Читать интересную книгу Куколка - Генри Олди

Трубу с контрабасом дополнила гитара. Яркие, чувственные пассажи сопровождались черно-белым изображением: рынок «Чвенгья» — пчелиные соты. В каждой ячейке находились, открытые для осмотра, будущие рабы. Ячейки блокировались: из них наружу не поступало ни единого звука.

Близнецы занимали третью снизу ячейку.

Их разглядывала помпилианка с лицом, похожим на морду снулой рыбы.

— Контроль — четыре месяца. Нет, не в меру возможностей, а тотальный контроль ситуации. Затем наблюдение можно снять.

«Наблюдение снять…» — шепнул кто-то внутри Лючано.

И все погасло.

Во тьме, как в «черном кабинете», выхвачен острым лучом прожектора — спирали с горящей наверху звездой — остался один-единственный человек.

Лука Шармаль-старший.

— Ты сделал то, чего я ждал от тебя, — сказал банкир в пустоту. Седой, спокойный, одетый, как для официального приема, он говорил сам с собой. Точно так же недавно разговаривал Шармаль-младший. Лючано помнил, что это значит для гематров. — Старости присуще сомнение, молодости — действие. Закон природы. Мы, гематры — не исключение. В свою очередь ты ждешь от меня, что я начну поиск внуков. Наверняка ты предусмотрел все, Айзек. Помехи, сложности, отвлекающие маневры. Все, кроме одного: я не стану искать детей Эми. Помнишь? — я умею находить простые решения и воплощать их в жизнь кратчайшим путем. Простое решение против сложного. Наблюдая, я рискую оказаться за скобками происходящего. Действуя, ты рискуешь запутаться в умножении действий. Посмотрим, кто кого…

Спираль завертелась, превращаясь в модель ДНК.

Звезда вспыхнула и погасла.

Часть четвертая

Нейрам

Глава шестая

Битва за личность

I

— О нет! Нет! Это из-за меня! Я одна во всем виновата! Очнись! Ну очнись же! Нет, он не слышит! Он умер, его больше не существует…

«Дрянной сериал, — вяло думал Лючано, утопая в серой трясине беспамятства. — Ишь, надрывается. Сопли из глаз, слезы из ноздрей. Выключите, а? Или сделайте тише. Люди, понимаешь, спят…»

— Приди! Приди в чувство!

Его начали трясти за плечи. Глаза открылись сами, помимо воли. В первый миг, клацая зубами, он не узнал женщину: черные волосы разметались в беспорядке, лицо красное от слез, с печатью отчаяния, помноженного на сладострастие нимфоманки.

— Юлия?!

— Ты жив!!!

Вспышка сумасшедшей, всепоглощающей радости.

И тут же:

— О, как мне искупить?! Я виновата перед тобой! Из-за меня нас похитили! Чем я могу загладить? Я все сделаю! — ты слышишь? Все!

Память вернулась сразу и целиком, войдя в голову откуда-то извне. Словно в мозгу имелся нейропорт, и добрая рука вставила в него инфокристалл с нужной записью.

— Успокойтесь, Юлия! Да, нас похитили, но мы живы. Не стоит терять…

— О да! Мы живы! — с энтузиазмом откликнулась помпилианка.

И принялась бурно раздеваться. Взмахнув рукавами-крыльями, улетел прочь жакет. Жалобно взвизгнула магнитная застежка блузки, обнажив две соблазнительные округлости, туго затянутые в сетчатый бюстгальтер. Белье стремительно набирало прозрачность, открывая взгляду темно-коричневые соски. Юлия с нетерпением завела руку за спину, нащупывая «кнопку мгновенного сброса», как шутил боцман с «Барракуды».

— Что вы делаете?! — Тарталья отшатнулся.

— Прошу тебя! Умоляю! Все, что хочешь!

— Вы не в себе! Оденьтесь немедленно!

Он еще дальше отодвинулся от бешеной помпилианки. Спина уперлась в шершавую и твердую поверхность. Качаясь — сказывались последствия инъекции, — Лючано встал на ноги, держась за стену рукой.

Юлия, потупясь на манер пай-девочки, застегивала блузку.

Руки ее тряслись.

— Сядьте и успокойтесь, — он сам удивился прорезавшемуся у него командному тону.

Женщина повиновалась. Взяв жакет, она побрела в угол, всем видом напоминая побитую собаку. Лючано ощутил острый укол жалости. К жалости, возрастая с каждой секундой, примешивалось беспокойство. Где они? Зачем их похитили? Что с детьми?

И что, гори вы звездным пламенем, творится с Юлией — умной, ироничной, уверенной в себе стервой?!

Он огляделся. Комната — шагов восемь на десять. Низкий потолок и стены покрыты слоем мелкопористого акустона — эхопоглотителя, применяемого в студиях звукозаписи. От расцветки акустона рябило в глазах. Плюс объемные надписи-граффити на дюжине языков Галактики, исключая унилингву.

