и тетя не звонит мне, чтобы сообщить, что ты мой брат лишь наполовину, а твой отец – бандит.
Холли пожимает руку Грир.
– Не беспокойтесь, мы сами пытаемся переварить все эти новости.
Сестра бросается ко мне. Ее пиджак застегнут не на те пуговицы, а глаза у нее совсем дикие.
– Серьезно? Что, черт возьми, происходит?
– Все в порядке, Гри. Вероятно, ты знаешь сейчас столько же, сколько и мы. – Но меня удивляет, что тетя позвонила ей. – Ты говоришь, что тетя Катерина рассказала тебе все? Это поразительно.
Грир качает головой.
– Она говорила почти бессвязно, и я полагаю, уже добралась до дна приличной бутылки. Она бормотала о том, что никогда не одобряла его обращения с тобой и что ты не виноват в поступках своей матери. Грехи отцов и прочее бла-бла-бла. Мне просто хотелось убедиться, что ты не валяешься в обмороке, не строишь планов убить дядю Деймона или что-то в этом роде.
– Я все еще пытаюсь найти решение, – говорю я.
В этот момент лампы пару раз мигают, и свет выключается. За окнами едва виднеется облачное небо.
– Вот черт! Теперь мне придется спускаться по лестнице, когда я уйду. Тебе обязательно жить на самом верхнем этаже, Крей?
– Электричество включится через секунду. В здании есть автономный генератор. – Когда Холли подходит ко мне и снова прижимается к моему боку, я говорю кислым тоном: – Мне жаль, что вы встретились при таких обстоятельствах. Я предвкушал что-нибудь менее… драматичное.
Я слышу смех Холли, и он еще больше успокаивает меня. Даже посреди всего этого безумия она, похоже, не теряет хладнокровия.
– Я предчувствую, что наши жизни какое-то время будут наполнены драмой.
– Не моя, – говорит Грир. – Моя жизнь скучна и останется скучной. С такой девушкой, как я, не случается ничего интересного, даже любовника на одну ночь.
Я поднимаю бровь, хотя в темноте Грир не может этого видеть. Но ее слова вселяют в меня надежду, что бойфренд, который, по моему мнению, недостаточно хорош для нее, долго не продержится. И если во мне течет кровь мафиози, может быть, мы сможем…
Свет зажигается, и Холли с Грир громко вскрикивают.
– Ну, все, – говорит Холли. – Я покончила с Нью-Йорком. Люди здесь проходят сквозь стены? Черт. Нет.
Я замираю и крепче прижимаю Холли к себе, а мой взгляд направлен на трех мужчин, стоящих в дверях. Они очень импозантны, но я не свожу глаз с того, кто стоит посередине.
Схожесть поразительна, и мне кажется, что я смотрю на самого себя несколько лет спустя. Примерно тридцать, как мне кажется. У него серые глаза, а у меня карие, и у меня более светлая кожа, доставшаяся мне от матери, а у него кожа темно-оливковая. Но черты лица у нас очень похожи. По обеим сторонам от него стоят два мужчины в костюмах. Телохранители.
Он, со своей стороны, так же внимательно рассматривает меня.
– Крейтон. – Его голос, низкий и серьезный, тоже очень похож на мой, только он говорит с небольшим акцентом.
– Вы решительно знаете, как обставить свое появление на сцене, – говорю я. – Полагаю, я в неравном положении. Я знаю, кто вы, но мне неизвестно ваше имя.
Мужчина делает шаг ко мне, и парни в костюмах двигаются вместе с ним.
– Доменико Кассо. Дом. И да, я твой отец.
И как это было в кабинете Деймона, я начинаю ощущать все процессы в моем теле. Каждую пинту крови, пульсирующую в моих сосудах. Каждый кубический дюйм кислорода, попадающий в мои легкие. Сокращение каждого мускула.
Он протягивает руку, и я пожимаю ее. Все происходящее кажется мне нереальным.
Я пожимаю руку моего отца.
– Откуда вы…
Я даже не заканчиваю вопрос.
Как видно, он знает не только, где я живу, но и то, как отключить электричество, как без разрешения подняться в пентхаус и даже то, что я только что узнал о его существовании. И это действительно жутко. Если я узнаю, что он умеет читать мои мысли, не уверен, что это меня удивит.
– Элизабет.
– Что?
– Она все эти годы присматривала за тобой. Все то время, пока ты жил с дядей. Она одна из моих людей.
Я вспоминаю, как она сегодня нервно сжимала руки. И вспоминаю, как добра она всегда была ко мне.
– Вы платите Элизабет?
Он кивает.
– Мы можем войти?
У меня такое чувство, что это даже не вопрос. Меня забавляет, что после того, как они без спросу вломились в мой дом, они пытаются сохранить видимость хороших манер. Этот человек живет по своим правилам.
Может быть, в конце концов, яблоко и впрямь падает недалеко от яблони.
Я делаю шаг назад.
– Пожалуйста.
Они заходят в комнату, и я жестом приглашаю их следовать в гостиную. Когда два телохранителя встают позади дивана, на который сел мой отец, у меня невольно вырывается вопрос:
– Деймон сказал, что вы бандит?
Доменико вновь кивает. Дом. Мой отец.
– Это было очень давно. Я… меня повысили с тех пор. Я теперь что-то вроде генерального директора.
– Неудивительно, – шепчет Холли, устраиваясь рядом со мной на диване напротив него.
Взгляд Дома устремляется на нее, и он улыбается, прежде чем снова посмотреть на меня.
– Я счастлив узнать, что ты нашел для себя хорошую женщину. Хотя я немного удивлен тем, как именно ты это сделал.
Я слегка щурюсь.
– Вы и в самом деле следили за мной всю мою жизнь?
Он поджимает губы и, похоже, подбирает слова.
– Не первые десять лет. Тогда даже у меня не было возможности следить за тобой. К тому же у тебя были родители. Но после того как они умерли и ты переехал в Нью-Йорк… Да. Я позаботился о том, чтобы ты был под моим присмотром.
– Но почему?
– Потому что, знал ты об этом или не знал, я твой отец.
Меня мучает вопрос на миллион долларов, и я не могу не задать его.
– Вы собирались когда-нибудь сказать мне об этом?
Он поднимает подбородок и вздыхает, глядя на меня. Совершенно очевидно, что он видит меня не в первый раз, но мне интересно, видел ли он когда-нибудь меня так близко. Мы могли сталкиваться на улице десятки раз, а я даже не подозревал об этом. Пытаться понять это – то же самое, что пытаться постичь теорию струн, как следует надравшись «Гиннесса» и разглядывая салфетку в баре.
Он решительно качает головой.
– Нет. Я никогда не сказал бы тебе. Но сейчас, когда Деймон раскрыл свой рот, у меня не было другого выбора, кроме как вмешаться.
– Это