испытывать сильную потребность в витамине D, который в Африке они получали в требуемых количествах. Поскольку нехватка этого витамина приводит к формированию слабых костей, а переизбыток — к рахиту, изначально sapiens в Африке и были темнокожими, так как пигмент меланин, затемняющий кожу, заодно отсеивал излишки солнечного света, тем самым вырабатывая нужный уровень витамина D без излишек. В Европе же солнечная активность была существенно меньше, что сказывалось на хрупкости костей. Тут эволюция и пошла по пути осветления кожи Homo (и не только sapiens, но ещё и неандертальцев, поскольку они тоже были светлокожими), теперь пигмент меланин не препятствовал более интенсивному воздействию имеющегося солнечного света, и витамин D мог вырабатываться в нужных количествах, формируя крепкие кости.
Таким образом, данный аспект эволюции, которая пусть и незначительно, но ещё продолжала свой отбор, никак не мог быть урегулирован орудийными средствами человека. Это был вопрос исключительно ресурсов. У тогдашнего Homo sapiens не было никаких других источников витамина D, кроме солнечного света (разве что печень животных, но её требовалось бы очень много). Вот та группа Homo sapiens, которая неизвестно волею какой судьбы оказалась далеко на севере и впоследствии ставшая эскимосами, нашла другой ресурс, содержащий витамин D в избытке — им оказалась морская рыба. В итоге за десятки тысяч лет эскимосы так и не утратили свою смуглую кожу, хотя солнца в их краях бывает ещё меньше, чем в Европе.
Это важно понять — те незначительные воздействия естественного отбора, которые ещё оставались для вида Homo sapiens, были уже не следствием их слабого интеллекта и слабой орудийной деятельности. Интеллект тогда уже, судя по всему, был на высоте, и объём мозга не отличался от нашего современного. Просто всё дело было в отсутствии требуемых ресурсов в тех краях, где обитал человек. Если не было необходимых ресурсов, то никакие орудия не могли помочь. С определённого момента человек совершенно перестал адаптироваться к среде и вместо этого начал адаптировать среду под себя.
5.4. Разум как высший механизм адаптации
На эволюционной лестнице животных видов с самого момента зарождения жизни на Земле происходил непрерывный процесс развития, магистральный путь которого (по терминологии А.А. Зубова, 2004) непременно вёл к всё большей деспециализации животных по отношению к среде их обитания. Те виды, что оказывались в той или иной степени специализированными к среде своего обитания ("заточенными" под неё), не получали пышного расцвета в рамках планеты, поскольку все особенности их морфологии и поведения были адаптированы строго к одним условиям (идиоадаптация — по Северцову). Наиболее успешными на эволюционной лестнице оказывались те виды, что всё активнее теряли закреплённую генетически "сцепку" с конкретной средой и всё более развивали в себе такие особенности, которые были бы универсальными для многих сред одновременно (ароморфоз — по Северцову). Разумеется, для такого способа адаптации инстинктивная фиксация видового опыта (то есть врождённая, генетическая, предназначенная строго для одной среды) никак не подходила и даже стояла в самой что ни на есть жёсткой оппозиции к ней. Так, всё выше по эволюционной лестнице, индивидуальный опыт и научение стали играть всё большую роль в адаптации особи, а врождённый видовый опыт — всё меньшую. Развитие рассудочной деятельности в ходе эволюции стало тем самым инструментом, который оказался способен всё более универсализировать тот или иной вид, который оказался способен всё лучше адаптировать поведение каждой конкретной особи к каждой конкретной среде.
Рассудочная деятельность (интеллект) есть не что иное, как способ сверхбыстрой адаптации к меняющимся условиям. И самые вершины эволюционной лестницы служат ярчайшим примером оптимальности именно интеллектуальной адаптации к среде, чего не скажешь об адаптации морфологической, при которой поведение, выработанное видом за миллионы лет, фиксируется в генах и является обязательным (и зачастую непосильным) грузом каждой отдельной особи.
Если инстинкт реализует врождённую поведенческую программу всегда стереотипно и никак иначе, то разум производит поведение на основе ориентирования каждый раз в новых конкретных условиях, и это становится возможным только благодаря более развитой способности психического отражения действительности, в то время как при инстинкте, как мы рассматривали выше, способность психического отражения как раз-таки притупляется (слепота инстинкта), дабы не препятствовать реализации врождённой и проверенной тысячелетиями эволюции программы. В этом-то и состоит вся капитальная разница между инстинктивным поведением и поведением разумным. При инстинкте животное всегда реагирует так, как реагирует и реагировал миллионы лет весь его вид, все его предки в условиях конкретной среды, и реакция эта осуществляется совершенно автоматически, независимо от того, целесообразна она сейчас или уже нет. Если условия в среде обитания резко меняются, то инстинктированное животное обречено на гибель, поскольку его врождённые поведенческие программы создавались в иных условиях и для иных условий. Инстинкты хороши и адаптивны там, где среда существования вида не меняется сотни тысяч и миллионы лет, но там, где частые перемены — там виду конец. И потому возникновение разума на определённой ступени эволюции явилось верхом адаптационной способности животного мира. Существам, обладающим развитым интеллектом, оказалось не страшным самое жуткое явление, угрожающее миру животных, — перемены. Перемены для разума — это как вода для рыбы.
Из всего сказанного следует один капитальный факт — разум в филогенезе возникает и активнее всего развивается в тех условиях, в которых часты перемены. Теперь давайте рассмотрим, в каких условиях происходил антропогенез, при каких условиях приматы, спустившиеся на землю, постепенно стали преображаться в человека.
Как уже отмечалось, началось это не менее 5 млн. лет назад или даже 7, когда в результате похолодания, иссушения климата и массового исчезновения лесов (этот процесс длился в период с 23 по 1,7 млн. лет назад) часть обезьян-круриаторов была вынуждена осваивать новоявленные саванны. Что интересно, наиболее резкие и значительные перемены в сторону иссушения климата произошли около 6 млн. лет назад и затем около 2,5 млн. лет назад. И эта датировка совпадает с хронологией главных вех антропогенеза — около 6 млн. лет назад возникновение семейства гоминид (в лице ардипитека) и около 2,5 млн. лет назад возникновение непосредственно самого рода Homo (в лице первого его представителя — Homo habilis). Таким образом, здесь в основе эволюционных изменений приматов мы видим климатические перемены — наступление одной из ледниковых эпох. Похолодание в первую очередь повлияло на флору, а изменения флоры, в свою очередь, привели к логичному и закономерному изменению зависимой от неё фауны.
Что было дальше? Дальше климат не стабилизировался, а продолжил свои пертурбации, которые становились всё интенсивнее. К слову сказать, есть очень важный момент: четвертичный период, начавшийся 2,8 млн. лет назад, представляет собой такой