После обеда еду осматривать Вангку. Направляюсь в ту сторону, откуда доносится бой барабана. Так вот оно что: здесь продолжается вчерашняя свадьба. Меня сердечно приветствуют, охотно вступают в разговор, предлагают бетель, от которого я, естественно, отказываюсь. Настаивают — это так приятно и так полезно! Говорю, что не хочется привыкать, потому что в моей стране сири нет. Неужели нет? Бедные, бедные поляки!
Вернувшись в миссию, беседую с ксендзом Осецким. Он сказал, что на его памяти здесь было одно жертвоприношение, которое состоялось года два назад в соседней деревне Кеджа. Его организовал некий богач, язычник, член довольно большой группы местных язычников. Однако власти не поддержали идею устраивать жертвоприношения, отчасти из экономических соображений, а отчасти оттого, что ошалевшая толпа убивает животных невероятно жестоким способом: их связывают и секут парангами.
Однако пора возвращаться в Джакарту. Перед отъездом вместе с миссионером посещаю местную школу. Какое здесь развернулось строительство! Видно не только то, что есть, но и то, что будет. Пока обучение идет в большом зале, разделенном бамбуковой перегородкой на три части, но уже есть спальня для мальчиков и столовая. Под остальные здания заложен фундамент. В спальне, рассчитанной на пятьдесят мальчиков, уже сейчас не хватает мест. До недавнего времени асрама (общежитие) мальчиков находилось в старой церкви, а асрама девочек — в маленькой комнатке в домике из бамбука. Сейчас мальчики получили помещение в новом здании, а девочки — их около двадцати — спят в боковых нефах церкви, отделенных от центрального нефа цветными занавесками.
Молодежь учится вечерами при свете трех газовых фонарей. Временами неф превращается в зрительный зал, а функции сцены выполняет маленькая пресвитерия.
Девочки спят на бамбуковых кроватях, а мальчики — на железных, привезенных еще во времена, когда в этих местах не было польских миссионеров.
Главную трудность в строительстве школьного комплекса представляет доставка цемента из Риунга. На лошадь нельзя погрузить больше одного мешка. А что такое на стройке один мешок цемента? Дело пошло на лад только с появлением польской миссии. Поляки же построили здесь церковь. Сооруженная при первом миссионере старая церковь давно стала мала, начали возводить другую, однако священник плохо следил за работой, строители пили, и все шло из рук вон плохо. Одна из колонн обрушилась. Кончилось тем, что возникла недостроенная развалина, с которой не знали, что делать — то ли достраивать, то ли ломать. Поляки решили строить как следует, основательно. Объем строительства немного сократили, убрали то, что было разрушено, воздвигли стены — и новая церковь готова.
Жду учителя, которого обещал привести ксендз Осецкий. По его словам, это самый интеллигентный человек в школе, преподаватель, который (неслыханно!) пользуется на своих уроках картами, чего не делает даже географ. Если ученики хоть как-то разбираются в картах, то только благодаря учителю истории и ксендзу Осецкому, который учит ребят английскому языку и регулярно устраивает викторины с множеством вопросов, в том числе касающихся Польши.
Беседую с учителем истории о том, каким языком пользуются у себя дома бывшие ученики школы. Оказывается, язык вангка стоит на первом месте, индонезийский же рассматривается как второй по значению, но не иностранный, не чужой. Молодежь ощущает свою связь с Индонезией так же прочно, как и связь с Вангкой. Если же возникнет конфликт, молодые жители Бангки поставят интересы Индонезии выше интересов своей деревни.
Разговор прерывает ксендз Осецкий — отодвинув фисгармонию, он обнаруживает за ней крупную, прелестно окрашенную, с красной сеточкой на спине ящерицу длиной больше двадцати сантиметров. Она долго бегает, пока находит щель, в которую ускользает от нас. Так вот кто издает по ночам такие громкие звуки! Впрочем, шумят не одни ящерицы. Есть какие-то крупные насекомые, похожие на хрущей с перепончатыми крыльями. Они устраивают такие концерты, какие не снились и нашим сверчкам. Под их музыку невозможно разговаривать.
Прощаясь со Стефанусом, дарю ему большой нож. Кажется, он доволен.
Встав пораньше и плотно позавтракав, делаю последние приготовления в ожидании лошадей. Но ждать пришлось долго: староста деревни, который должен был этим заняться, лежит пьяный. Последний участок дороги перед въездом в Маталоко очень труден, лучше нам одолеть его засветло.
Наконец появляется молодой парень с лошадьми. Он и будет моим проводником. Седлаем — и поехали!
За деревней сразу же сворачиваем на горную тропу. Пересекаем русла пересохших ручьев, бредем по топким савахам (рисовым полям). Моя лошадь причиняет мне массу хлопот — то она фыркает и не желает ступать по грязи, то спотыкается на спусках, а однажды встала на колени, так что я с трудом удержался в седле. Чему удивляться — лошадей здесь не подковывают, а у моей к тому же слабые ноги. А может быть, она страдает головокружениями? Иначе почему она так не любит спусков? Вот и сейчас остановилась перед крутым спуском и ни с места!
— Ротан, ротан, — кричит проводник.
Неужели нет другого способа сдвинуть лошадь с места, кроме побоев? Спокойно поворачиваю назад, делаю небольшой круг и опять подвожу лошадь к обрыву. Стоит! Да она просто боится! Не чувствует себя уверенно с таким грузом на спине. Спешиваюсь, беру лошадь под узду, и вместе мы потихоньку одолеваем маленький отрезок спуска. На мое счастье, откуда-то появляется молодой человек, который весит вдвое меньше меня. Он вскакивает в седло и мигом съезжает вниз. Одолев еще один подъем и не слишком крутой спуск, в конце концов выезжаем на хорошую дорогу, по обеим сторонам которой растут кактусы с полутораметровыми побегами.
Заметив, что лошади в мыле, я предлагаю сделать привал, но проводник говорит, что дальше есть вода и трава, так что лошади смогут и отдохнуть и попастись. Едем дальше, мимо огромных кактусов, вниз, через заросли. А вот и луг. По моим расчетам, мы можем отдыхать лишь полчаса, чтобы с наступлением сумерек быть в Маталоко.
Отпустив лошадей, я сажусь на поваленный бамбук, чтобы привести в порядок свои записи, и вдруг рядом замечаю скорпиона. Я уже видел одного, в Леи, но тот по сравнению с этим — малютка: Показываю его своему спутнику. Оказывается, от укуса здешних скорпионов люди тяжело болеют несколько дней. Правда, не умирают, но все равно — благодарю покорно!
Едем дальше. Ландшафт напоминает саванну, окруженную горами: обширная холмистая котловина с редкими купами деревьев. Трава настолько высока, что скрывает и лошадь и всадника. Часто встречаем путников, пеших и конных, возвращающихся с покупками домой, некоторые несут, инвентарь для миссии, которая строит школу, электростанцию, церковь.