Великий князь отвечал: "Известно тебе, богомольцу нашему, и всему Великому Новугороду, нашей отчине, сколько от этих бояр чинилось лиха и прежде, а нынче, что ни есть лиха в нашей отчине, все от них чинится; как же мне их за то лихо жаловать! " И он отправил в оковах в Москву Василия Ананьина, Федора Борецкого, Ивана Афанасьева с сыном Алферием, Богдана Еси-пова, Лошинского. Тогда владыка стал просить за других. Так как последних Иван Васильевич не считал главными своими неприятелями, то сказал, что прощает их, только с тем, чтоб они загладили свою вину. Вслед затем великий князь принимал другие жалобы на бояр и защищал обидимых. Великий князь действовал с большим расчетом. Он уцепился за давнюю неприязнь черни к боярам; он этим показался защитником бедных против богатых, слабых против сильных, и оставлял к себе расположение.
Но усобицы в Новгороде были такого свойства, что когда сами бояре ссорились между собой, то искали опоры в черном народе; а черный народ вооружался против бояр, и в то же время примыкал к другим боярам. Так вращались политические партии, и одна против другой подбирала пособников себе из черни, выставляла противников утеснителями, а себя охранителями черного народа. Великий князь знал, что враждебная ему партия успела привлечь на свою сторону толпу, и обидчиками народа явились в глазах народа бояре московской стороны; надобно было представить народу, что обидчики его есть именно бояре, противники великого князя, которые не только народ на дурное увлекают, но и обижают: потому-то он придал суду над своими врагами такой характер, как будто он судил их как врагов и утеснителей народа.
После суда начались угощения. Богатые новгородцы один за другим устраивали у себя пиры и приглашали великого князя. После каждого такого пира следовали подарки Ивану: обыкновенно ему дарили корабленники, — португальские золотые монеты с изображением корабля, бывшие тогда в ходу: их давали по тридцати или по двадцати штук; дарили сукна поставами, рыбьи зубы, бывшие тогда роскошью, золотые ковши, кубки, лисиц, соболей, некоторые дарили бочки вина. Так прошел декабрь и январь. Иван Васильевич отличался наследственными хозяйственными наклонностями московских государей — собирать все возможное к себе в дом. Гостя следовало дарить: так было в обычаях. Даже те, которые не успели учредить пиров и покормить его, приносили на i ородище подарки; не только жи-тые люди, купцы, но и молодые (черные) люди, приходившие с челобитьем, приносили дары. Со своей стороны и великий князь жаловал — кому камку, кому ковш, кому одежду, смотря по достоинств)'. Его свита также принимала подарки, требовала их, когда медлили давать, и даже сама грабила. Расположившись по селениям и монастырям, во множестве окружающих Новгород, люди великого князя, — говорит летописец, — причиняли большие насилия жителям посадов по обеим сторонам Великого Новгорода. Нагрузивши свои повозки добром всякого рода, великий князь попрощался дружелюбно с новгородцами 26 января. Владыка, князь Василий Шуйский и несколько знатных особ провожали его до первого стана, и н последний раз подарили ему на дорогу вина, а великий князь сделал для них прощальный обед и дал им прощальные подарки. Всем этим великий князь показывал, что он держит Великий Новгород по старине и посещает его, как посещали исстари князья. Но разница была та, что тогда приемы делались по воле, а теперь — по неволе. В последних числах марта 1476 г. Новгород отправил в Москву посольство, просить отпуска задержанных. На челе посольства был владыка. Великий князь принял их ласково, угощал пирами — и не отпустил из задержанных никого.
Самое важнейшее дело его было — суд. Великий князь ухватился за эту ветвь самобытности Новгорода и притом так, что, казалось, не он сам начинал, а новгородцы ему подают право к дальнейшим переменам и стеснениям их свободы. Он рассчитал, что после суда на Городище придут судиться к нему и в Москву.
