Читать интересную книгу Лес - Светлана Тюльбашева

Волк был еще волчонком и лежал в кустах один, совсем маленький, голодный, еле дышал. Гриша его подобрал и принес домой. Волк даже не пытался кусаться, просто положил голову на плечо мальчику и заснул. Дома Гриша накормил его молоком, положил к себе на кровать и укрыл одеялом, а потом пришла бабушка, увидела волка и сказала, что никаких блохастых тварей в ее доме не будет, он что, обалдел, и вообще, не хватало еще, чтобы за волчонком явилась его большая волчья семья. Гриша ответил, что подобрал его далеко, никто за ним не придет, а бабушка сказала, что волки чувствуют запахи на два-три километра вокруг и, если захотят, найдут в момент. Гриша восхитился и сказал, что тогда волка точно надо оставить, он вырастет и будет помогать им охотиться.

— Когда он вырастет, — сказала бабушка, — он скорее нас сожрет, чем будет помогать нам охотиться. Это дикое животное. Оно не поддается дрессировке.

— Он нас не сожрет, — ответил Гриша, — он добрый и не кусается.

— Это он пока не кусается, — мрачно сказала бабушка, — зато уже воняет, простыни твои описал, стирать будешь сам. Я запахи псины и ссанины в доме терпеть не буду, и так дышать нечем. — И посмотрела на тетю, которая заканчивала выливать на себя флакон духов, выменянный в деревне на кусок кабанятины. Тетя сделала вид, что ничего не слышала. — Отнеси щенка туда, где подобрал, быстро.

Гриша понял, что спорить бесполезно, и унес волчонка, но не туда, где подобрал, а в старый заброшенный сарай, которым они не пользовались, и сделал там лежанку из опилок. В чем-то бабушка была права: окрепнув, волк и правда начал кусаться. Но мальчик видел, что он это не со зла, просто играет.

Он прятал его от бабушки в сарае целый месяц, сначала о нем знал только Гриша, затем узнала мама, потом тетя, отец, дядя, и в конце все уже знали, кроме бабушки, и тайно ходили в сарай, чтобы поиграть с волчонком и покормить его ломтиками мяса. А потом бабушка заподозрила, что происходит что-то странное, проследила за тетей и узнала, что в сарае живет щенок, но он уже был членом семьи, и бабушка не смогла всех переспорить и убедить, что от него нужно избавиться, плюнула и сказала, что волк может остаться, но если она увидит, что он на кого-нибудь рычит или хотя бы думает о том, чтобы на кого-нибудь зарычать, то пристрелит к чертовой матери в тот же день.

— А сейчас бабушка волка любит? — спросила Анка.

— Мне кажется, да, — сказал Гриша. — Хотя она не признается, ругается на него постоянно, обзывает блоховозом. И он ее тоже любит. Даже не рычит, когда она его гладит. Мне кажется, ему нравится, когда она его трогает. А на меня он всегда рычит, если я пытаюсь его обнять. И еще он ее слушается, даже без команд понимает. Меня он никогда не слушается, остальных иногда, а бабушку всегда. Ему, кажется, в голову не приходит, что можно ее ослушаться, он сразу делает, что она говорит.

— Знает, что у нее есть ружье, — хихикнула Анка.

— Наверное, — сказал Гриша. — А еще она его охотиться научила. Сказала, что мы его не прокормим, самим есть нечего, и он должен сам себе еду добывать. По лесу с ним бегала, показывала, как ловить зверушек всяких. Так что он сам умеет еду находить, но мы тоже его иногда кормим, особенно зимой.

Автобус со свистом закрыл двери, покачнулся и поехал дальше.

5

Лика спала на кровати, заняв ее почти целиком, я свисала одним плечом с края.

— Эй. — Я потрясла ее за плечо.

Она не просыпалась.

