Читать интересную книгу Американское сало - О. Воля

И вспомнив Василька, Дружинин испуганно вздрогнул и открыл глаза.

– Нет, если с Васькой что случится, я не переживу, – уже вслух сказал Евгений Васильевич.

– Что? Это вы мне? – встрепенулась дремавшая по соседству старушка. – Это вы мне, молодой человек?

– Нет, не вам, – ответил Дружинин, – извините, это я во сне, дремлите дальше.

Изматывающей нервы тягучей пыткой тянулось время.

Дружинин не спал, когда увидал медленно спускавшегося по лестнице Вовку Сипитого. Правая и левая руки его были перебинтованы под локтевыми суставами.

– Что? С обеих рук, что ли, качали? – спросил Дружинин.

– Ай, ну их, – поморщившись, отмахнулся Сипитый и устало плюхнулся на диван, так, что дремавшая рядом старуха, подпрыгнув, сразу проснулась и принялась недобро таращиться на друзей.

– Рассказывай, не томи, – ткнув Сипитого в бок, сказал Дружинин.

– Чего рассказывать? – хмыкнул Сипитый. – Галку я не видел, у меня с одной руки триста граммов отсосали и потом еще двести с другой, вот и вся процедура.

– А что Галка? – спросил Дружинин.

– А Галку я и не видал, – ответил Сипитый, – мне сказали, чтоб я пообедал и красного вина обязательно выпил для восстановления кровяных телец.

– Будет тебе вино, – угрюмо хмыкнул Дружинин, – лишь бы Галочка живой осталась.

Все та же толстая некрасивая и с усиками завотделением выгнала их из больницы.

– Операция прошла, пострадавшая потеряла много крови.

– А сколько ждать? – нетерпеливо прикрикнул на врачиху Дружинин. – Она уже почти месяц у вас лежит, и никто ничего толком сказать не может!

– Не кричите тут, а не то я милицию позову, – пригрозила врачиха.

В общем, отправились с Сипитым пить красное вино.

А что еще оставалось делать?

Глава четырнадцатая

Сентябрь 2004 г.

Лiкування венеричних захворювань гонорея i сифiлiс з дотриманням всiєп конфiденцiйностi. Приватна клiнiка «iнтим».[40]

– В Ивано-Франковске на премьер-министра, кандидата в президенты В. Янушевича совершено нападение, – сообщает агентство «Регнум».

– Васенька, любимый мой, вставай, – нежно ворковала Анжелка, поглаживая своей узенькой ладошкой по груди милого дружка, – вставай, нас ждут великие дела.

– Ты меня, как Сен-Симона его слуга поднимал, такими же словами будишь, – не размыкая век, улыбнулся Василий.

– С той разницей, милый, что Сен-Симон заставил своего лакея говорить ему по утрам такую установку на подвиги, а я сама верю, что у нас с тобой все-все будет хорошо, – сказала Анжелка и нежно поцеловала Василия.

Ветерок из не закрытой со вчерашнего вечера балконной двери тихо колыхал легкие белые занавески. От близкой воды Днепра веяло свежестью и каким-то ожиданием счастья, какое бывает только в молодости. А они оба были молоды и влюблены. Василий и Анжелика.

– Который час? – приподнимаясь на локте, спросил Василий.

– Уже десять, – ответила Анжелка, – мать звонила. Она сейчас заехать хочет. Так что придется тебе отступать к себе.

У Васи Дружинина была своя съемная квартира в Соломенском районе Киева, но Анжелка никогда и ни за что не желала там оставаться на ночь.

– Мама не хочет и не разрешает, чтобы я ночевала не дома, – объясняла Анжелка, – ты же ее знаешь, она сто раз за вечер позвонит, проконтролирует.

У самой Анжелки была превосходная, сто метров квадратных квартирка-студио в пентхаусе на Крещатике, которую мать подарила ей на восемнадцатилетие, а заодно и по случаю поступления Анжелки в Киевский университет.

– Васенька, Васюта, – умоляюще проканючила Анжелка, – мама через час заявится, так что собирайся, милый…

Вася знал, что мать Анжелки – знаменитая политическая тигрица и бизнесвумэн Юлия Тимоченко, мягко говоря, не одобряла сердечного выбора своей дочери. И поэтому уязвленный Василий тоже отвечал своей условной теще холодным сдержанным английским презрением.

– Но кофе-то мы успеем попить? – ловя подругу за руку и привлекая ее к себе, поинтересовался Василий. – Нам еще с тобой, не забудь, на съемки клипа «Моря Эльзи» в студию к четырем, не забыла?

– А что я надену? – выдергивая руку и этаким лукавым чертенком завертевшись по комнате, спросила Анжела. – Дубовицкий обещал меня на подтанцовке в клипе снять, я пачки и туфли балетные возьму? А? – Анжела сделала плие, встала в пятую позицию и, ручками сделав порт де бра, ласковым влюбленным взором взглянула на любимого.

– Анжелка, никаких флиртов с Дубовицким, я ревную, – Вася изобразил шутливый приступ ревности, – убью обоих и потом сам руки на себя наложу.

