не выйдет, Илья. Ну ты же сам понимаешь… — шмыгает носом. Реально плачет, что ли? — Я ни о чем не жалею. Правда. Спасибо за прекрасные цветы, и за надпись на стене, и за свидание в парке. Никто никогда для меня подобного не делал…
В этот раз как будто действительно прощается. И мне бы забить на всю ту голимую муть, происходящую между нами, но от мысли, что я больше не смогу увидеть Рыжую Сашку, неприятно ноет под ребрами.
— Ладно, спокойной ночи. Извини еще раз. Знаю, что обидела.
На этой фразе и заканчивается наш разговор. Не дождавшись моих комментариев, она снова сбрасывает вызов. В третий раз.
Смотрю на экран телефона до тех пор, пока меня не окликает какой-то не то нарик, не то алкаш. Молодой, кстати. На вид, плюс-минус, мой ровесник.
— Че хочешь?
— Денег. На хлеб.
— На хлеб, как же, — достаю из кармана наличку, отдаю ему и намереваюсь спуститься в подземку.
— Закрыто. До часу работает, брат.
Забавно, пара сотен — и ты уже брат.
— Слушай это… — подходит ко мне ближе и опасливо озирается. — Тебе баба не нужна на ночь?
— Не понял…
— Светка, она это, умелица, на все согласна, — кивает в сторону обдолбаной девки, сидящей на тротуаре.
— Ты че? Подругу свою под меня подложить хочешь? — уточняю удивленно.
— Эт сеструха моя. Она не против.
Зарядив ему по роже, громко матерюсь. У меня в голове вся эта хрень не укладывается. Насколько нужно опуститься, чтобы скатиться до такого.
— Эээ! Ты че делаешь? Не трогай Мишу! Отошел от него, урод! — орет та самая Света и, шатаясь, направляется к нам.
«Все в этом мире продается и покупается» — звенит эхом в ушах.
До тошноты.
Ненавижу этот город. Здесь люди из-за бабок просто сошли с ума…
Глава 22. Вернуть трофей
Саша
Который час плачу, уткнувшись носом в подушку. За окном уже рассвет, а я никак не могу успокоиться и принять тот факт, что все закончилось. Причем, так и не начавшись…
Зажмуриваюсь. Черт возьми, почему так больно было говорить о том, что ничего у нас с ним не получится… И ведь знала же, что к тому идет, но зачем-то саму себя обманывала. На свидание пошла. Какой был смысл? Только хуже сделала, потому что тот вечер действительно стал для меня по-настоящему особенным. Давно не было так здорово…
Детально прокручиваю в памяти наш телефонный разговор с Ильей. Про цветы я ему нисколечко не соврала. С тяжелым сердцем тогда оставила на морозе любимые ромашковые хризантемы. Такие красивые и желанные! Обиднее всего, что Илья решил, будто я специально это сделала, решив по новой его унизить. А я ведь подобной цели не преследовала и на самом деле очень расстроилась, что не смогу их взять по очевидным причинам.
— Сашка, подъем! — голос матери нарушает тишину молчаливого зимнего утра. Она раздвигает занавески в стороны, и комнату заливают лучи взбирающегося на небо солнца. Слишком яркие и нервирующие, но я даже не предпринимаю попытку отвернуться.
— Встаем. Слышишь? Не поняла… — чувствую, как она приседает на краешек кровати, а уже в следующую секунду ощущаю мамины нежные руки на своем лице. — Ты чего, Рыжик, плачешь?
— Живот болит, — лгу, медленно открывая глаза.
— А что такое, зай? — обеспокоенно на меня смотрит.
— Просто эти дни начались.
— И что, Саш, так сильно, до слез болит? — гладит меня по голове.
Да, мам. Сильно болит. До слез…
— Поехали к врачу, а?
— Мам, пожалуйста, не нужно поднимать панику на пустом месте. Просто дай мне еще немного полежать, — натягиваю одеяло повыше. В данный момент больше всего на свете я хочу просто остаться наедине с собой.
— Сейчас принесу тебе таблетку и завтрак. Побудешь сегодня дома, напишу Элеоноре Андреевне, что ты плохо себя чувствуешь. Контрольных и тестов у вас сегодня нет. Так что, думаю, ничего страшного не произойдет, если эту пятницу мы пропустим.
Знала бы она, какое чувство благодарности я испытываю. После бессонной ночи я вообще не в состоянии воспринимать учебный материал.
Целует меня в лоб и уходит на кухню. И все время пока она там, я борюсь со своей совестью. С детства учили, что обманывать нехорошо, но, к сожалению, озвучить правду я не могу. Как и рассказать маме про Илью. Эту историю она точно не одобрит. Особенно ее начало.
Илья…
Значит, в клубе отдыхал. Ясно. Решил поразвлечься, а чего нет? По большому счету, сама виновата. Ни один нормальный парень не продолжил бы за мной ухаживать после всего, что произошло. А такой, как Паровозов, тем более.
Интересно, с кем же он вчера был? Неужели… делал с ней все то же самое, что и со мной? Целовал, трогал и… Черт!
— Бедняжечка моя, тебя еще и тошнит? — спрашивает мама, по-своему оценив выражение моего лица.
Конечно тошнит. Как представлю его с какой-нибудь девкой, так еще сильней отчего-то рыдать хочется.
Забудь его, Сашка. Забудь! Все!
Добилась, чего хотела.
— Давай-ка, покушай, дочка.
Принимаю сидячее положение, и она ставит мне на ноги поднос с любимыми сырными гренками.
— Спасибо тебе, мамуль, — обнимаю ее крепко-крепко пять минут спустя.
— Полежи, милая. Я в салон смотаюсь, скоро буду дома. Если не успею к обеду, разогреешь себе суп и рагу.
— Занимайся своими делами, не переживай за меня.
— И кто тут у нас захворал? — доносится до нас голос отца.
— Привет, пап.
— Выглядит и правда неважно, — констатирует он, обращаясь к жене.
— Таблетку мы выпили, покушали. Отдохнет — все нормализуется.
Я под внимательным взглядом отца несколько тушуюсь, но стараюсь не подавать вида, что взволнована.
— Позанимайся хоть, чего просто так валяться в постели, — кивает на стопку книжек, оставленных на столе.
Ну да, преступление века.
— Позанимаюсь, пап, — обещаю, отдавая маме пустой поднос.
— Сама отнеси, не ленись.
— Не гоняй Сашку! Живот болит! — ругает она его.
— Жень, мне надо, чтобы ты заново погладила рубашку. Воротник и рукава видела? Засмеют на работе!
— Ой, да кому нужны твои рубашки, Паш! Поглажу, не ворчи.
Они выходят из моей комнаты, и я снова падаю на подушку, а уже через полчаса остаюсь в квартире одна, как хотела.
Какое-то время валяюсь на кровати, мысленно перебирая варианты того, чем могла бы заняться. В итоге около десяти заказываю домой пиццу и устраиваюсь с ней на диване перед телеком. Щелкаю пультом, смотрю одно дурацкое шоу за другим.
К обеду мама не приходит, как и предполагала. Поболтав с ней по телефону, беру в руки гитару. Решаю записать