В 15 часов 15 июня советские войска уже начали передвижения через границу вглубь Литвы. В этой связи командующий литовской армией генерал В. Виткаускас отдал приказ о порядке их встречи. В приказе, в частности, говорилось: «По отношению к продвигающимся советским войскам соблюдать все правила вежливости и выражать дружественные отношения подобно тому, как они выражались к ранее введенным войскам».
16 июня между 14.00 и 15.00 часами Молотов успел принять поочередно посланников Ф. Коциньша и А. Рея и вручить им ультиматумы с обвинениями Латвии и Эстонии в антисоветской политике в рамках Балтийской Антанты. Ультиматумы содержали требования отставки прежних и создания новых «просоветских» правительств и «свободного пропуска» на территории этих стран частей РККА «в количестве, достаточном для того, чтобы обеспечить возможность осуществления» пактов о взаимопомощи. Ответы ожидались до 1 часа ночи 17 июня. В указанное время посланники вновь посетили Молотова и информировали его о согласии своих правительств выполнить условия ультиматумов. Нарком сообщил, что ввод войск начнется в 5 часов утра.
В ночь с 16 на 17 июня в районе советско – латвийской границы прошли переговоры между представителями командования обеих армий, по итогам которых был подписан Протокол о порядке вхождения, размещения и пребывания дополнительного контингента советских войск в Латвии. Предусматривалось, в частности, занятие городов Риги, Вентспилса, Цесиса, Кулдиги и некоторых других. Аналогичное соглашение с Эстонией было подписано К. А… Мерецковым и Й. Лайдонером в 15 часов 17 июня. Оно также предусматривало занятие советскими войсками важнейших районов страны, включая города Таллинн, Тарту, Нарва, Пярну, Вильянди и другие, а кроме того, ряда островов.
Вхождение частей Красной Армии в Литву и Эстонию осуществлялось спокойно. Германский посланник Э. Цехлин передавал в Берлин 21 июня: «Ввод советских частей в Литву проходил без всяких инцидентов. Все крупные города Литвы заняты, включая Мариямполе и Вилкавишкис южнее Мемеля, вблизи немецкой границы…». Посланник Х. Фровайн докладывал из Таллинна 18 июня: «Продвижение советско-русских войск в Эстонии сегодня проходило также без инцидентов. Заняты Ревель (Таллинн. – Ред.), Нарва и прилегающее побережье на запад. В Ревеле четыре тысячи человек, 228 разведывательных бронеавтомобилей и грузовиков. На (островах – Ред.) Эзель и Даго русские ведут срочные окопные работы… Поведение русских военных создает впечатление торопливости, нервозности, как будто опасаются нападения, для чего, разумеется, нет никакого повода».
Несколько иная ситуация сложилась в Латвии. Здесь при приближении советских танков к Риге в городе произошли антиправительственные выступления. В. К. Деревянский доносил в НКИД 18 июня: «Население тепло встречало наши войска. Раздавались возгласы: «Спасибо за освобождение от режима собак, долой поджигателей войны» и так далее, а также крики «ура» в честь СССР, Красной Армии и товарища Сталина […] Латвийские власти пытались вывести на улицу против демонстрантов войска и танки, но по нашему требованию они были убраны» [63, c. 400–401].
Характер и масштаб советской акции в Прибалтике безошибочно указали иностранным дипломатическим наблюдателям на ее истинную цель. В телеграмме из Таллинна в Берлин от 18 июня Х. Фровайн высказал мнение, что «налицо чисто силовая операция, которая, по всей видимости, должна быть срочно закончена до планируемой немецкой стороной мирной перестройки Европы, чтобы создать свершившиеся факты» [8, p. 600]. Г. фон Котце из Риги сообщал 21 июня: «Я думаю, что в русских мероприятиях сыграла свою роль мысль о Германии и имеющихся у нее возможностях и что планы русских имеют оборонительный характер». Описывая вхождение советских войск в Литву, посланник в Каунасе Э. Цехлин делился с Берлином таким соображением: «Совершенно очевидно, что столь внушительная демонстрация силы не может проводиться только с целью оккупации Литвы. С учетом всей политической обстановки становится ясно, что Советский Союз направил сюда такое огромное количество войск из недоверия к Германии с чисто оборонительными целями».
На заседании британского кабинета 22 июня 1940 г. министр иностранных дел лорд Галифакс также высказал мнение, что «насколько он может судить, концентрация советских войск в прибалтийских государствах является мероприятием оборонительного характера» [74, Cab. 65/7, p. 255]. Американский посланник в Литве О. Норем следующим образом интерпретировал происходившие события в информационном письме в Госдепартамент от 20 июля: «Русские заняты подготовкой к отражению надвигающегося германского нападения путем размещения войск в различных пунктах сосредоточения, проводя разведывательные полеты авиации и учения с участием солдат и техники» [71, c. 49].
На всем протяжении судьбоносной для прибалтийских стран недели, с 9 по 16 июня, Берлин хранил гробовое молчание, которое в Москве верно расценили как разрешение двигаться вперед – от выдвижения обвинений в нелояльности к предъявлению ультиматумов, а от ультиматумов – к вводу войск. Внедриться в регион до этого рубежа Москва «была в своем праве», которое она выкупила у Берлина ценой договоров от 23 августа и 28 сентября 1939 г. За этим рубежом начиналась политическая терра инкогнита, и сверка дальнейших маршрутов с Берлином стала необходимой.
Этой цели была посвящена встреча Молотова с Шуленбургом 17 июня. Для начала, однако, стремясь сгладить неприятное впечатление, которое советская акция должна была произвести на Берлин, нарком заявил, что «основной причиной мероприятий советского правительства явилось то, что Советский Союз не хочет оставлять в прибалтийских странах почву для французских и английских интриг» [64, ф. 06, оп. 2, п. 14, д. 155, л. 206]. Вряд ли Молотов всерьез рассчитывал ввести посла в приятное заблуждение с помощью столь наивного довода. Между тем, германский протест против советского намерения политически утвердиться в Прибалтике представлялся весьма вероятным. Однако Германия, как выразился Молотов в одной из бесед, «проглотила – и не поперхнулась», оккупацию прибалтийских стран, не желая раньше времени портить отношения с СССР, которые продолжали представлять определенный политический и огромный экономический интерес. В ходе упомянутой выше беседы с Молотовым фон Шуленбург заверил собеседника в полном безразличии Берлина к происходившим событиям и подтвердил, что «Германия не имеет намерения вмешиваться в политические дела прибалтийских государств» [103, с. 40–42].
Советская версия произошедшего для внешнего мира была изложена в распространенном 23 июня Заявлении ТАСС. В нем говорилось, что в связи с событиями в Прибалтике распространяются слухи «о том, что на литовско-германской границе сконцентрированы не то 100, не то 150 советских дивизий; что это сосредоточение советских войск вызвано недовольством Советского Союза успехами Германии на Западе; что оно отражает ухудшение советско-германских отношений и имеет целью произвести давление на Германию». Разумеется, все это отрицалось. Следовало утверждение, что на территории балтийских стран расквартированы всего 18–20 дивизий[73] [Известия. – 1940. – 23 июня].
Из бесед Молотова с послами США, Великобритании и Франции выяснилось, что правительства этих стран