лысый, такой же низкорослый, как я, в тяжелых очках с массивной черной оправой.
– Добрый вечер, – поздоровался он, пожал мне руку и назвал «мистером Крамером». – Это первый ваш визит к психиатру?
– Да, – ответил я и огляделся. Кабинет голый, без всяких украшений. Ни картины на стене, ни рамки с фотографией на столе. Ничего. Мне вспомнилось, как подростком родители отправили меня к Норе Оппенгеймер, и я улыбнулся про себя. – По правде сказать, я не уверен, что мне действительно к вам нужно. Но сейчас я чувствую себя потерянным. Мне нравится всегда держать все под контролем, потому‐то я и решил прийти сюда и попытаться развязать узел, который завязался у меня внутри.
Я начал рассказывать ему свою историю. Рассказал о родителях, об общине, о Карми, о бегстве в Нью-Йорк, о работе. Чем дольше я говорил, тем отчетливее ощущал, насколько сложно пытаться объяснить все. Казалось невозможным дать рациональное объяснение целому ряду запутанных хаотичных случаев, чтобы потом дойти до истоков проблемы и решить ее раз и навсегда. Доктор Вагнер меня не перебивал, но и не просил продолжать; он предоставил мне решать, когда настанет его очередь говорить.
Когда я закончил, доктор Вагнер заговорил ровным голосом, не глядя мне в глаза. Он задал мне несколько вопросов, как мне показалось, совершенно не связанных с моей историей: какие лекарства я принимаю, употреблял ли я когда‐либо психотропные вещества. Я сказал, что страдаю бессонницей и уже больше года пью снотворное. Доктор Вагнер подробно расспросил меня, что за таблетки я принимаю и в какой дозировке.
Наконец он заговорил о том, что я ему рассказал.
– Вам пришлось пройти через тяжелые испытания, особенно учитывая, как вы молоды. Вам стоило бы чувствовать себя сильнее, ведь, несмотря на все трудности, вы добились больших результатов. Вы не должны больше позволять всем этим событиям влиять на вашу жизнь и превращать вас в жертву без шанса на улучшение. Теперь вам предстоит самому решить, пришло ли время начать все с чистого листа.
– Мне бы и хотелось, но как? Как я могу начать с чистого листа, если все еще чувствую такую связь с прошлым? Мне кажется, я пока не до конца разобрался с тем, что творилось в моей жизни до Нью-Йорка. Как я могу строить что‐то новое из этой точки?
– Вам надо обрести свою правду. Завести настоящие отношения с людьми. У вас не было ни гроша, и поэтому вам пришлось много работать, но теперь вам стоит обратить внимание и на другие сферы жизни. Это то, что можете сделать вы сам. В остальном положитесь на препараты. Вы слишком долго пытались решать свои проблемы самостоятельно и надеялись только на снотворное. Но бессонница – лишь одно из проявлений вашего психологического неблагополучия, которое, на мой взгляд, распространяется на многие другие стороны вашей жизни. Я пропишу вам антидепрессант, который поможет справиться с трудными моментами, сделает вас спокойнее и поможет снова спать без снотворного.
Он написал что‐то на листке бумаги и протянул мне его. В этом жесте он проявил больше естественности, чем за все время нашей беседы. У меня возникло ощущение, что его работа скорее не в том, чтобы обсуждать с пациентами их проблемы, а в том, чтобы подписывать и выдавать рецепты на лекарства. Складывая листок, я быстро посмотрел на него и запомнил название препарата.
Из кабинета доктора Вагнера я вышел после шести вечера. За это время начался проливной дождь. Я был без зонта, рецепт держал в руке. Отчасти случайно, а отчасти нарочно я позволил дождю безжалостно исколотить листок каплями – тот размок и превратился в ничто; чернильные пятна на пальцах – вот и все, что осталось от рецепта.
Октябрьский номер «Нейтив» пришел затянутым в прозрачную пластиковую пленку. На белой наклейке было напечатано мое имя и домашний адрес. Дожидаясь лифта, я сорвал обертку и окунулся в еще пахнущие свежей типографской краской страницы в поисках своего материала.
Он был на странице сорок шесть.
О чем на самом деле думали персонажи The Good Life Стивена Майзеля.
Дальше шли снимки из легендарной фотосессии Майзеля, которая так нравилась Вивиане. Но каждый персонаж был дополнен черным облачком, внутри которого витали мысли – непристойные, грустные, суицидальные, злые, ядовитые, отвратительные.
Персонажи Майзеля казались идеальными. Прически волосок к волоску. Все смотрят друг на друга с любовью. Одежда отутюжена. Но жизни у них были такие же поганые, как у всех, кого я знал. Жены, живущие с нелюбимыми мужьями; молодые люди, лишившиеся лучших друзей; дети, ненавидящие своих отцов; неверные женихи; женщины, больные раком; соперничающие друзья.
Всего только и сделав фломастером серию подписей, я выставил всех персонажей The Good Life голыми. Получилась резкая критическая работа, пропитанная болью. В глазах щипало, пришлось сморгнуть несколько раз, а когда снова смог нормально смотреть, оказалось, что лифт уже давно стоит и ждет меня, пора было домой.
Пока закипала вода для макарон, на электронную почту пришло письмо от Трейвона:
Эзра, поздравляю с публикацией!
К письму был приложен скан первой страницы моей публикации в «Нейтив». В копии стояла Вивиана.
Значит, Трейвон все‐таки хотел меня подставить. Теперь стало понятно, что он воспользовался возможностью сделать так, чтобы Вивиана меня уволила. Я десять минут пялился в экран, вообще не шевелясь, и ждал письма от Вивианы. Но никакого ответа не пришло. Еще десять минут. Ничего. От усталости я уснул за письменным столом и проснулся от подозрительного запаха гари. Я побежал в кухню и увидел, что вся вода выкипела, а кастрюля медленно плавится на огне.
Я понятия не имел, чего ждать на работе следующим утром. К моему огромному удивлению, Вивиана поздоровалась со мной как обычно. Трейвон поглядывал то на нее, то на меня. Вечером, придя домой, я обнаружил в почте семьдесят одно письмо от людей, которым понравилась моя работа. Восторженные отзывы, не более того. Но последнее, только что пришедшее письмо, было от редактора «Доуп». Он хотел как можно скорее выпить со мной кофе в Мидтауне.
Мы встретились на следующий день. Редактор оказался высоким ухоженным мужчиной с бритой головой, в костюме известного бренда, начищенных ботинках и очках в невероятно массивной красной оправе. Я с легкостью представил, как он выходит из черной машины с водителем и бодро шагает к небоскребу, где располагалась редакция «Доуп». Он сказал, что «всенепременно» хотел со мной познакомиться, потому что моя работа, опубликованная в «Нейтив», «просто божественна», но за те два часа, что мы просидели в кафе, не дал мне и слова вставить. Говорил только он – и не замолкал, пока я не достал из сумки портфолио и не показал ему. Тут он наконец на несколько секунд умолк, но сразу же заговорил снова и пригласил