Отступают… не смеют, ползут…
А по-моему, чудовища путают,
Если горя от Навны ждут. -
Ох ребятки!… Мне открывается
Что-то огненное и без дна…
Знаю! Понял, как называется:
Укарвайр – говорит Она.
Соборная Душа Народа вступает на поверхность бушующих магм. Очевидно, хозяева этого страдалища пытаются преградить Ей путь с упорством отчаяния. Но рдеющая в Ее руках чаша создает непереступаемое для них кольцо сил вокруг источника голубого сияния. Средний слой Мистерии отступает далеко вверх. Чувствуется, как Навна проходит один за другим пояса раскаленных сред – все глубже. Наконец, вокруг оплотневает Пропулк – магма сверхтяжелая, страдалище тех, кто был мучителем народных множеств, а еще глубже багровеют инфракрасные пещеры – посмертные обиталища растлителей духа. Навна высоко поднимает чашу и выливает ее всю. Но то, что было в ней заключено, распространяется вширь и вверх, превращаясь в светящийся туман – сперва розовый, потом золотой. Он заполняет все нижние слои метакультуры российской, от инфракрасных пещер до серых туннелей Шим-бига. Не слышится ничего, только чувствуется громовой хор Синклита, Ангелов, всех иерархий Света. Становится ясно, что золотой туман – это мириады живых искр,
отделившихся от материальности страдалищ и начинающих медленный подъем вверх.
Голоса даймонов
Светлою манною
Новых рождений
Блещет туманная
Даль восхождений.
Славьте, разъемля
Древние узни,
Выход на землю -
В новые жизни!
Сердце Навны становится звездою. Не видно больше ничего, кроме необозримого множества золотых искр, роящихся в голубом свете, и сияющей звезды в его средоточии. Звезда тихо плывет выше и выше.
Голоса Синклита
Радость! Сквозь пламя
Вин и прощений
Вьется гирляндою
Цепь воплощений.
Узрите снова
Мягкие травы,
Милые кровы,
Мирные нивы…
К славе – от казни,
К жизни – от смерти,
К дружбе – от розни -
Верьте, о, верьте!
Голоса восходящих
Верим и видим:
Близится детство,
Игры и школа,
Зрелость и жатва, -
Верим и видим:
В Душу Соборную
Каждый вплетается
Нерукотворною
Солнечной лентою
К белой милоти,
Белой гирляндою
Жизней во плоти.
Подъем достигает слоя, где длились битвы уицраоров. Яросвет простерт у его порога. Некто, о Ком нельзя сказать ничего, кроме того, что ОН – один великих Владык Света, влагает в грудь демиурга пылающую звезду.
Яросвет и Навна восходят из глубины. Золотые туманы плывут следом, растекаясь и скрывая окрестность.
Голоса людей,
умерших недавно и еще пребывающих в слоях, близких к нашему
Искры прохладные капель кочующих
Кружатся, реются,
В души рождаемых,
в лоно рождающих
Зыбко спускаются.
Голоса Прозревающих на Земле
А над туманами – видите? слышите?
Всходят по сумраку
Белые звезды, – шелка их колышутся, -
Двое…
рука об руку…
Видение скрывается.
В Среднем слое все кажется по-прежнему: те же бараки, та же ночь. Даже баян слышится где-то в отдалении. Только мелодия как будто изменилась: нет в ней ни заунывной тоски, ни сладострастия, ни удали:
простая и человечная, она полна светлой печали и предчувствия чего-то большего, чем счастье.
Молодой архитектор, в глубоком раздумии
Сходил я в сумрак убежищ,
Дрожал у жалких костров;
Я слушал кривду судилищ,
Правду детей и вдов.
Им форум – даже в подвалах;
Плуг бед
провел борозду,
И нив, еще небывалых,
Я к новому утру жду.
Бесстрастный голос с вышины
Надежда усталым:
Четвертая Стража Ночи
Переходит черту.
Две взволнованные женщины, быстро проходя
– За всю мою жизнь… от самых пеленок…
Такого оратора никогда!
Я потрясена была, как ребенок,
Я плакала, веришь ли? да, да, да!
– Красив он? – Не знаю. – Но, все-таки, молод?
– Ах, милая, молодость тут ни при чем.
