минимум. Ещё десятка полтора японцев, которые смогли удрать обратно в траву… А это всё или нет? Неизвестно! Но если предположить, что отмороженных среди них не больше половины… Тогда выходить из форта нам точно не стоит.
— Всё! Отбились! Сидим дальше! — сообщил я свой вердикт.
— А долго ещё сидеть? — нерадостно поинтересовался Весёлов.
— Судья на оглашении приговора скажет! — отрезал я.
У членов моего маленького, но очень нетерпеливого отряда ещё остались вопросы — я это по глазам видел. Но задавать их лидеру, который явно не в себе и несёт бред, никто не стал.
Не торопясь, я перезарядил револьвер и винтовку, а потом снова прильнул к глазку. К сожалению, японцы ни разу не были настолько тупыми, как хотелось бы. Наоборот, они учились даже слишком быстро. Во всяком случае, никто уже не осмеливался шарахаться в траве с моей стороны…
Дневник Листова И. А.
Двести тридцать седьмой день. Равновесие.
Часами сидеть без движения — это отдельное искусство. Мне недоступное. Даже шевелясь и высматривая японцев, я уже понял: скоро у меня начнут отваливаться конечности. Дело шло к закату. Я успел и подремать, и посмотреть раз сто в глазок, и поспорить с Мелким, и поесть, и снова перекусить…
Самый страшный враг осаждённых — скука. Будь здесь стены понадёжнее, можно было бы хоть походить туда-сюда, размяться… Но в частоколе зияли такие промежутки, что лишний раз шевелиться страшно.
А японцы, сволочи, умели хорошо стрелять. Как минимум, один японец. Из-за него несколько часов назад был потерян арбалетчик Петрович. Ему достался мушкет Линзы, и он даже пару раз удачно выстрелил, ранив одного из врагов… А вот на третьей попытке получил болт в лицо. Теперь его труп лежал посреди форта и уже начинал не по-товарищески пованивать.
В остальном на поле боя воцарилось равновесие. Японцы не пытались штурмовать нас, а мы не выходили из форта. Можно было подумать, что время играет за нас — потому что вот-вот должно подойти подкрепление из фактории. Но ведь и к японцам могли прибыть другие отряды! А мы даже переправу отсюда увидеть не могли…
Вот так и сидели весь день. Но японцам явно лучше, чем нам! У них и простора больше, и в траве их почти не видно.
А я под вечер ещё и оказался на солнечной стороне. И тут немилосердно припекало. От жары слипались глаза, но я старательно держался…
Да и как уснуть, когда рядом разлагаются тела товарищей, погибших в первый же штурм? Им-то хорошо, они на репликации давным-давно. А нам — хоть желудок выворачивай. Особенно доставляло тело Педро, которое воняло далеко окрест, удачно свесившись со смотровой вышки… Буэ… Не надо туда смотреть, Вано!
В общем, никак уснуть не получится…
Дневник Листова И. А.
Двести тридцать седьмой день. Пошла жара!
Проснулся я резко, рывком, чувствуя смертельную опасность. Причём где-то совсем рядом! Дёрнулся, вжимаясь спиной в брёвна частокола — и пропустил мимо горящий болт… Тот пролетел через весь форт и приземлился в траву на другой стороне.
Жахнул выстрел откуда-то с моей стороны, и облако порохового дыма медленно и зловеще, будто банши, проплыло мимо.
— Снова промахнулся! — виновато сообщил Трибэ.
— Что у нас тут происходит? — зевая, уточнил я.
— Пока ты спал, японцы вспомнили, что дерево хорошо горит! — сообщила откуда-то справа Кэт. — Правда, чуть позже они узнали, что и дым, и огонь мы отлично видим. И целиться очень удобно!
— А ещё они догадались, что землёй брёвна обмазаны только снаружи, — подтвердил Ждан. — Теперь стреляют по касательной, лишь бы горящий болт забросить внутрь!
— Печально… — кивнул я, проследив взглядом, как ещё один болт, полыхая в ночной темноте, взмыл в небо…
Но не долетел до форта буквально нескольких метров.
Впрочем, присмотревшись, я понял, что это даже не болт. Это просто похожая по ширине палка, обмотанная с одного конца горящей сухой травой. Увы, надежда на то, что противник дурак и истратит весь боезапас, пытаясь нас сжечь, таяла на глазах…
Впрочем, вот этими поделками они нас вряд ли сумеют спалить. Чтобы болт что-то поджёг, его надо всё-таки воткнуть в бревно. А лежащая на втоптанной земле горящая палочка особого вреда не причинит. Огонь — не грипп, воздушно-капельным не передаётся.
А вот что меня серьёзно начинало беспокоить — это вонища от трупов и зуд в плече, пробитом болтом. Причём я даже не знаю, что меня беспокоило больше… Пришлось просить доброго человека — Мелкого, то есть — поглядеть, что там с моим организмом.
— Всё норм! — успокоил меня гопник. — Могло воспалиться, но не воспалилось. «Лечилка» отфурычила. А так бы ты просто сдох от гангрены!
Сам Мелкий своё ночное ранение переживал стоически. Хотя видно было, что ходить ему до сих пор тяжело. Болт вонзился под коленную чашечку — очень неудачно. И вытащить его стоило таких воплей и боли, что никто бы не захотел оказаться на месте Мелкого.