Он не хотел думать об этом. Сердце до сих пор тупо ныло при мысли о предыдущей любовной связи, и Сезар ни в коей мере не желал причинить зло очередной девушке. Но графиня ему нравилась теперь – этого не отнять. И с ней было легко и хорошо говорить. Она была начитанна и очень многое знала, а о вещах судила непредвзято, и даже речи о правах женщин теперь не смущали виконта – наоборот, он стал слушать их внимательнее, признав, что в них есть рациональное зерно. Особенно когда говорилось об образовании.
Через некоторое время он мягко вернулся к разговору о Поджигателе.
– И все же последнее письмо не дает мне покоя. «Не уйдет от тьмы; отрасли его иссушит пламя и дуновением уст своих увлечет его». Здесь говорится о человеке в единственном числе. Если предположения верны и Поджигатель предупреждает своих жертв, то где же тут предупреждение?
– Я не знаю, – покачала головой Ивейн.
– Или же тут спрятано нечто иное? Это самое мягкое послание из всех. В остальных угроза звучит неприкрыто, но тут…
– Мы можем гадать очень долго.
– А вдруг да угадаем?
– У вас мало данных, Сезар.
– Но догадался же я про терн, Ивейн!
– Это потому, что я вам подсказала.
Она дразнила его, она смешила его, и более всего теперь виконт де Моро не желал, чтобы он оказался действительно прав – и Жюльен де Буавер был бы замешан в чем-то непристойном. Как бы так оградить от этого знания Трюшона? Сезар не сомневался, что, когда закончится срок договоренности, журналист не постесняется обнародовать в газете все факты. Трюшон взял деньги на информатора, но взятку ему предлагать бесполезно. Да и договор строился на том, что виконт не будет против публикации.
Они долго гуляли по лесу, затем, проголодавшись, поехали в «Прокопа» и уже оттуда, после сытного и умиротворяющего обеда, отправились на улицу Берже.
– Как поздно, – заметила Ивейн, когда коляска остановилась у ее особняка. – Уже почти темно. Хотите, дам вам моего кучера вместе с этим экипажем? Он домчит вас домой в мгновение ока, а лошадь вы привяжете сзади.
– Благодарю, но я прекрасно доберусь верхом, – отказался Сезар, которому не терпелось поразмяться. – Да и моему серому это полезно.
– Что ж, в таком случае, благодарю вас за приятный день, виконт. Я чувствую себя ужасно аморальной, – созналась она, – ведь моя кузина и ее семья в трауре, а я езжу на прогулки с мужчинами. Но я никогда не поддерживала траур, терпеть его не могу. И я не слишком хорошо знала Жюльена, так что…
– Не оправдывайте себя – вы оправданы. Вы ведь заняты делом, вместе со мной расследуете преступления Поджигателя. И Трюшон вас не забудет. Может, это поможет вам.
Ивейн удивленно на него взглянула.
– О да.
– И еще… я весь день хотел сказать вам, – негромко произнес Сезар, и графиня, уже собиравшаяся покинуть коляску, остановилась. – Вы очень уверены в своей жизненной стезе, оставайтесь такой и далее. Однако подумайте об одной вещи: то, что вы боретесь за права женщин, не значит, что вы должны отказать себе в любви.
Он хотел сказать еще многое. То, что Ивейн, скорее всего, отвергает любовь и боится ее, чтобы вновь не испытывать чувство потери. Она загораживается от чувств, которые когда-то причинили ей боль, – наверное, это была смерть матери, которую девочка очень любила. Сезар не знал точно, но предполагал так. Он не хотел лезть к Ивейн в душу. Он и так довольно много себе позволил; а потому ограничился тем, что прозвучало.
Больше они не сказали друг другу ни слова. Виконт проводил Ивейн до крыльца, и она исчезла в доме, словно видение; а сам он принял из рук слуги поводья серого и сел верхом.
– Доброго вечера, ваша светлость, – сказал конюх. Сезар кивнул и повернул коня в нужном направлении.
Он ехал шагом, перебирая в уме события прошедшего дня. Что ж, можно сказать, некий сдвиг произошел; и как бы графиня ни отрицала самоубийство кузена, виконт был уверен, что это именно самоубийство или, во всяком случае, непротивление опасности. Два здоровенных мужика оказались запертыми в собственных кабинетах, изнутри, и умерли, даже не попытавшись выбраться. Ах, если бы знать, что сказал эксперт из Сюртэ, осматривавший трупы! Хоть отправляйся на поклон к Иву Кавье. Инспектор не очень-то любит пронырливого виконта и будет куда как опечален, что Сезар вновь влез в громкое дело. Пожалуй, не стоит пока уведомлять об этом Кэ д’Орфевр.
Виконт никуда не торопился и так погрузился в размышления, что не особо обращал внимание на творящееся вокруг. И очень зря: район тут был нехороший. Здесь водилось много клошаров, воров и прочих сомнительных личностей, ютившихся в старых зданиях, у рынка, у открытых допоздна кабаков. Вряд ли бы эти люди рискнули напасть на всадника, ведь ни один мужчина не поедет вечером по Парижу, не будучи вооружен, а хороший конь – гарантия того, что удастся быстро и без потерь уйти. Потому виконт особо не переживал и слежки не чуял.
А совершенно зря, так как она была. Темная фигура скользила за ним практически по пятам, ибо угнаться за идущей шагом лошадью – невелика наука. Виконт не слышал шагов до тех пор, пока преследователь не приблизился настолько, чтобы взвести курок. Вот щелчок-то Сезар и услыхал.
Он немедля рванул поводья, заставляя серого развернуться, но поздно: преследователь нажал на курок, и выстрел прозвучал. Что-то мягко толкнуло виконта в левое плечо, однако не остановило. Не чувствуя боли, Сезар направил коня прямо на убийцу – а в том, что перед ним убийца, виконт не сомневался. Ночной ли грабитель или же человек, имеющий касательство к делу Поджигателя, он не знал, однако следовало с ним разобраться. Но земля покачнулась, тень растворилась в темноте, и вовремя – из ближайшего трактира вывалилась пьяная компания, оглашая окрестности хохотом. Легкие шаги убийцы замерли вдалеке.
Виконт изо всех сил вцепился в гриву коня; сразу сильно закружилась голова. Сезар понимал, что просить помощи у пьяных или, того хуже, в трактире смысла нет – в столь сомнительном районе его скорее ограбят и бросят умирать в канаве, чем предложат помощь. А виконт в канаву не желал. Дом слишком далеко, чтобы успешно туда добраться, значит, придется возвращаться к графине. Если он доедет.
Пьяные уже посматривали на всадника подозрительно; сделав над собой усилие, виконт повернул серого.
Оставалась одна рука, чтобы управлять конем, и Сезар не мог даже зажать ладонью рану. Теплые струйки крови бежали по руке, манжет стал теплым, а потом холодным – кровь быстро остывала. Улица, еще улица, поворот… Мир качался в туманной дымке, мысли плыли медлительными карасями в этой молочной воде, и виконту начало казаться, будто он путешествует во сне. Он понимал, что теряет сознание, и изо всех сил щипал себя, чтобы не отключиться раньше времени.