Линия квадратиков и прямоугольников наглядно подтверждала новую версию: Петренко убит не Вершиковой, а кем-то другим. Может быть, самим Золотовым. Впервые так определенно сформулировалось подозрение, неоднократно мелькавшее в сознании. Но подозрение, даже обоснованное, не значит ровным счетом ничего, если его не подтвердить доказательствами. Чтобы разобраться во всех неувязках и противоречиях этого дела, необходимо проникнуть во внутренний мир Валерия Золотова, будто через увеличительное стекло заглянуть ему в душу.
Я знал, что ничего хорошего там не увижу, предстояла грязная, неприятная работа, и если бы можно было ее избежать, я бы с удовольствием это сделал.
Золотов
— Штука в том, что понимать под словом «любовь», — он картинно взмахнул рукой. — Если определить содержание термина, все сразу станет на свои места и никаких вопросов не возникнет.
— Это уже пытались сделать и классики художественной литературы, и отпетые циники. Вы же не надеетесь дать какое-то качественно новое объяснение?
— Представьте, надеюсь. И очень простое. Вы, конечно, считаете меня циником и ожидаете услышать нечто непотребное. Напрасно. Я не собираюсь затрагивать физиологическую сторону, нет, будем рассуждать с позиций обычной человеческой психологии. — Золотов сел посвободнее и даже положил руку на край стола. — Есть люди замкнутые, есть общительные, одни быстро сходятся с окружающими, другие — нет. Стеснительные мужчины не уверены в себе, оттого держатся скованно, боятся даже спросить что-нибудь у незнакомки, не то что заговорить или в кино позвать. Им нравятся красивые, стройные, веселые и независимые женщины, но они их панически боятся и не рассматривают как реальную для себя пару.
Но вот попадется такому какая-то замухрышка — случайно, то ли работали вместе, или ехали куда-то в одном купе... Познакомились, гулять стали. Это уже синица в руках, реальная спутница! И вот наш скромник жизни без нее не представляет! В любви объяснился, замуж зовет! Пошла — верный муж. Не пошла — драма, неудачная любовь. Может даже утопиться! — Золотов чуть заметно улыбнулся. — Вижу ваше разочарование. Действительно, до сих пор я не сказал ничего нового и открытия не совершил. Но не торопитесь с выводами. Давайте препарировать дальше тончайшую трепетную материю чувства. Итак, с робкими все ясно, но парадоксальный факт — то же самое, хотя и в несколько другой форме, мы наблюдаем и у вполне нормальных, развитых, смелых людей!
Да, да, да! Смотрите: он и она. Познакомились. Первый поцелуй. Признание в любви. Близкие отношения. Все хорошо, все нормально. Но вдруг разрыв — и для нашего героя он оборачивается трагедией! Помилуйте, почему? Ты же мужественный парень, с сильным характером, уверенный в своих силах, достаточно контактный, хорош собой! А вокруг столько женщин и девушек — брюнеток, блондинок, худых и полных, темпераментных и холодных! Среди них так легко найти замену отвергнувшей подруге. Они не хуже ее, многие даже лучше!
А он отвечает: «Я ее люблю, других мне не надо!» Что же такое любовь? Вонзаем грубый скальпель исследователя еще глубже, в святая святых...
И что окажется? Влюбленный находится в плену иллюзий! Коль он объяснился своей избраннице, стал близок ей, так сказать, раскрылся, то этим связал себя по рукам и ногам. И теперь его помыслы только о той, с которой достигнуто единство душ.
Искать замену для него оказывается труднее: надо начинать все сначала, заново устанавливать контакт, вновь открывать душу. Человек натыкается на психологический барьер и, сам того не подозревая, приобретает комплекс, низводящий его до уровня того самого стыдливого неудачника! Как вам нравится такой подход к проблеме?
В голосе его чувствовалась скрытая гордость.
— По-вашему, любовь сродни комплексу неполноценности?
— Безусловно. Человек без предрассудков никогда не застрелится из-за несчастной любви! Да у него и не может такого быть, у него всегда любовь удачная — не с той, так с этой!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вот вы и свели все к физиологии.
