того, что поверхность долины была совершенно плоской, не считая торчащих из нее скал. И тем не менее кусты и деревья росли почему-то только у их подножия. Да и к самим скалам стоило бы присмотреться.
Хорошо хоть Клаус не позволил своей спутнице спрыгнуть с края каменной осыпи, которая когда-то сползла из ущелья в долину. Чутье подсказало: торопиться не следует. Он взял камень и швырнул его на зеленый ковер, простирающийся во все стороны, насколько хватало глаз. Камень не скрылся в траве, но и не остался лежать на месте. Он несколько раз подпрыгнул, отталкиваясь от упругой поверхности, словно кожаный мяч, набитый овечьей шерстью, а затем медленно утонул в почве. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, почему долина настолько ровная. Покинув ущелье, юные путешественники оказались на краю гигантской трясины, о которой Проглот их не предупредил. Он или не знал о ней, или так проявилось знаменитое драконье коварство. Гадать об этом было бессмысленно, нужно было решать, что делать.
— Ну, что теперь? — спросила Клауди.
— Не знаю, — покачал головой Клаус. — Назад в Узбор идти… Ноги с голоду протянем. Можно вверх по ущелью двинуть. Ну, взберемся мы на гору, а вдруг слезать будет некуда? Остается одно — искать тропу на болоте.
— А вдруг и тут водится такая же тварь, что тогда схватила меня?
— Будем начеку.
— Ладно! Ты мужчина, тебе и решать.
— Что-то ты раньше об этом не вспоминала, — усмехнулся дровосек. — Куда там! Так и норовила все сама.
— Ну, так ты же чаще помалкивал! — парировала девушка. — Вот и приходилось мне самой во все встревать.
— Твоя правда, — буркнул Клаус.
— Вот теперь твоя очередь.
— Да я не отказываюсь. Только, чур, меня слушаться!
— Если глупости не будешь говорить.
— Это мы еще посмотрим, кто из нас будет глупости говорить. Я-то, небось, не в барском доме рос.
— Нашел барыню, — огрызнулась Клауди. — Будь я неженкой, стала бы я с тобой по горам да пещерам шататься?
— Я не говорю, что барыня, — принялся оправдываться юноша. — Ты девчонка что надо. Эх, простите меня, госпожа!
— Да брось ты эту «госпожу». Столько вместе отмахали, а все «госпожа».
— Ну, тогда это… охотница.
— Охотница… — задумчиво повторила она. — Ты прав. Барыня я, аристократка. Да еще какая. Однако здесь, в этих пустошах, мы с тобой на равных.
— Ну, вот и договорились. Давай теперь посмотрим, как мы через эти болота пробираться будем.
Как человек опытный, дровосек прежде всего добрался до ближайших деревьев, благо болото вблизи осыпи было мелким, срубил два ствола, обтесал ветки, и получились слеги. Вот этими слегами они и начали прощупывать в топи тропу. Так они и добрались до ближайшей скалы. И только тут поняли, что это не камень, а громадный череп, но не драконий — человечий. Только человек этот при жизни был ростом с донжон замка. Череп был погружен в болотную жижу по самые глазницы. Посреди его лба проходила косая трещина, словно кто-то ударил по нему исполинской секирой. А может, и правда ударил. Ведь как-то же погиб этот великан. От черепа тропа вела дальше, к следующей скале. Правда, теперь путники уже видели, что это не скала.
Заболоченная низменность была завалена костяками великанов, видимо, когда-то сошедшихся в чудовищной битве. Вся зелень, которая росла на этой топи, кроме разве что ряски, затянувшей ровным ковром болотную воду, льнула к черепам, ребрам, бедренным и тазовым костям, оплетая их гибкими ветками, находя на них опору своим корням. Погруженные в жижу обломки стали своего рода гатью, проложенной самой смертью. Гать эта была не слишком надежной, а порою даже опасной, но у путников не было выбора. Только тяжелые великаньи кости отделяли их от неведомой бездны, что таилась под слоем гнилой растительности, которая скапливалась здесь несчетными годами, а может, и столетиями.
Однообразное движение на ощупь, от одной костяной скалы до другой, притупляло внимание. Ни Клаус, ни Клауди не замечали, что за ними крадутся какие-то расплывчатые силуэты. Едва юные путешественники останавливались, чтобы отдохнуть в тени очередного черепа или вздыбленного позвоночника, как и преследователи замирали, сливаясь с болотной гладью. Они словно выжидали момент, когда путники будут особенно уязвимы. И долго им ждать не пришлось. Солнце начало клониться к закату. Через топь потянулись длинные вечерние тени. Нагретая за день болотная жижа стала отдавать тепло остывающему воздуху. Над трясиной поплыли клочья тумана, скапливаясь в призрачные фигуры, словно павшие в битве исполины облачались в погребальные саваны.
Небо потемнело. Проклюнулись первые звезды. Туман сгустился, и в его молочной толще холодными свечами зажглись болотные огоньки. Стало понятно, что придется располагаться на ночлег посреди трясины. Теперь и великаний череп казался не столько жутковатым свидетельством давно отгремевшей схватки, сколько надежным ночным прибежищем. Клаус даже вытащил из заплечного мешка люмистон и, просунувшись в глазницу, осветил им костяной свод, изнутри похожий на купол заброшенного храма. Конечно, прибежище это было сыроватым, снизу плескалась вода, но если срубить гибкие длинные ветки ближайшего деревца и переплести их между собой, можно было соорудить что-нибудь вроде помоста. По крайней мере, Клауди будет где поспать, иначе завтра она совсем выбьется из сил.
Дровосек немедля поделился своей придумкой со спутницей, которая уже клевала носом. Девушка лишь вяло кивнула. Покуда она совсем не заснула и не свалилась в болото, Клаус спешно принялся воплощать свою затею в жизнь. Веток оказалось маловато, и порядочного помоста из них не получилось. Промучившись, юноша сумел сплести некое подобие гамака, осталось только закрепить его внутри черепа. С этим пришлось повозиться. Пока он все это проворачивал, Клауди успела заснуть стоя. Хорошо хоть не брякнулась в трясину. Кое-как растолкав девушку, дровосек помог ей забраться на импровизированное ложе. Убедился, что оно выдержит ее вес, и остался караулить. Спать ему тоже хотелось, но было негде, да и топь — это не то место, где можно беспечно дрыхнуть без задних ног.
Юноша забрался на великанью макушку и принялся смотреть на звезды, как он уже однажды делал это в первую их с Клауди ночевку. Кажется, с той поры прошла целая вечность. Путь оказался куда более извилистым и длинным, чем представлялся вначале. И неизвестно, сколько еще им придется шагать, пробираться и карабкаться, какие опасности и напасти они повстречают, от чего откажутся и на что решатся, прежде чем замаячит на краю окоема двуглавая Разлучная гора. И, может быть, тогда их пути разойдутся? Каждый пойдет своей дорогой к желанной цели. Будут ли они вспоминать о совместном путешествии и тогда, когда