Читать интересную книгу Американское сало - О. Воля

– Ну! Это ничего не доказывает! Я читал, что наши ученые доказали, что в Древней Руси существовало два несхожих между собой языка – «мертвый» официальный и «живой» народный, он же украинский, изначально дискриминировавшийся писарями, летописцами, «стеснявшимися» писать на родном языке, – не унимался Левинец.

– Ваши ученые насочиняют чего угодно! Но эта теория не вызывает у ученых ничего, кроме смеха. Создатели «русской письменности» Кирилл и Мефодий руководствовались миссионерскими целями, и, естественно, их переводы Евангелия на славянский язык, который сейчас называется церковно-славянским, делали только ради одного – этот язык должен был быть понятен тем, кому эти переводы и предназначались, то есть простому народу. Писать на «официальном и мертвом языке» было бы просто бессмысленно! Надо же ведь додуматься: «Слово о полку Игореве» написано официальным, ненародным языком, особенно, наверное, официален там плач Ярославны…

Левинец замолчал, но вопреки ожиданиям Дружинина никто не посмеялся над тем, как он посадил в лужу опростоволосившегося политолога. Настроение людей в комнате поменялось. Если в начале разговора Дружинин был серьезен, а донецкие хихикали, то сейчас веселился Дружинин, а донецкие нахмурили брови.

– Когда Западная Украина отошла Польше, – продолжал Дружинин, – то началась полонизация русского языка. Паны говорили по-польски и, естественно, не хотели опускаться до народного холопьего наречия. Пришлось холопам учить польский. Отсюда народный русский язык нахватал несметное множество полонизмов. Все эти: рада, фарби, дах, куля, випадок, чекати, недiля, посада, парасолька, кава, цукерка, папiр и т. д. – польские слова.

– Он еще будет нас языку учить… – уже еле слышно, но все же зло прошипел Левинец.

– Если уж украинцы так борются за свой народный язык, – словно не заметив шипения Левинца, продолжил Дружинин, – то почему они не борются за язык древний, который был еще не подвержен польскому влиянию? Почему они так отстаивают язык польских панов и эксплуататоров? Если уж кто забыл настоящую ридну мову, так именно западенцы. Многие ученые утверждают, что «Слово о полку Игореве» было написано галичанином. Так вот и возвращайтесь к языку «Слова…», преподавайте его в школах! Нет, упрямо ведь насыщают свой язык польскими словечками, лишь бы не русскими!

Донецкие напряженно молчали.

Дружинин вытащил из черной папки несколько листов с заголовком «Проект «Параллельный референдум». Эти листы ему вручили Повлонский и Гельбах.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Дружинин. – Вот вам концепция, решайте сами.

Клюквин взял листы, протянутые Дружининым, пошуршал и начал читать вслух:

– Так-с… «Обоснование искусственности украинского языка»… – невнятно бубнил Клюквин скороговоркой. – Еще профессор Тимошенко, в 1918 году участвовавший в создании в Киеве Украинской академии наук, писал, что по Статуту академии научные труды должны были печататься на украинском языке. Но на этом языке не существует ни науки, ни научной терминологии. Чтобы помочь делу, при академии была образована терминологическая комиссия и были выписаны из Галиции «специалисты украинского языка», которые и занялись изготовлением научной терминологии. Брались термины из любого языка, кроме родственного русского, имевшего значительную научную литературу. Таким образом, «украинский язык» был изначально искусственным типа эсперанто, а не «забытым древним». Именно этому искусственному языку весь двадцатый век уже и обучали несчастных «украинцев» начиная с первого класса во всех школах. Впрочем, и это обучение мало что дало. Если сегодня выйти на майдан Незалежности, в украинскую деревню даже на западенщине и спросить «украинцев», что на их родном языке означают те или иные обычные слова из «украинского словаря», – они не ответят! Такие эксперименты неоднократно проводились, есть документальные фильмы. Не знают настоящие украинцы того языка, который им навязывают в качестве украинского. Он и есть язык польских оккупантов! Но для западенцев главное – чтобы не по-русски!

– И куда это все предлагается засунуть? В листовки? – спросил Левинец?