«Септаккорд VI ступени в натуральном мажоре и мелодическом миноре, — хмурясь и мрачнея, прочел Лючано на линг-борго, — при гармонизации восходящего верхнего тетрахорда гаммы в басу…»

Язык родины ускользал от понимания.

«Парни, вы лучшие!» — болталось ниже на кумбийском. Остальные граффити прочесть не удалось. Дразнясь незнакомыми буквами, они плавали в воздухе, словно призрачные отходы жизнедеятельности безумца-каллиграфа.

В углу, где тосковала Юлия, обнаружился узкий диванчик. Он был наполовину завален разнообразным барахлом: боксы из-под инфокристаллов, наушники, драная куртка… Там еще оставалось свободное место, но помпилианка опустилась на пол, забившись в щель между торцом дивана и стеной.

Последствия пси-удара по толпе, невозможного даже для супер-телепата?! Юлия буквально расшвыряла три сотни погромщиков, взломав и исковеркав их психику в считаные секунды. Потом начала валиться в обморок, умолять захватчиков взять ее с собой. И вот теперь…

Страдает, раздевается, несет околесицу.

Рассудок не выдержал перенапряжения? Своеобразное «похмелье»? Она многого не договаривает. Последствия обезрабливания оказались куда серьезнее, чем простое избавление от «расовой шизофрении»? Неужели Юлия к этому и стремилась?!

Женщина тихонько скулила, уткнувшись лицом в стену. Лючано почел за благо ее не трогать. «Хватит гадать на кофейной гуще, дружок, — возмутился издалека Добряк Гишер. — Лучше выясни, в какую задницу ты угодил на сей раз. Эй, маэстро, скажи этому рохле!..»

Неподалеку расположилась стойка с полудюжиной гитар: от акустической «Креолы» с коробом, украшенным парой крыльев, до лаково-красного «Фузз-драйвера-ZX-2700» с панорамным звучанием и встроенным энерджайзером. «Драйвер» мог «накрыть» стадион без внешнего усилителя. Под потолком висели темно-зеленые «стручки» с горошинами микрофонов: черными широкополосниками и алыми конусами «спиц».

Лючано окончательно уверился: их разместили в студии звукозаписи. Вон прозрачное окошко, за ним — кабинка оператора. А вот и толстенная «глухая» дверь.

Дверь была приоткрыта.

Не заперли?! Могут же и террористы хоть разок облажаться? Все мы люди, все мы человеки… С замирающим сердцем он на цыпочках подкрался к двери, потянул на себя. Та поддалась молча, без скрипа.

Короткий коридорчик. Еще три двери: налево, в операторскую, направо, в каморку за стеной из матового стекла, и входная мембрана — в конце коридора. На стенах — портреты вехденов в национальных одеждах. Двое с гитарами: один лохматый, зверообразный, похожий на ташмирского йети, другой выкрасил лицо «рентген-гримом» — сквозь кожу просвечивают кости черепа. Третий музыкант, в облаке искрящегося воздуха — за клавинолой. Четвертый — за ударной установкой. Барабанщика почти не видно — лишь взлетели руки с полиморфными палочками, да разметалась грива фиолетовых волос.

И наконец — трубач с раздутыми щеками хомяка, в антикварной шляпе-цилиндре. Он с упоением дул в чудо, сияющее надраенной медью.

Бижан Трубач, из-за которого Фаруд угодил в экзекуторскую Мей-Гиле? В то время Лючано не сомневался: Сагзи пытают зря, вехден ни при чем. Ан нет! Федеральный агент шел по верному следу; тянул-тянул за ниточку, да не вытянул. Агент считал вехдена свидетелем; максимум — мелким соучастником. А на деле, судя по тайным прозрениям, Фаруд — крупная рыба. Похищение близнецов — мелочи, частный заказ, возврат долга…

Тем более надо уносить ноги!

Он сунулся в операторскую. От стены до стены — пульт с сотнями динамических сенсоров, десятками портов, эмиторами, разъемами периферии и рядами «ручников» для тонкой настройки. Стойки с рекордерами — «кристаллы», «стебли», гиперонные матрицы. Пакетники-мультифильтры, генераторы акустических линз. У стены — клавинола «Galact-Pro-076e» и два навороченных синтезатора.

Единственное окошко выходило в комнату с гитарами. Тарталья вздохнул с облегчением: Юлия сидела на прежнем месте. Скулит она или нет, слышно не было: звукоизоляция работала исправно.

Он заглянул в дверь направо. Всю каморку занимала шикарная ударная установка. Барабанщик с фиолетовыми кудрями отсутствовал — и слава богу! Вопрос в другом: за каким чертом похитителям понадобился он, Лючано Борготта?! С детьми ясно: Шармаль-младший не может допустить, чтобы близнецы попали в руки Юлии. Опять же, встреча с отцом: Штильнер летит на Террафиму…