Но устала так, что мысли путались. Даже представить не могла, что это будет так утомительно.
— Не открывай сразу глаза, — продолжил голосок.
— Почему? — спросила, сохраняя блаженную неподвижность.
— Пусть адаптируются.
— Что? — не поняла я.
— Пусть привыкнут видеть всё в обычном размере. Это первый раз так, потом будет легче.
— Потом? — я села на топчане и открыла глаза. Всё нормально было с глазами, немного слезились, как после быстрой скачки, но я их потёрла кулаками и вообще всё стало замечательно – вокруг белые стены, зеркало, ванна.
— Да, Ольга. Мне нужен аssistant, ты подходишь идеально.
— Конечно! — сказала я наиграно радостно, испытывая чувства мыши, загнанной в мышеловку. Наконец, этот кто-то из моей головы расскажет, кто он и зачем я здесь. — А ты кто вообще? Где мы находимся? Это нормально, когда я слышу голоса?
— Я? — писклявый монотонный голос замолк на мгновенье. – Я Вселенная. А находимся в центре Здания Мира, в центре Вселенной. И этот центр легко перемещается между мирами, — интонации всё повышались и всё больше кого-то мне напоминали. — Иногда нужна такая помощь, для которой хорошо бы иметь ловкие пальцы на очень ловких руках, а к ним в придачу — мощную интуицию. Я могу дотянуться до тех, кому нужна помощь, но у меня нет рук, а если бы были, то они были слишком большими. Поэтому мне нужен помощник. Ты идеально подходишь. А голоса в голове… Вообще-то, нет, это ненормально, но у нас особый случай. Ты же мой ассистент. Так что всё в порядке.
В голосе, в интонациях слышалось человеческое, и напоминало оно мне... меня.
И это не было проблемой. Проблема была в другом — мне не хотелось быть никаким ассистентом. Или помощником.
Потому что мне не нравилось, когда за меня выбирали. Даже когда родители, объясняя это заботой о моей подпорченной репутации, нашли мне подходящего жениха и заключили помолвку, я не согласилась. Более того, я взбунтовалась. Увалень Коростышевский — и мой жених? Да ни за что на свете! Я из-за этого из дому сбежала.
А тут мне предлагают смотреть на то, как в людей вгоняют иголки, и собирать сломанные костяные пластинки?
Я была возмущена насилием над моими желаниями и волей, готова была спорить и драться, кричать и возмущаться. Вскочила на ноги и охнула — ту, в которую я выстрелила из игольчатого пистолета, продёрнуло болью.
— Ольга! Не наступай пока на ногу! — взвыл голосок в голове.
Я с тяжёлым вздохом присела на краешек высокого белого постамента, названного кушеткой.
Возмущение моё питалось скорее беспомощностью, чем злостью. Что я могу? Магия меня не слушается, дома у меня нет — родители не примут, а к Игорю вернуться... Нет, не смогу. Обида, огромная, как небо, как море, душила, перехватывая дыхание. Смогу ли я его простить? Понять — да, но вот простить...
И вот теперь меня загнали в угол (или это я сама себя?..), обстоятельства против меня, моим мнением не интересуются, а прямо объявляют, что я хороший помощник и идеально подхожу.
А я хочу? Почему меня никто никогда не спрашивает?!
Я закрыла лицо руками. Так хочется плакать, а слёз нет.
Но, с другой стороны... Чего я хочу? Что я умею? Где меня ждут? А без дела я не смогу.
Ассистент, помощник… Центр мироздания, Вселенная. Помощь тем, кому нужна.
Я горько рассмеялась. Уходя из дома, отказываясь навечно от своей семьи, я шла помогать, шла спасать Игоря – от того дурного, что было в нём. Не спасла. Да он и не просил. Но ведь есть те, кто просит?
— Есть, Ольга. И много, — шепнул тихий голос.
Может, это Милосердные боги подсказывают мне путь?
И я сдалась.
— А эта туника снимается? Или я так и буду всю жизнь наблюдать, как поживают мои внутренности?
В зеркале всё ещё отражалось мерное зеленоватое мерцание в области сердца. Это нервировало.
— Конечно. Пожелай, и я сниму её с тебя. Можно желать мысленно.
— Хочу снять тунику, — быстро проговорила я. Какой-то миг, и белые латы сверкнули, и в зеркале я больше не видела ни своих костей, ни биения сердца. Выдохнула облегчённо.
— Хорошо. Тогда ещё вопрос. Где ты находишься? Покажись.
— Я везде. Ты во мне. Я вокруг тебя.
Я представила себя маленькой рыбкой в животе у большой рыбины и передёрнула плечами.
— Не совсем так. Ты живая, я — нет. Ты на станции, в моём воплощении, ты мой житель, но при этом я в тебе тоже, иначе ты не слышала бы меня.
Я потёрла ногу в том месте, где только что ровняла кость, прикрыла глаза. Не понимаю. Дом? Дом, который может мыслить?
— А туника? — я потрогала себя за плечо, где блеснули, исчезая, белые латы.
— Tunica — это...
И дальше пошла какая-то тарабарщина из знакомых слов, но в таком сочетании, что понять было невозможно. Брови мои взлетели вверх, да так и застыли.
— Допустим, — остановила я непонятную болтовню. — Зачем она?
— Она помогает мне сделать из тебя идеального ассистента.
— Ещё более идеального?
— Когда ты в Tunica, мы абсолютно едины, я могу двигать руками, они и твои тоже, конечно, но и немного мои, мне легче воспринимать твои мысли и интуицию и, значит, легче воплощать твои желания и мысли.
И в глазах замелькали картинки, поясняющие, показывающие всё то, о чём говорил голос. А потом я прикрыла веки, пытаясь отключиться от этих чудных и жутковатых картинок, чтобы обдумать услышанное.
— Значит, тот, кто говорит у меня в голове, это ты? И ты... — спросила, наконец, уловив мысль.
— Я. Я Вселенная. Большая Вселенная, в которой живут такие существа, как ты. Помнишь, как ты складывала костяные пластинки?
— Да.
— Если бы ты делала это пальцами, то у тебя ничего не получилось. Верно?
— Да.
— И у тебя в руках появились инструменты, которые сделали возможным твою помощь. Так?
— Так.
— Вот и у меня так же: ты подобна инструментам, которые делают возможным то, что ранее было невозможно. Вы, люди, очень маленькие, а я слишком большая. Но я от вас завишу, как, например, большой лес от муравьёв.
Я долго молчала, переваривая услышанное. В общем-то, всё было понятно, но... Чувствовать себя инструментом было