Сима в нерешительности застыла на пороге огромного банкетного зала. Подобное великолепие она видела только в американских фильмах, где жизнь легка, как пузырьки шампанского, мужчины благородны и галантны, а дамы прекрасны и нежны. Где звон хрустальных бокалов и приглушенная, обязательно «живая» музыка. Где легкий смех и шуршание шелка. Где ароматы дорогих духов смешиваются с запахом гавайских сигар. Где на столах, уставленных экзотическими блюдами, медленно тают ледяные скульптуры. Где гости преисполнены чувством собственной значимости. Где каждый знает себе цену, и цена эта очень высока.
Что же она делает на этом празднике роскоши?! Она, девушка без украшений, в платье не от Диора и не от Армани, а собственноручно сшитом за три бессонные ночи…
– Выше голову, грудь вперед. Нас уже заметили, – прошептала Инка, ослепительно улыбаясь.
– Я не могу.
– Поздно, милочка. Да расслабься ты! – Инка незаметно ткнула ее локтем.
Сима сделала глубокий вдох. Вспомнила девушку из Зазеркалья, красивую и яркую, с ироничным прищуром золотистых глаз. Она, та девушка, выглядела ничуть не хуже, а может, и лучше многих присутствующих здесь дам.
Она – это я!
Весьма конструктивная мысль, а главное – своевременная.
Сима гордо вздернула подбородок, окинула почтенную публику слегка заинтересованным взглядом и шагнула в новый для себя мир.
Оказалось, это легко. Новый мир не пытался ее обидеть. Наоборот, он принял ее как родную. И воздух, напоенный дорогими ароматами, не жег ей легкие. И блеск чужих драгоценностей не ослеплял. И слегка подтаявший ледяной медведь смотрел ободряюще.
Да что там медведь…
Она попала в сеть мужских взглядов – заинтересованных, оценивающих, восхищенных…
Сима перевела дух. Ильи еще нет. Она почему-то была в том совершенно уверена. Значит, есть время. Можно подумать, что она ему скажет при встрече. Если эта встреча состоится.
– Дети, мы уже не чаяли вас увидеть! – Виталий Борисович Шелест, главный редактор «Хозяина жизни», раскрыл им свои объятия.
– Папуля, мы опоздали только на самую малость, – Инка чмокнула отца в щеку. – Тем более что раньше тебе все равно оказалось бы не до нас. Я смотрю, тут гости о-го-го какие!
– Чтобы поздороваться со своими девочками, я бы выкроил минутку. Сима, позволь сделать тебе комплимент! – Виталий Борисович посмотрел на нее со смесью удивления и восхищения. – Ты выглядишь просто великолепно! И не нужно смущаться. Чует мое сердце, что сегодня вечером тебе предстоит выслушать еще очень много комплиментов, так что готовься.
– Спасибо, дядя Виталя, – она улыбнулась.
– А своей дочке ты что-нибудь приятное скажешь? – спросила Инка.
– Разумеется! Ты само совершенство, только с очень вредным характером.
– Так это у меня фамильное.
– Ни секунды в этом не сомневался, – согласился Виталий Борисович. – Ладно, дети, развлекайтесь, но имейте в виду: мы с мамой за вами присматриваем.
– «Развлекайтесь, дети!» – фыркнула Инка возмущенно. – Мы что, на новогодний утренник пришли? Кстати, а где мама?
– Мама беседует с супругой министра печати.
– Надо же! С супругой самого министра! – Инка восторженно закатила глаза. – Ох, нелегкая доля у моих родителей!
– Да, забот хватает, – усмехнулся Виталий Борисович. – Извините, но я должен вернуться к своим обязанностям. Развлекайтесь.
– Сима, ты как? – спросила Инка, когда ее отец растворился в толпе гостей.
– Я хорошо.
– Тогда, может, я тебя оставлю ненадолго?
– Это так необходимо?
– Да, понимаешь, я тут заприметила парочку особей, у которых неплохо было бы взять интервью.
– И ты собираешься прямо сейчас приступить к профессиональным обязанностям? – с легким сарказмом поинтересовалась Сима.
– Нет, я лишь собираюсь получить их согласие на интервью. Действовать нужно быстро, пока они еще трезвые и вменяемые.
– А на таких серьезных мероприятиях бывают пьяные? – удивилась Сима.
– Ну ты, мать, даешь! Всякие бывают. Вон, посмотри, сколько выпивки. Так могу я тебя оставить?
– Можешь. Только как мы потом друг друга отыщем в этой толпе?
– Ай, как-нибудь отыщем! Не бери в голову, – легкомысленно отмахнулась Инка. – Все, я исчезаю, а ты не скучай. Вот, выпей шампанского. – Она подхватила два бокала с серебряного подноса. – За нас! – Инка залпом осушила свой бокал. – Держи хвост пистолетом. Если увижу Северина, сразу сообщу.
Сима с легкой досадой посмотрела вслед стремительно удаляющейся подруге. Профессия для Инки всегда была на первом месте. С этим нужно смириться.
Она задумчиво покрутила почти полный бокал. Что же ей теперь делать?
– Такой красивой девушке нельзя грустить в одиночестве, – послышался за ее спиной могучий бас.
От неожиданности Сима вздрогнула и чуть не пролила шампанское.
Высокий худой мужчина смотрел на нее цепким, изучающим взглядом.
– Простите? – Сима огляделась вокруг в поисках обладателя баса.
– Нет, это вы простите. Я вас напугал, – прогудел незнакомец. – Разрешите представиться – Глеб Великогора. – Он поправил бабочку и склонил лысеющую голову в поклоне.
– Очень приятно. Сима. – Она постаралась скрыть за ослепительной улыбкой свое смущение. Сочетание тщедушного тела, громового голоса и звучной фамилии было, мягко говоря, неожиданным.
– Сима – это псевдоним? – спросил мужчина.
– Сима – это имя.
– Странное имя. Позвольте полюбопытствовать, а почему не Серафима?
– А это имеет какое-то значение? – Ее начал раздражать этот разговор и этот мужчина с его любопытством.
– Принципиальное! Если ваше имя – производное от Серафимы, то оно совершенно не соответствует вашему облику и, смею надеяться, внутренней сути. Женщина с таким лицом должна иметь более сочное, более звонкое имя.
– А вы специалист по именам? – усмехнулась Сима.
Мужчина, казалось, искренне удивился:
– Я, милая барышня, специалист по лицам. Неужели вы меня не узнали? – Теперь в его голосе сквозила легкая досада.
– Прошу прощения, – Сима виновато пожала плечами.
– Я Глеб Великогора, художник-портретист. Очень известный в определенных кругах человек. Ну, припоминаете? – спросил он, на сей раз уже с надеждой.
Сима вспомнила. Но не самого художника, а его работы. Глеб Великогора писал портреты сильных мира сего: политиков, бизнесменов, представителей богемы. Портреты эти Симе активно не нравились. Они были чересчур яркими, чересчур вычурными. Изображенные на них люди казались слишком самодостаточными и бездушными. Наверное, она была единственной, кто придерживался столь невысокого мнения о творчестве художника, потому что его работы стоили безумных денег и от заказчиков не было отбоя. Считалось особым шиком иметь портрет кисти самого Глеба Великогоры.