видятся гораздо четче. Иногда достаточно просто взглянуть на человека — и уже видно всю его подноготную.
Вчера, отдыхая после танцев, заметил еще один нюанс. Иногда, когда моделирую ситуации или думаю, как мне действовать, нужные знания всплывают из глубин мозга, подсказывая необходимое решение. В последние дни мне снятся яркие сны о том, что будет происходить, если распад СССР не удастся остановить. В голове перемежающимися кадрами мелькают мертвенные морщинистые лица умерших от голода пенсионеров, окровавленные ошметки тел восемнадцатилетних солдат-мальчишек в центре Грозного, траурные таблички с именами детей Беслана.
Иногда во снах я вижу черную тень будущих бедствий и страданий, нависшую над советскими людьми. В голове горят ярким огнем цифры, факты и трагические события, которые готовит нам будущее. Просыпаясь, я помню свои сновидения до мельчайших подробностей.
Благодаря снам и развивающимся новым возможностям, сегодня мне уже известно о реальных настроениях общества, заговоре, зреющем в верхушке КПСС, теневой экономике и многом другом.
До сих пор не понимаю, чем или кому я обязан этим даром, и как этот огромный массив информации сохраняется в памяти. Где-то в глубине подсознания шевелится опасливая мысль, что когда-нибудь мозг не выдержит такие нагрузки, и я просто сойду с ума. Но пока никаких проблем не замечаю. Наоборот, вместе с перемещением в школьника ко мне вернулась невероятная яркость ощущений, юношеская энергия, бьющая через край, эластичность связок и все возможности молодого растущего тела. Я могу высоко прыгать, далеко бегать, быстро восстанавливаюсь от нагрузок, не ощущаю проблем с суставами и ноющих на погоду старых боевых ран.
В раздумьях путь от школы до дома пролетает незаметно. Быстро обедаю разогретыми макаронами с сосиской, около часа корплю над уроками. Как же мне надоела эта школа. В первые дни после «перемещения» была волна эйфории от внезапно возвращенной молодости, радость от встречи с молодыми родителями, одноклассниками и любимыми учителями. К сожалению, к хорошему быстро привыкаешь. Сейчас учеба в школе и общение с подростками уже немного раздражают. Просто вырос я давно из коротких штанишек. Снова попал в молодое дело, а разум и сознание остались прежними, как у тридцатилетнего мужика.
Неожиданно приходит мысль, что нужно посетить Шаховского. Все-таки я пришел к нему, уговорил выступить и пропал на несколько дней. А он, наверно, ждет, когда я проясню ситуацию.
Через десяток минут снова стою перед знакомой дверью, обитой черным дерматином. Мой палец привычно давит на кнопку круглого звонка. Мелодичная трель оповещает хозяина о гостях. Через минуту дверь открывается. Шаховский в домашней серой рубашке и темно-синих тренировочных штанах, близоруко сощуриваясь, смотрит на меня. Вопросительное выражение в его глазах сменяется теплой улыбкой узнавания.
— Алексей? Здравствуйте, здравствуйте. А я все думал, куда вы пропали? — каждая черточка лица ветерана светится лукавой добротой. — Может, уже передумали приглашать старика?
— Здравствуйте, Леонид Романович, — бодро откликаюсь на приветствие. — Ну какой же вы старик? Зрелый мужчина в самом расцвете сил.
— Алеша, не подхалимничайте, — Шаховский шутливо грозит мне пальцем. — Я все знаю про свой возраст. Проходите, раздевайтесь, чай будете?
— Спасибо, обязательно буду, — мне немного стыдно, второй раз прихожу к старику и с пустыми руками.
Мы снова сидим на уютной маленькой кухне Леонида Романовича. Опять кипятится вода в чайнике. Радушный хозяин поставил на стол блюдце с горкой пористого желтого печенья. На другой тарелочке россыпью примостились знаменитые конфеты «Мишка на Севере» в синих бумажных фантиках. Опять чувствую себя неловко и мысленно обещаю в следующий визит купить торт или другую сладость к чаю.
После ответов на пару вопросов об учебе в школе и оценках решительно перехожу к делу.
— Леонид Романович, помните, я вас просил выступить перед классом и рассказать о войне?
Шаховский кивает, внимательно смотря на меня.
— У меня уже почти все готово. Я привлек комсоргов класса и школы, и мы вместе поговорили с классным руководителем и директором. Они поддержали наше предложение. Более того, нам предоставят актовый зал и в нем будет сидеть не только мой класс, но и ребята из 10-Б, и девятиклассники. Но я хочу сделать все не так, как обычно. Моя задача — зажечь их души и сердца, заставить мысленно перенестись в это героическое время и ощутить, с каким страшным врагом пришлось столкнуться Советской армии.
— И как вы планируете это сделать? — В глазах Шаховского горит огонек интереса.
Рассказываю ему свой замысел подробно. Ветеран задумчиво трет ладонью лоб.
— Очень необычно и оригинально, — помолчав, замечает Леонид Романович. — Знаете, Алексей, это может сработать. Вы в очередной раз меня поражаете. Интересно, как вы до этого додумались?
— Не знаю, — пожимаю плечами, — как-то само получилось. Много читал, размышлял и вот решил сделать так.
— Хорошо, — ветеран встает, поворачивается ко мне спиной, снимает чайник с огня, разливает исходящую паром жидкость по чашкам. — Только заранее предупредите, когда я вам понадоблюсь.
— Мероприятие назначено на четверг. Я к вам зайду в среду, примерно часа в три-четыре, и мы обсудим все детали.
— Хорошо, я буду вас ждать, — согласно кивает Леонид Романович.
Не торопясь смакую ароматный чай. Шаховский придвигает ко мне тарелочки с печеньем и конфетами.
— Берите сладкое, Алексей, не стесняйтесь, — ветеран с легкой улыбкой смотрит на меня.
— Спасибо, — я хватаю кончиками пальцев хвостик конфеты и развертываю шелестящую обертку. Через секунду маленькая вафелька в шоколадной глазури аппетитно хрустит у меня в зубах. Давно забытый вкус детства вызывает гастрономический экстаз. Я на секунду даже прикрываю глаза, чувствуя, как шоколадная глазурь медленно тает во рту.
— Как там дед поживает? — неожиданно интересуется Леонид Романович.
— Нормально. Крепит оборонную мощь страны, — отшучиваюсь я. — Хочу к нему в Москву на каникулы съездить. С родителями говорил, они не против.
— Привет от меня передавайте. Не забудете?
— Обязательно, — киваю я. — Можете не беспокоиться.
От Шаховского я возвращаюсь в приподнятом настроении. Не знаю почему, но Леонид Романович всегда на меня положительно действует. Война, прошедшая по его жизни кровавой косой, не убила в Шаховском человечности. Чувствуется в нем какая-то мягкость и искренняя доброта, сочетающаяся со стальным внутренним стержнем.
Смотрю на белеющий циферблат часов в моей комнате. Надо идти на тренировку.
В зал