Было уже светло, я увидела комнату, в которой мы спали. Не больше восьми метров, к стене придвинута кровать с ватным матрасом без простыни. Коричневый лакированный шкаф с проплешинами краски. На ручке елочная игрушка, подвешенная за нитку, — стеклянный заяц с отбитым ухом. Рядом со шкафом ватная куртка, швабра и еще какой-то хлам.

Я посмотрела в окно: в него заглядывало дерево с уже потемневшей зеленой листвой — скоро осень, или она уже наступила, какое сегодня число, вспомнить бы, — в углу паутина, на ней небольшой серый паук. Больше с кровати ничего не было видно.

В голове вата. Я тупо уставилась на ноги с дырявыми грязными носками. Надо постирать их. Впрочем, они выглядели так, будто их нужно не стирать, а сжечь. И джинсы не лучше. Хорошо бы сжечь всю одежду и найти новую.

На кухне звякнула посуда. Этот звук был такой домашний, что я подумала, если выйти на кухню, там будет моя бабушка.

Я встала, половицы скрипнули. На кухне стало тихо. За дверью была еще одна маленькая грязная комната, с печью и столом, там на кровати спал Олег, от него несло перегаром. Дальше кухня. Я открыла дверь и вышла на кухню. Мальчик, стоявший на табуретке у плиты, замер при моем появлении и испуганно посмотрел на меня. Он был совсем маленький, но настолько похожий на Олега, что было сразу понятно: сын.

— Привет, — сказала я хриплым голосом.

— Здрасте.

— Я Вика.

Мальчик молчал.

— Тебя как зовут?

— Саня.

— Саня, здорово. Рада познакомиться.

Мальчик не двигался с места и не отрываясь смотрел на меня. Никогда не умела общаться с детьми, проснулась бы Лика — быстро нашла бы с ним общий язык.

— Нас твой папа вчера нашел в лесу. Он нам, можно сказать, жизнь спас. Даже без «можно сказать», просто спас. Привез нас к вам домой. Мы недолго у вас пробудем, сегодня твой папа отвезет нас в город.

Мальчик молчал.

— Слушай, а есть что-нибудь попить? Чай, может? Вода? И еда если есть, совсем здорово будет.

— Есть яйца, — наконец заговорил мальчик. — Я хотел сделать яичницу.

— Яичницу? Вот здорово! Давай я тебе помогу.

По крыше крыльца замолотили капли. Опять дождь. Мальчик достал банку с маслом и налил на сковородку. Затем открыл холодильник, взял три яйца и ловко разбил их в сковородку. Помощь ему, похоже, была не нужна. Я взяла из кухонного шкафчика чашку и налила в нее воду из чайника. Постепенно становилось лучше, мысли приходили в порядок. Мальчик стоял рядом со сковородкой и не шевелился. Я села на стул рядом со столом.

— Представляешь, мы заблудились в лесу. Месяц почти ходили по лесу, не могли выбраться. Уже думала, не выберемся, нас чудом твой папа спас. Так что ты один в лес не ходи, заблудиться можно легко, а выйти из леса сложно.

Дождь за окном усиливался, темная кухня стала еще темнее. Мальчик подошел к стене, залез на стул и щелкнул выключателем, на потолке загорелась тусклая лампочка. Я достала бутылки из-под стола и сложила их в какой-то пакет, надеюсь, мусорный. Протерла стол грязной тряпкой. Вышла в прихожую и открыла дверь.

Деревня была такой маленькой, что вся просматривалась с крыльца, несмотря на дождь. Семь или восемь серых одноэтажных деревянных домов в два ряда. Желтая сельская дорога с пузырящимися от ударов капель лужами. Лес вокруг. Крыльцо нашего дома прогнило, одна из досок провалилась внутрь и торчала краем наружу. Я постояла на крыльце и вернулась на прокуренную кухню.

Мальчик уже дожарил яичницу и поставил сковородку на стол, подложив под нее какую-то деревяшку. На сковородку он положил две вилки.

— Тарелки доставать не будем?

— Мыть же потом, —