— Вовсе нет! — Золотов вошел в азарт и говорил быстро и самозабвенно, как токующий глухарь. — Знаете поговорку: «Ни одна женщина, даже самая красивая, не может дать больше того, что у нее есть»? А есть у всех одно и то же. Нимб необыкновенности, исключительности, чистоты и бог знает чего еще каждый влюбленный остолоп сам навешивает на свой идеал. И идеалов этих получается ровно столько, сколько самих остолопов. Они совершенно непохожи друг на друга, и все — идеалы! Все — лучшие в мире, все — единственные! Это что, по-вашему, не ограниченность?
Вот и получается, что любовь — это привычка, этакое самоограничение, искусственное, а потому противоестественное!
Он сделал паузу.
— Но вернемся к нашим баранам. Простите за неудачный каламбур. Федор привязался к Зойке, и в этом была его беда. Когда она дала ему отставку, надо было найти другую — и дело с концом! Но ему проще идти протоптанной дорожкой. Переживал, конечно, здорово. Я когда на это посмотрел, сразу понял: девка, в которую он влюбится, сможет из него веревки вить.
— Поэтому вы и познакомили его с Вершиковой, на которую имели влияние?
Золотов поперхнулся и остро глянул на меня.
— Что вы хотите этим сказать? Во-первых, ни с кем я его не знакомил, во-вторых, с Вершиковой у меня нет никаких отношений... С чего вы взяли про влияние?
— Мне известно, что у вас были какие-то дела с Петренко. Расскажите о них подробнее.
— Дела? — вначале он удивился. — Ах да... Ну, «дела» это слишком громко сказано. Федор надумал наконец в училище поступать. Блеск шевронов, фуражка с «крабом» и прочая мишура. Ну хочет — его дело. А я обещал помочь немножко — программу достать, учебники, про конкурс там узнать или проходной балл... Успокаивал его, одним словом.
— А что хотели получить взамен?
Вопросы у меня сами собой получались короткие, напористые и злые. Обычно я не прибегаю к такой манере допроса. Видно, рассуждения Золотова, хотя и небезынтересные с точки зрения характеристики его личности, но довольно противные, вывели меня из обычного равновесия.
Он опять удивился.
— О чем вы просили Петренко? Даже уговаривали его?
— Ну, знаете, — Золотов изобразил полнейшее недоумение. — Своими догадками вы ставите меня в тупик.
Недоумение выглядело убедительно. Артист! Видно, сказываются долгие годы репетиций. Начал он тринадцать лет назад: позвонил в соседнюю школу, представился инструктором райкома комсомола и объявил, что надо собрать с учеников по тридцать копеек на защиту зеленых насаждений. Ему поверили, и деньги были собраны даже раньше намеченного срока. Это обстоятельство и погубило тщательно продуманную операцию: из школы позвонили в райком, и обман раскрылся. Когда в условленный день Золотов пришел за добычей, его ждала милиция.
Наверное, мои мысли как-то отразились на лице, потому что Золотов вдруг умолк и тут же широко и дружелюбно улыбнулся.
— Впрочем, что это я? Задача следователя и состоит в том, чтобы выдвигать догадки. У вас они называются версиями, правда?
— Догадка отличается от версии так же, как содержимое вашего бара от этикеток на бутылках.
Открытая улыбка исчезла в мгновение ока.
— А задача следователя — доказывать определенные явления, события, факты. Выдвижение версий — только способ достижения этой цели. Хотя, признаться, я не способен придумать ни одной версии, объясняющей все ваши фокусы.
Есть люди, которых невозможно смутить самыми очевидными, убийственными фактами, так же, как невозможно уложить на лопатки куклу-неваляшку. Золотов относился к их числу. Минутная растерянность прошла, и он вновь улыбался как ни в чем не бывало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Что делать — грешен! Но это не моя вина. Я сам — жертва экономических и психологических противоречий. Судите сами: люблю, чтобы все было красиво. Сигареты — фирменные, спиртное — из известных подвалов. Словом, определенный уровень. Но сталкиваешься с суровой действительностью: всего этого так просто не купишь, а на толкучке — дорого! Получаются своего рода «ножницы».