Издавна одно из важнейших прав новгородской свободы было то, что новгородца нельзя было судить в чужой земле, на низу. Новгородец — вольный человек, подлежал только своему суду. Теперь нарушалось это право, и повод к нарушению давали сами новгородцы. Один из бывших посадников, Василий Никифоро-вич Пенков, поехал в Москву судиться с Иваном Кузьминым. По их примеру отправились в Москву за тем же и другие: житые люди, вдовы и поселяне. Это было под руку и боярам, и житым московской партии, которые, по злобе своих противников, не могли найти управы на новгородском суде; кстати было это и черному народу: великий князь выказывал себя его защитником против знатных и богатых. Великий князь хорошо пользовался слабыми сторонами новгородской жизни и употреблял для своих видов эту давнюю вражду сословий. Из Москвы отправляли приставов за ответчиками. В числе последних был некто Заха-рия Овинов, также из бывших посадников; призванный сначала ответчиком, он для своего оправдания стал сам истцом на других. В Москве принуждали тех, которые искали там управы, произносить присягу государю; а эта присяга имела такой смысл, что те, которые ее давали, признавали над собой непосредственную власть великого князя; — по выражению того времени, — задавались за государя.
27-го февраля 1477 г. между такими челобитчиками приехали в Москву подвойский Назар, да дьяк веча Захар. В Москве разумели их послами от владыки и всего Великого Новгорода. Вместо того, чтоб великого князя и его сына, которого имя поставлено в договоре вместе с отцовским в значении соправителя, назвать господами, они назвали их государями. С утверждением самодержавного начала получили важное значение титулы, которые впоследствии играли такую значительную роль в нашей государственной истории, и не один раз служили предлогом к войнам. Великий князь тотчас придрался к этому, и на вопрос о титуле завязал решительное дело о судьбе Великого Новгорода. Он отправил в Новгород послов, бояр своих — Федора Давидовича, Ивана Тучкова и дьяка Василия Далматова, — нарочно по этому вопросу.
Ставши на вече, послы сказали: "Великий князь велел спросить Новгород: какого государства он хочет?
Вече заволновалось. — ' Мы не хотим никакого государства! — кричали новгородцы.
"Но Великий Новгород, — сказали послы, — посылал к великому князю от владыки и от всех людей Великаго Новгорода послов своих, Назара и Захара, бить челом о государстве, и послы назвали великаго князя государем".
"Вече никогда не посылало! — кричали новгородцы: — вече никогда не называло великаго князя государем! От века не было того, как и земля наша стала, чтобы какого-нибудь князя мы называли государем! Мы всякаго своего князя называли господином, а не государем. А что великому князю сказывали, будто мы посылали, так это ложь!"
Остается темным, участвовал ли Феофил в этой проделке; скорее надобно предположить, что нет, и его имя принято было против его воли. Кажется, все это сложилось само собой — от суда. Так как приходившие судиться произносили присягу, в которой именовали великого князя государем, то кружок бояр, хотевший возвыситься через угоду великому князю, заметив, что ему особенно нравится такой титул, задумал эту проделку. Новгородские послы остались в Москве; иначе им было бы худо, если б они воротились в Новгород. Великокняжеских послов попросили объяснить, какая же перемена будет, когда Новгород назовет великого князя государем, вместо господина? Те сказали: "Коли вы его назвали государем, значит — вы за него Задались, и следует быть суду его в Великом Новгороде, и по всем улицам сидеть его тиунам, и Ярославово дворище великому князю отдать, и в суды его не вступаться!"
Новгородцы пришли в негодование; ясно было, что добираются до последних прав их самобытности. Народ кричал: "Как смели ходить н Москву судиться и присягать великому князю, как государю!.. Этого от века не делалось; и в докопчаньи сказано, чтоб новгородца не судить на низу, а судить в Новгороде! Давайте сюда тех, кто ездил судиться!
31-го мая притащили па вече Василия Никифорова Пснкова и Захара Овинова.
"Переветник! — кричали новгородцы на Василия: — Ты был у великаго князя и целовал ему на нас крест!
"Я был у великаго князя, — сказал Василий, — и целовал ему крест в том, что служить мне, великому государю, правдою и добра хотеть, а не на государя моего Великий Новгород и не на вас, свою господу и братию!"
Прижали Захара; и Захар доказывал на Василия, что тот целовал крест на Новгород.
Форма присяги, употребительная в Москве, до уничтожения веча, не была известна в Новгороде. Она отзывалась большим раболепством, непривычным для вольных людей, какими считали и называли себя новгородцы. Присягнувший по-московски должен был, в случае нужды, действовать против Новгорода и доносить великому князю о всяком сопротивлении ему или недоброжелательстве.
Новгородцы убили каменьями Василия.