Но речь его бьет по душе, как молот,
Вторгается в совесть ярким лучом.
Двое прохожих
– Я слышал про сказочную работоспособность,
Про фантастическую быстроту…
– Могу, если хочешь, одну подробность:
Но ты осудишь нелепость ту.
– Какую? – Он не признает ботинок.
– Что же, сандалии?
– Если б так…
Он ходит везде босиком, как инок.
– Даже зимой? Юродство. Чудак.
– Нет, почему же? это – лишь способ
Чувствовать, что в песке и в пыли
Брезжит, лучится, мерцает, как россыпь,
Слой
живоносных духов земли.
– Ха! ну, а в городе?
– Что ж, на Востоке
Ведь не боятся подобных идей;
Да: мостовая пронизана токами
Тысяч и миллионов людей.
И, как ни странно, вдоль каждой трассы
Этот флюид, расширяя круги,
В нас
от человеческой массы
Входит
через подошву ноги.
Молодой архитектор встретил знакомого. Оба присаживаются на лавочке.
Знакомый
…Утром он – здесь, ночью – в Детройте,
Завтра – в Бомбее, потом – в Шанхае, -
Попробуйте-ка: удвойте, утройте
Нормальные темпы!
Не отдыхая!
– И много последователей нашел он?
– Уж сотни готовы идти на риск.
Он прост, как Ганди, остер, как Шоу,
И всепрощающ, как сам Франциск.
На площади шум. Приближается группа людей, окружив Воспитателя.
Приятель Архитектора
Видел и этого. Один из сотен
Последователей,
но о нем говорят.
Архитектор
Я знал его раньше. Из подворотен
Он извлекал чумазых ребят.
Насмешники в толпе
– Кто это шествует? -
Ба!
Тот, чья головка слаба.
– Он про богов
голытьбе
Плел у костров,
как бебе.
Воспитатель, взойдя на возвышение
Наследие самое грозное,
Оставленное нам, нищим, -
Не эта полночь морозная,
Не ветер над пепелищем,
Не вскормленная разрухою
За жизнь и за хлеб тревога,
Но пепелище духа
И тень Человека-бога.
Пренебрежительные возгласы
– А-апять он в гнилую мистику!
– Мыслители старой масти…
– Словесная эквилибристика…
– Божок детворы в предместье…
Воспитатель
Отстроится город заново;
Отстроится все отечество;
Зажжет свое мирное зарево
Трудящееся человечество;
Но чем согреем мирок мы
Сердец, охлажденных с детства
Стужей безбожной догмы,
Гордыни
и святотатства?
Говор
– Тьма сгинет в бою коротком
С раскрепощенным рассудком.
– Работа нескольким суткам…
Воспитатель
Ответственность давит на плечи нам.
Каким заниматься трудом нам,
Глядя в глаза искалеченным?
Невежественным? бездомным?
Взгляните на изуродованных
И школой и страшным детством,
Никем и ничем не порадованных…
Вот подвиг для вас!
Вот – крест вам!
Разговоры
– Вот куда гнет он… Глянь-ка:
Собрал ребятню, как нянька.
– Мордашки у всех, как дыньки…
– А деньги? Откуда деньги?
– Разве дождешься рублика
От наших родных раззяв…
– А за морем есть республика:
Не там ли искать хозяев?
Голоса женщин
– Ваши издевки – не метод.
– И ваши ухмылки – пошлы.
– Когда б не такие, как этот -
Вовек ничего б не вышло!
Другие
– Правда. Разве негоже
Пятна позора вывесть?
– Правда. Разве не то же
Исподволь шепчет совесть?
Тот, кто был Ректором и Главным судьей, теперь -
Министр юстиции, спускаясь к Воспитателю из зала
кое-как отремонтированного дворца
Здравствуйте. Очень рад вас увидеть.
И, конечно, вы правы. Но мы
Скоро забудем про все; и Овидия,
И Берлиоза, и мудрость Фомы.
Помнишь ли о каких-либо ценностях,
Если все двадцать четыре часа
Кружишься, мечешься по современности
Белкой, бегущей внутри колеса?
Рок, громоздящий невзгоду к невзгоде -
Ксантиппа, ярящаяся на мудрецов!