– Дурашка, – сказала Анжелка, – я тебя ни на каких Дубовицких никогда не променяю.

И вдруг, спохватившись, что время неумолимо убегает, Анжелка принялась тормошить его:

– Васютка, Васенька, мать рассердится, ты меня просто подставляешь, давай-давай, милый, дуй в ванную, а я кофе сейчас сварю.

В больших зеркалах Анжелкиной ванной Вася долго изучал свое лицо – небритость под латинского мачо и позавчерашний засохший уже струп от прыщика на крыле греческого носа.

– А ты и правда меня бы убил, если бы увидел с кем-нибудь? – спросила Анжелка, тихо подкравшись сзади и нежно обняв милого своими тонкими, по-балетному гибкими ручками. – Правда убил бы, а?

– Я тебя люблю, Анжелка, больше всего на свете люблю, – тихо и очень серьезно сказал Василий. Они глядели друг другу в глаза через отражение в ванном зеркале.

– Я тебя люблю, Анжелка моя, а у нас, у Дружининых, это фамильное, отец вон, кроме мамы моей, никого не любил и никого уже не полюбит.

– И я тебя люблю, – тихо сказала Анжелка, встав на цыпочки и поцеловав Васю.

С грозной мамой Юлией Вася столкнулся внизу в вестибюле, когда выходил из лифта.

Машинально сказал ей «здрасьте» и поспешил прошмыгнуть мимо двух рослых – ну, прям-таки из фильма «Люди в черном» – охранников мадам Тимоченко.

– Ты все с этим москаленком таскаешься? – с порога, ни здрасьте, ни до свиданья, начала прессовать маман.

– А что? – изобразив на лице невинное недоумение, вскрикнула Анжела.

– Я этого твоего кота Ваську возле лифта внизу повстречала, – строго глядя на дочь, сказала Тимоченко, – он от тебя, как какой– нибудь поручик Ржевский из борделя утром с похмелья, выкатывается, меня перегаром обдал, мне дурно стало.

– Мама, он не пил. – Анжелка принялась продолжать свои экзерсисы: все эти плие, батманы, порт-де-бра и фуэте.

– Ты мне еще поогрызайся! – повысила голос мать.

– Ну, чем я тебе не угодила? – спросила дочь, продолжая между тем выбрасывать вбок и вверх длинную ногу в вязаных гольфах.

– Я тебе повторяю, – с усталой настойчивостью методичного молота повторила Юлия Тимоченко, – брось этого своего Ваську.

– Ваську? – послушно спросила донька.

– Я тебе сейчас реально по морде надаю, ты меня выведешь! – уже не на шутку разозлившись, вскипела мать. – Я тебе всю твою рожу изобью и в деревню Хуторочки к бабке Прасковье на лето отправлю, увидишь у меня Лазурный берег и Кот-д-Азюр с Монако и Малибу!

Анжела вжала голову в плечи.

– Я не шучу, я тебе на полном серьезе заявляю, – громко, даже слишком громко сказала мать, – оставь Ваську Дружинина, меня он по-ли-ти-чес-ки не устраивает, понятно?

– Что значит по-ли-ти-чес-ки? – пожала плечами Анжела. – Я не понимаю, мама!

– Что тут непонятного! – всплеснув руками, Юлия Тимоченко воздела очи к высокому потолку студии, как если бы это были голубые небеса Испании, а сама она – святой Бригиттой или кающейся Клементиной Тобосской. – Мне не нужен зять-москаль, мне с Россией никаких родственных связей не надо. Меня там, кроме уголовного суда, ничего хорошего не ждет. Ты что? Хочешь, чтобы нас с тобой потом разлучили? Ты этого хочешь? – в глазах мадам Юлии появились неожиданные слезы.

– Мама, я не хочу, – бросаясь к матери и обнимая ее, тихо сказала Анжела, – я не хочу, чтобы разлучали.

– Вот, – уже не скрывая слез, всхлипывая, заговорила Тимоченко, – если бы ты вышла замуж за американца, да если бы сразу там родила, то у меня появилась бы лишняя юридическая спасительная зацепочка, у меня ведь здесь, ты даже не знаешь, сколько у меня здесь врагов, и каждый так и хочет, так и норовит меня засадить в тюрьму.

– А что? Разве есть за что? – испуганно спросила Анжела.

– Ты еще глупенькая у меня, – поглаживая Анжелу по спине, сказала Юлия, – у меня миллион врагов здесь, а в Москве и в России у меня три миллиона врагов, так зачем же ты меня подставляешь, донечка?

– Я тебя подставляю? – испуганно изумилась Анжела.

– Подставляешь, – кивнула мать, – если будешь и дальше крутить любовь с москаленком, то ты меня и подставляешь, и лишаешь меня резервного «шелтер».

– Чего? – переспросила Анжела.

– Глупая ты, – не удержалась Юлия, – если я здесь не усижу, если провалюсь с выборами, если иммунитета не будет, то меня засадят. В тюрьму засадят, ты это понимаешь?