— А если выиграете? Вы как будто не знаете, что дуэли запрещены. Если вы убьете барона, вам придется бежать из страны, чтобы не быть арестованным.
Его губы растянула улыбка.
— Возможно, я его не убью, а только проделаю в нем приличную дыру.
В отчаянии она опять повисла на руке Рейна.
— Я не допущу кровопролития из-за меня!
— Это не вам решать, милая, — сказал он, неспешно разжимая ее пальцы. — Прошу прощения, что опять побеспокоил ваше чувство независимости, но этот ублюдок больше никогда до вас не дотронется.
После этих слов он развернулся и быстро пошел по направлению к дому, не дав ей времени что-либо ответить.
Мадлен смотрела на него, обуреваемая желанием молиться и браниться одновременно. Как же получилось, что все так стремительно пошло кувырком?
Она поднесла руку к виску от внезапно возникшей боли. Первым делом она должна любой ценой воспрепятствовать поединку, а потом найти своего безответственного брата и убедить вернуть имущество барона, прежде чем его схватят и приговорят к повешению.
Приняв решение, Мадлен, подгоняемая осознанием срочности дела, поспешила к дому, бросив корзину с цветами в саду.
* * *
По ее мнению, уговорить Эккерби отказаться от поединка было задачей не такой безнадежной, как склонить к тому же Рейна. Граф слишком упрям и бескомпромиссно настроен защищать ее во имя покойного отца. Он явно живет какими-то старинными понятиями о рыцарстве, заставляющими его покровительствовать слабым и беззащитным. И хотя какая-то ее часть радовалась этому, она все же вовсе не слабая. И совсем невыносима мысль, что он может из-за нее пострадать.
Правда, Мадлен не могла просто поехать к барону в Лондон, так как у нее в одиннадцать урок и она должна еще подготовиться.
Поэтому девушка принялась писать на его лондонский адрес, клянясь, что позаботится о том, чтобы драгоценность была ему возвращена, если он согласится воздержаться от поединка.
При этом она пообещала, что поговорит с Хэвилендом и убедит последнего в ошибочности поспешного вызова.
И она собиралась сдержать свое слово. Мадлен отправится к Рейну в Ривервуд сразу же по окончании занятий, надеясь, что, немного успокоившись, он будет более сговорчив. Она скажет ему, что сама разрешила Эккерби поцеловать себя, не раскрывая настоящей причины. Если он узнает о возмутительном предложении барона, то только еще больше рассвирепеет.
Мадлен передернуло от мысли, что ей придется соврать ему, будто бы она добровольно целовала развратника, от которого ее тошнит. Но Рейн вряд ли отменит свой вызов, если только она не убедит его в том, что он неправильно истолковал объятия барона.
Второе письмо она написала брату, требуя от него ответа, правда ли, что он похитил драгоценную вещь, и если да, то призывала одуматься и вернуть ожерелье хозяину. Мадлен прибавила, что в противном случае барон Эккерби намерен обойтись с ним со всей строгостью.
В конверт с письмом она вложила чек, полученный ею от Фреда Лансфорда. Сто фунтов будут хорошим подспорьем Джерарду и Линет в их начинающейся семейной жизни, а, может, и позволят Джерарду купить своей невесте драгоценность, не запятнанную преступлением.
Мадлен написала на конверте адрес кузена Линет в Мэйдстоуне, в графстве Кент. Если она не получит ответа на свое послание, то поедет туда сама и лично предстанет перед братом. Но ей не хотелось бы сейчас покидать Чизвик без крайней необходимости, ведь это могло уничтожить ее едва начавшуюся преподавательскую карьеру.
Ее опасения за Джерарда несколько смягчала возможность в крайнем случае обратиться к Рейну. Но тогда придется рассказать ему всю правду о воровстве брата, что бросит тень на нее саму.
Мадлен поджала губы, осознавая эгоистичность причин, которые заставляли ее держать эту неприглядную историю втайне от графа. Если сейчас Рейн считает ее достойной стать его женой, то вряд ли он захочет жениться на сестре вора, которому грозит тюремное заключение или смертная казнь. И он, скорее всего, никогда ее не полюбит, если ее скандальная репутация будет угрожать честному имени его многочисленного семейства.
«Маман, я, наверное, не должна надеяться однажды завоевать его сердце?» — подумала Мадлен с тоской, запечатывая оба письма.
Выгоняя из головы эти глупые мечты, она убрала письменные принадлежности и отправилась на поиски Симпкина.
Пожилого дворецкого девушка обнаружила в танцевальной зале руководящим чисткой канделябров и заменой выгоревших свечей на новые.
Когда она попросила его отправить письма как можно быстрее, тот охотно согласился.
— Однако, мисс Эллис, — предложил Симпкин, — лорд Хэвиленд наверняка отправил бы их сам.
Она покачала головой, слегка улыбнувшись. Она бы не хотела, чтобы Рейн знал об этих письмах.
— Возможно, но я не желаю пользоваться добротой его светлости, он и так уже слишком много сделал для меня, — возразила она. — И очень желательно, чтобы эти послания были отправлены как можно скорее.
Симпкин достал из кармана пиджака часы и, взглянув на них, сказал:
— Я сам этим займусь. Если выйти прямо сейчас, то я успею на почтовую станцию как раз к прибытию почтового дилижанса.
— Спасибо, Симпкин. Я высоко ценю вашу доброту, — сердечно поблагодарила Мадлен, после чего направилась наверх, чтобы сменить наряд для предстоящего урока.
Правда, она понимала, что не сможет как следует сосредоточиться на преподавании из-за угрозы дуэли, нависшей над ней дамокловым мечом.
Подходя к своей спальне, она опять покачала головой, на этот раз потрясенная невероятностью происходящего. Ей все еще было крайне трудно осознать, что два аристократа собираются из-за нее стреляться, и это после стольких лет, когда мужчины не обращали на нее никакого внимания. Это поистине было бы смешно, если бы не таило в себе такую опасность.
Мадлен придется бороться с гложущим ее страхом те бесконечно долгие часы, которые предстояло пережить, прежде чем она попадет к Хэвиленду и сможет уговорить его отменить дуэль.
* * *
Рейн сам удивлялся своей импульсивности, вызвав барона стреляться завтра на рассвете. Обычно он отличался не только уравновешенностью, но и особым хладнокровием во всем, что касалось женщин. Он никогда не позволял чувствам руководить собой в отношениях с дамами после того, как предательство Камиль нанесло ему глубокую сердечную рану.
Вызов на дуэль — явно неразумный поступок, Рейн это признавал. И ему было трудно себе объяснить, почему его охватила такая ярость при виде того, как барон обнимал Мадлен Эллис. Любой другой списал бы такую реакцию на счет обычной мужской ревности.