собой факт свершившейся адаптации, в работе которой уже не требуется применения мыслительных способностей. Применение органа, как правило, строго фиксировано в инстинктивной программе. Здесь уже становится понятно, каким образом эволюция интеллектуальная (увеличение мозга в условиях осложнения предметной деятельности) вступает в противоречие с эволюцией морфологической/инстинктивной.
Усложняющиеся мыслительная и орудийная деятельности позволили человеку всё лучше взаимодействовать с окружающей средой, но уже не путём адаптации собственных биологических характеристик к ней (как это происходит у всех прочих животных), а путём адаптации самой среды к потребностям древних Homo. Выйдя из системы отношений "субъект — природа", человек выставил вперёд себя посредника — орудие, и вступил в систему "субъект — орудие — природа". Именно поэтому морфологическая эволюция рода Homo всё больше сменялась эволюцией его орудий — ибо орудия являлись эссенцией разума, и именно их эволюция являлась отчётливой демонстрацией эволюции самого интеллекта. И когда мозг человека и его интеллект эволюционировали настолько, что он стал способен прослеживать сотни и тысячи взаимосвязей в предметном мире, его морфологическая эволюция угасла полностью, поскольку теперь человек оказался способен изготовлять себе орудия фактически любой сложности и естественные специализированные органы сделались ему ненужными. Именно в этом и состоит противоречие двух линий эволюции — морфологической/инстинктивной и мозговой/интеллектуальной. Морфологическую эволюцию поэтому можно использовать как своеобразный маркер уровня интеллекта: если у вида возникает некоторый специфический орган как адаптация к среде, то этот факт является наглядной демонстрацией того, что уровень интеллекта данного вида не позволил ему овладеть каким-либо искусственным органом взамен этого естественного. То есть мыслительная деятельность вида не справилась с конкретной поставленной задачей, и адаптация вновь была произведена путём естественных биологических изменений, а не искусственных.
Общая стройность телосложения Homo sapiens, возникшего в Африке около 200 тысяч лет назад, указывает на то, что влияние холодов там действительно не было таким сильным, как в Европе. Заодно это указывает и на то, что орудийная деятельность человека достигла такого высокого уровня, что он больше не нуждался в сильных руках и ногах, так как разнообразные орудия в значительной степени компенсировали этот нюанс. Около 40 тысяч лет назад, оказавшись в Европе, Homo sapiens уже не мутировал под воздействием холодов, как то сделал за предшествующие сотни тысяч лет неандерталец, что говорит о том, что Человек уже самым обстоятельным образом изготавливал себе одежду и пользовался огнём ежедневно и очень умело. Всё это служит иллюстрацией того, что Человек постепенно всё больше и больше вырывался из лап естественного отбора. Если возникало какое-либо новое противоречие с окружающей средой, то Homo sapiens не биологически эволюционировал сам, а производил эволюцию своих орудий и навыков. Так постепенно морфологическая эволюция сменилась у вида Homo sapiens эволюцией его искусственных органов. Развитое мышление позволяло производить это с достаточной быстротой.
У искусственных (экзосоматических, то есть внетелесных) органов имелся ряд существенных преимуществ и ни одного принципиального минуса.
1. Они были возобновляемы (в отличие от естественных органов, которые фактически не регенерируют).
2. Их ассортимент, по идее, был безграничным и ограничивался лишь условиями конкретной среды и конкретной задачи. Для каждой задачи создавался свой необходимый орган.
3. Сроки возникновения нового (требуемого в новой задаче) искусственного органа фактически сводились к микроскопическим временным отрезкам по сравнению с эволюцией естественных органов, на которую уходили сотни тысяч или даже миллионы лет. Необходимый искусственный орган может возникнуть "здесь и сейчас" — достаточно лишь оказаться в потребной ситуации, а интеллект тут же придумывает этот орган с более-менее оптимальными характеристиками.
Так морфологическая эволюция Человека сменилась эволюцией орудийной. И эта новая эволюция со временем только ускорялась — по мере накопления информации о тех или иных материалах, о способах и свойствах их взаимодействия, о физических и химических законах, лежащих в основе этих взаимодействий, изобретение новых орудий становилось всё проще и быстрее. В итоге Человек оказался единственным существом на планете, который имеет возможность пользоваться неограниченным числом органов в зависимости от ситуации — у нас есть ночное зрение, как у некоторых хищников; у нас есть невероятно прочные и невероятно быстрые когти, разящие на расстоянии километров; у нас есть крылья, поднимающие в воздух сразу несколько сотен человек; у нас есть настолько беспрецедентно острое зрение, что мы способны рассматривать бури на других планетах и взрывы на звёздах с расстояния в тысячи световых лет.
"Можно сказать, что техника есть внешняя форма физиологии, есть внешняя система искусственных органов" (Леонтьев, 2005, с. 180).
Теперь нам не страшны ни самый жуткий зной и ни самая лютая стужа. Нам не страшно ничего. А всё это благодаря тому, что несколько миллионов лет назад приматы-круриаторы были вынуждены спуститься с деревьев на землю и вооружились камнями. Именно камень был нашим первым искусственным органом. И в итоге он сотворил чудо. На самом деле взгляд на орудия как на систему искусственных органов представляет собой единственно верную позицию в деле понимания развития человека. Он позволяет увидеть антропогенез в его истинном свете — как непрерывный процесс изменения орудий и интеллектуальной деятельности, идущие бок о бок и в итоге всё более и более вырывающие род Homo из власти естественного отбора.
Итак, первым поворотным пунктом антропогенеза стало применение каменных орудий, которое избавило человека от каких-либо дальнейших биологических новообразований в ходе эволюции. Вторым поворотным пунктом стало применения одежды и огня: чтобы понять весь масштаб данного поворота, надо посмотреть на феномен одежды и огня под следующим углом — способность орудийными средствами поддерживать вокруг себя постоянную температуру есть способность "носить" с собой наиболее оптимальную для организма часть среды. Одежда и огонь — они стали своеобразным коконом, в котором человек навеки запер необходимый температурный режим, чем совершил второе капитальное обособление своего организма от непосредственной окружающей среды. Выражаясь образно, одежда и огонь — это будто вырезанная человеком наиболее пригодная часть климата, в которую он себя надёжно укутал и молча провозгласил свою умеренную независимость от капризов природы. Теперь человек мог оказаться в любом климате — даже в самых студёных краях, и это не повлекло бы реорганизации его морфологии, как непременно происходит у всех прочих видов животных. И здесь человек вырвался из лап естественного отбора.
Дальнейший естественный отбор касался лишь некоторых очень узких факторов, которые человек на том этапе никак не мог компенсировать орудиями. В частности это происходило в сфере так называемого расогенеза — изменения мелких деталей популяции под влиянием узких особенностей окружающей среды. Так, оказавшиеся в Европе популяции рода Homo в связи со значительным сокращением там солнечной активности (по сравнению с Африкой) стали