– Обожди, тут дальше еще интересней! – перебил его Клюквин. – В статье украинского филолога Панфилова «Украинская терминология должна иметь собственное лицо» выражается негодование по поводу того, что многие украинские электротехнические термины совпадают с русскими: виток, гайка, генератор, катушка, коммутатор, реостат, статор, штепсель… Вместо этих «москальских» терминов он требует принять такие истинно украинские: звiй, мутра, витворець, цiвка, перелучнык, опiрниця, стояк, притичка… Что это за слова, откуда они взялись? Все очень просто: открываем польский словарь и читаем: zwoj, mutra, wytwornica, cewka, przelacznik, opornik, stojan, wtyczka. Вот вам и «совершенствование технической терминологии»: ее «собственное лицо» имеет давно знакомые польские черты! Опять выступают тут за язык польских оккупантов!

Клюквин отложил листы и задумался.

– Что-то в этом есть…

Янушевич тоже поддержал друга:

– Да мне всегда эта западенская мура не нравилась…

Левинец понял, что может случиться непоправимое, Дружинина могут начать слушать всерьез:

– А чем русское влияние на язык лучше польского? Вы тоже искажали наш народный язык своим влиянием! – воскликнул он.

– Неправда, – парировал Дружинин, – российская правящая элита относилась к малороссийскому языку и произведениям на этом языке с благожелательностью, как к интересному культурному явлению. В начале девятнадцатого века уже выходили сборники старинных малороссийских песен, учебники, первая «Грамматика малороссийского наречия». Поэт Кулиш выступил с идеей публикации официальных документов на малоросском языке. Он получил разрешение на перевод Манифеста об освобождении крестьян, однако получившийся текст оказался убог и непонятен даже для малороссов из-за отсутствия в деревенском наречии политической терминологии. Кулишу пришлось брать ее из польского, а народ ее не понял. С шестидесятых годов был практически решен вопрос о введении в народных школах Малороссии преподавания на местном наречии.

– Да не бреши ты! Известны царские указы о запрете малоросского наречия! – не унимался Левинец.

– Тут другое дело, давайте разбираться, – спокойно и с достоинством возражал Дружинин. – Во время начавшегося польского восстания повстанцы делали ставку на малороссийский сепаратизм и подключали к распространению подрывных брошюр и прокламаций на простонародном наречии. По инициативе министра внутренних дел Валуева была временно ограничена печать на малороссийском языке книг духовного содержания и школьных учебников. Валуев ссылался на неприятие подобной литературы большинством малороссиян, что «весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может и что наречие их, употребляемое простонародьем, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием на него Польши; что общерусский язык так же понятен для малороссов, как и для великороссиян, и даже гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для них некоторыми малороссиянами и в особенности поляками так называемый «украинский язык». Кто хочет доказать противное, того большинство самих малороссов упрекает в сепаратистских замыслах, враждебных России и гибельных для Малой России. Это ограничение свободы печати на украинском языке отпало уже на следующий год! Однако до сих пор Валуев считается у украинских националистов «душителем свобод» и «попирателем украинского языка и культуры».

Левинец больше не возражал, он просто побагровел и набычился. Но Дружинин понял, что обращаться надо только к Янушевичу. Кажется, его немного задело то, что он полчаса доказывает. Дружинин набрал в грудь побольше воздуха и обратился прямо к кандидату в президенты:

– Виктор Федорович! Что же делается? Остановите это! Сейчас происходит полный беспредел. Если в 1990 году, перед крушением Союза, в Киеве больше половины школ вели обучение на русском языке, то уже в 1997 году русскими были лишь пять процентов школ. Детских садов для русскоязычных детей не осталось ни одного! И это в Киеве, на улицах которого не услышишь украинскую речь! То есть «требованиями народа» объяснить такое закрытие школ невозможно!

Левинец решил не сдаваться и продолжил тактику прерывания Дружинина на самом интересном месте.

– Люди забыли родной язык, поэтому сейчас правительство делает все, чтобы наверстать упущенное, отсюда и перегибы.

– Это нелепица! – резко оборвал его Дружинин. – Родной язык забыть нельзя. Если язык не употребляется, то он не родной, а чужой, искусственно созданный и искусственно навязываемый. А главное – зачем его навязывать? Существует несколько языков в мире, на которых наличествует вся мировая научная и художественная литература. Зная английский, немецкий, французский, испанский, русский человек приобщается ко всей мировой культуре. Язык – это пропуск. Украинский язык оказывается не пропуском, а замком, который закрывает нынешнее поколение детей в украинском гетто, маргинализирует украинцев. Перевести всю мировую культуру на украинский – невозможно, не хватит сил и переводчиков, государство с небольшим населением не может себе это позволить, тем более государство бедное.