письмо, перелистала её страницу за страницей, но письма не было. Она побледнела, руки затряслись, а в голове стало ужасно пусто. Слепыми беспорядочными движениями она перетрясла штаны, ватник и постельное бельё. Вынула нижний ящик целиком, перевернула его вверх дном, обследовала всё, даже самые мелкие щёлочки. Она даже подумала, что письмо могло затеряться в полиэтиленовом пакете с клубками шерстяных ниток, и тут же высыпала их из пакета на кровать. Пёстрые упругие клубки один за другим попадали с кровати и с таким озорством покатились во всё стороны, словно кричали «Я здесь! Я здесь!», но письма среди них не было, только туго смотанные шерстяные нити. «Успокойся, успокойся, — повторяла себе Ли Гуйчан, — подумай хорошенько». Она поразмыслила ещё немного, сидя с опустошённым взглядом на краю постели. Снова взяла в руки книгу, на мгновение представив себе, как вдруг выпорхнет из неё письмо, словно птичка. Но книга сухо отгородилась своей бесчувственной обложкой, разбивая всё её надежды. В носу защипало, она едва сдерживалась, чтобы не заплакать. Её бесценное письмо и вправду пропало.
Очень скоро Ли Гуйчан пришло в голову, что в доме кроме неё ключ от шкафа есть только у её мужа. Только он один знал, где лежало письмо, значит, он его и взял. Муж относился к письму с пренебрежением, считая его никчёмным клочком бумаги, который и хранить-то не стоило. Грозился: застану за тем, что ты его читаешь, немедля порву и выброшу. Когда он был дома, она к письму даже не прикасалась, только в мыслях. Когда же его не было, Ли Гуйчан запирала всё окна и двери и с замирающим сердцем садилась перечитывать письмо. Она прекрасно помнила, что в последний раз это был дождливый день, когда мокрые жёлтые листья с шелестом падали с тополей на землю под порывами осеннего ветра и, коснувшись земли, становились бездвижными. Тихо лежали, навострив свои ушки-кончики, словно прислушиваясь к последней предзимней болтовне неба и земли. Глядя на листья, покрывающие землю, она почувствовала, что в сердце закрались холод и тоска, захотелось глубоко-глубоко вздохнуть. Вернувшись домой, она вдруг вспомнила, что уже некоторое время не перечитывала письмо, и, мысленно попросив у него прощения, тотчас достала его из шкафа. Лишь дочитав до конца, она смогла немного расслабиться и облегчённо выдохнуть. Этот вздох словно успокоил её, на душе снова стало спокойно и светло. Она бережно сложила письмо так, как оно было сложено до этого, вложила в конверт, в котором оно хранилось, а конверт — в книгу по вязанию, которую вернула в нижний ящик на своё место. Муж в тот день вернулся поздно и не мог видеть, как она его читала. Неужели он оставил в ящике какой-то одному ему заметный знак, по которому понял, что она доставала книгу с письмом? Тогда плохо дело. Она почти увидела, как лицо его исказилось гневом, он яростно порвал письмо в клочья и выбросил с балкона. Сердце её судорожно сжималось каждый раз, когда она представляла, как письмо в его руках превращается в мелкие смятые кусочки бумаги. И когда они летели вниз с балкона, ей казалось, что её саму бросают с обрыва в бездонную пропасть, где она исчезнет навсегда. Судорожно втянув прохладный воздух, она почти вскрикнула. Возможно, даже и в самом деле вскрикнула, но голос её был так слаб, что она сама себя не услышала. И этот безмолвный крик эхом отозвался в её сердце, заставив вернуться к реальности. Ей пришло в голову, что она, возможно, слишком много себе напридумывала, и, покачав головой, Ли Гуйчан усмехнулась своей фантазии и принялась собирать разбросанные по комнате вещи.
Муж всегда был с нею ласков. Он ещё не успел войти, как она услыхала его голос: «Любимая, я дома». Он всегда говорил это легко и непринуждённо, но за всё годы она так и не смогла к этому привыкнуть, выражение «муж запевает — жена подпевает» было не об их семье. Она, как обычно, вышла встретить его у двери, взяла его сумку, сказала «Здравствуй» и тут же, не сдержавшись, спросила: «Ты не видел то письмо?» Задать этот вопрос она собиралась позже, деликатно, когда они будут укладываться спать, однако желание узнать судьбу письма так сильно жгло ей сердце, что слова сами сорвались с языка. Она тут же испугалась сказанного, но слово — не воробей.
«Письмо? Что за письмо?» — спросил муж.
«То письмо».
«Какое „то“ письмо? Говори яснее, чего мямлишь? Что случилось?» — муж нахмурился, бросив на неё цепкий взгляд.
Ли Гуйчан замешкалась, не зная, как назвать то письмо, и сказала просто: «Письмо в нижнем ящике, в шкафу. Не верю, что ты забыл о нём».
Муж, казалось, так и не понял, о чём идёт речь. Он театрально развёл руками: «Откуда мне знать, кто во что верит? Если во что-то веришь, то оно есть, а не веришь — то его и нет. Мне же абсолютно всё равно». Затем забрал у неё сумку и вынул оттуда два журнала, сказав, что это для неё. На обложке красовались звёзды шоу-бизнеса и несколько заголовков: громкие разводы известных артистов, истории из жизни поп-див. «Всё интереснее, чем какое-то письмо», — буркнул муж, отдавая ей журналы.
Ли Гуйчан взяла их, а по пути в спальню бросила на диване в гостиной, сказав, что сегодня ей читать не хочется. Последние несколько лет муж чуть ли не через день приносил ей новые журналы: иногда женские — о домоводстве, иногда о кино, моде и косметике. Старался, выбирал разные, чтобы не надоедали. Он считал, что обязан обеспечивать жену не только материальными благами, но и духовной пищей. Причину такой заботы она прекрасно понимала: муж хотел занять её этими журналами и отвлечь её сердце и мысли от письма. И она читала их, но заменить письмо они никогда бы не смогли. «Письмо лежало в шкафу, — сказала Ли Гуйчан. — В ящике. Само оно оттуда улететь не могло. Почему же его там нет?»
«Ты же его всё время прячешь, — ответил муж. — Кто поручится, что ты сама его не засунула куда-то, а потом забыла! Вот тебе пример: одна старушка, собирая и продавая старьё, накопила кошель денег. Не знала, куда спрятать понадёжнее, и засунула в старую ватную туфлю. А потом забыла, да и продала туфлю как старьё». Муж явно хотел заставить её думать, что причина пропажи в ней самой и никто её письмо не трогал.
Ли Гуйчан твёрдо ответила, что такого не было и быть не могло: