праху за меня. Прощайте.
И Проглот выдохнул целое облако раскаленного воздуха. Спасаясь от него, юные путешественники кинулись к лазу, на который указал одряхлевший змей. К счастью, проход оказался узок только для исполинского дракона. Для людей он был более чем просторен. Не оглядываясь, Клаус и Клауди припустили по нему. Жар от дыханья чудовища сюда почти не достигал, а вскоре и блеск расплавленного золота померк. Еще несколько шагов — и даже самые слабые отсветы пропали за поворотом прихотливо изогнутого хода. Пришлось достать кристаллы люмистона, и теперь только их холодное мерцание озаряло путь. Трудно было поверить, что где-то позади осталась исполинская сокровищница с ее медленно издыхающим стражем. Вернее, пленником.
Еще с момента своего появления в Узборе Клаус и Клауди потеряли счет дням, и теперь не ведали, сколько времени пробираются в темноте. Когда они чувствовали голод и жажду, ели и пили (благо гномы щедро снабдили их провизией), а когда уставали, ложились спать. Вскоре юным путешественникам стало казаться, что они никогда не выйдут из этого подземелья, но вот однажды впереди блеснул свет. Не лишающий рассудка блеск сокровищ и не безразличное, словно мерцание далеких звезд, сияние люмистонов — колеблющийся, тусклый, но живой свет пасмурного, нежаркого дня. Путники обрадовались ему, как радуются улыбке родного человека. И хотя силы у них были на исходе, они не останавливались до тех пор, покуда не выбрались в туманное пространство, над которым висело низкое моросящее небо.
Одряхлевший змей не солгал. Юные путешественники выбрались через узкий пролом в стене ущелья. Туман, сгустившийся в нем, не позволял разглядеть, насколько глубоко оно и как далеко простирается. Непонятно было и то, в каком направлении им теперь двигаться. И спросить не у кого. Прежде чем продолжить путь, Клаус и Клауди решили все же передохнуть и потому вернулись в подземелье, где было теплее, а главное, суше, нежели под небом, с которого сеялся мелкий дождичек. Они перекусили и вздремнули. Путешествие в подземных полостях не способствует болтливости. Когда над головой каменный свод и ничего не разобрать на расстоянии вытянутой руки, поневоле молчишь и прислушиваешься к каждому шороху, даже если это эхо собственных шагов. А вынужденное безмолвие учит понимать друг друга без слов.
Так же не сговариваясь, путники продолжили путь, едва восстановив силы. В одну сторону ущелье плавно поднималось вверх, а в другую постепенно понижалось. Разумнее всего было идти вниз, ибо движение в обратную сторону наверняка привело бы их в горы. В те самые, которые они только что прошли насквозь по цепочке пещер и связывающих их проходов. Зачем же возвращаться туда, откуда они только что пришли? Это путники тоже не обсуждали. Вздремнув, они опять выбрались наружу и направились вниз по ущелью. В нем не было дороги. Все дно его оказалось завалено валунами, которые поросли лишайником и были скользкими от сырости. Так что юным путешественникам приходилось пробираться едва ли не на ощупь, выбирая, куда ставить ногу.
Легко было представить, как в стародавние времена скользил меж этими угрюмыми каменюками молодой, полный сил Проглот, с любопытством поводя головой, чешуйки на которой еще плотно прилегали друг к другу. Однако то, что годилось для дракона, не подходило людям. И если змеенышу жесткая угловатость скалистой поверхности если и не доставляла удовольствие, то хотя бы не мешала, для Клауса и Клауди передвижение по ней стало сущей мукой. Они выдохлись уже через несколько часов. Хуже всего то, что дождь усилился, а укрыться от вездесущей сырости было негде. Разве что под гномьими щитами. Так и сидели путники, дрожа от холода, держа над головой щиты, по которым звонко щелкали дождевые капли. Кое-как передохнув, юноша и девушка нехотя поднялись и стали пробираться дальше.
Еще до наступления темноты они наткнулись на огромные белые камни странной округлой формы, что лежали друг перед другом, извилистой цепью уходя в сгущающиеся сумерки. А еще дальше высились куда более удивительные камни, длинные и дугообразные. Что-то знакомое было во всем этом, но ни Клаусу, ни Клауди не хотелось ломать над этим голову. Ночь надвигалась стремительной темной волной, а ничего подходящего, чтобы укрыться от дождя и холода, поблизости не наблюдалось. Путники наскоро перекусили тем, что осталось от узборской снеди, прижались друг к другу спинами, дабы переждать ночь. О том, чтобы уснуть, не могло быть и речи. Не до жиру. Дождаться бы рассвета. А утром они не пожалеют сил, только бы выбраться из этого проклятого ущелья поскорее.
Уснуть Клаусу и Клауди и в самом деле не удалось. Они продрожали под узборскими щитами всю ночь, покуда тьма не поредела и на стенах ущелья не проступили неясные пока отсветы зарождающегося дня. С трудом разогнув затекшие за ночь ноги и распрямив сгорбленные спины, путники огляделись. Дождь прекратился, и тучи над ущельем разошлись. Солнечные лучи позолотили капли на окрестных валунах. Воздух начал прогреваться. Над камнями взмыли облачка испарений, которые собрались в сизые волокна тумана. По счастью, на этот раз ему не пришлось сгуститься. Солнце пригревало все сильнее, и вскоре в ущелье не осталось и следа от вчерашнего дождя. Теперь оно просматривалось в обе стороны. И путники наконец поняли, что за странные белые камни перед ними. Выход из ущелья явственно просматривался впереди, загораживаемый лишь огромным драконьим черепом.
— Мир праху твоему, драконья матерь, — пробормотал дровосек, снимая отсыревшую шляпу и кланяясь громадному остову.
— Поклон тебе от твоего сына, — произнесла девушка. — Если существует место, где драконы встречаются после смерти, вы скоро увидитесь с ним. Надеюсь, Светлые Силы будут к вам благосклонны.
Юноша и девушка еще раз поклонились и начали спускаться в обширную долину, залитую ярким солнечным светом. Казалось, теперь все трудности позади, путь их будет легок, и скоро они достигнут заветной цели. Каждый — своей. Воодушевленные этой надеждой, юные путешественники начали спускаться в долину, которая сверху выглядела безмятежным местечком, словно избранным самими Светлыми Силами для веселого путешествия. Среди белых скал, что живописными грудами вздымались повсюду, росли приветливые зеленые кущи.
Порою зрение обманывает человека даже при солнечном свете. Происходит это оттого, что человек желает быть обманутым. Если всю ночь продрожать под дождем в промозглом ущелье, то утром, когда взойдет солнце, душе непременно захочется тепла и покоя. И потому глаза, которые являются ее зеркалом, поневоле воспримут не то, что есть на самом деле, а то, что они хотят увидеть. Это и произошло с Клаусом и Клауди. Ослепленные самообманом, они настолько торопились оказаться в чудесной долине, что не замечали ее странностей. Например,