Читать интересную книгу Часть Европы (с иллюстрациями) - Борис Акунин

Сколь бы прагматичными ни были мотивы, по которым Владимир решил принять крещение, к Христовой вере он отнесся с усердием неофита. Судя по летописи, даже воспринял некоторые заветы слишком буквально.

Например, он отселил всех своих наложниц, предложив им выбрать иных мужей (как известно, другие христианские государи бывали к себе более снисходительны). Заповедь «не убий» до такой степени впечатлила властителя, что он перестал карать преступников смертной казнью — весьма экзотическое нововведение для той жестокой эпохи. Тут даже присланные из Византии епископы пришли в недоумение: «Се умножишася разбойници, почто не казниши?» «Боюся греха». Тогда епископы объяснили князю, что Бог дозволяет казнить злых людей, только сначала нужно произвести над ними суд. Владимир успокоился и восстановил смертную казнь.

Из этого эпизода видно, что наряду с традиционной системой принятия государственных решений, когда князь советовался с боярами, старшей дружиной и городскими старейшинами, появилась новая авторитетная инстанция: духовенство. Церковь не только давала правителю духовные наставления и разъясняла смысл христианских законов, но и демонстрировала принципиально иной способ управления паствой, а стало быть и подданными.

Прежде на Руси не существовало представления о едином законе. Все действия власти подчинялись одной лишь примитивно понимаемой целесообразности и опирались на угрозу применения силы. Церковь же в своих решениях руководствовалась сводом правил, одинаковым для всех и неукоснительно соблюдавшимся. Идея праведного суда пришла на Русь через церковный суд. Созданный в Византии, стране с давней юридической традицией, этот институт был разумно устроен и хорошо разработан. А будучи по своему духу христианским, он распространял более гуманные представления о нравственности, грехе, милосердии. Для церкви не существовало раба и господина, все считались братьями и сестрами во Христе, а сирым и убогим истинный христианин был обязан помогать.

Эта идея, неслыханная для языческого общества, особенно поразила Владимира. Он ввел в обычай бесплатное кормление киевской бедноты. Телеги с хлебом, мясом, рыбой и медом разъезжали по городу, и всякий мог утолить свой голод. По воскресеньям ворота княжеского дворца распахивались и на столы выставлялось угощение для простонародья.

«Ласковый» Владимир

Радзивилловская летопись

Неизвестно, сколько времени продолжался этот разгул благотворительности, но память о неслыханной щедрости князя сохранилась в народной памяти на долгие века. «Святым», «Равноапостольным» или «Крестителем» Владимира именуют только официальные источники, а в фольклоре, в былинах правителя называют «ласковым» и «Красным Солнышком»: он милостив, озаряет всех своим сиянием и беспрестанно пирует.

Правление Владимира связано еще с одним эпохальным событием: началом распространения книжности. Связано это было не с тем, что князь, как предполагает летопись, «бе бо любя книжная словеса», а с необходимостью обеспечить государственную религию штатом священников. Из Византии присылали представителей высшего духовенства, но не рядовых клириков. Их предстояло взрастить и обучить.

Князь взялся за эту колоссальную задачу с той же решительностью, с которой загнал в реку для крещения киевлян. У «лучших людей» забирали детей и отдавали их в «учение книжное». По свидетельству летописца, матери пришли в ужас от такого зверства и плакали о своих чадах, «акы по мерьтвуце плакахуся».

Именно тогда на Руси по-настоящему распространилась славянская грамота, изобретенная Кириллом и Мефодием еще за век до этого. Благодаря тому, что священные книги уже существовали в переводе на понятный язык, христианское учение было доступнее и понятнее.

Дети выросли и стали первым поколением русского духовенства. Это монахи со священниками будут составлять первые законы и писать летописи с житиями, благодаря которым мы сегодня имеем представление о собственной истории.

Российское государство в сказочно быстрый срок поднялось на высоту, немыслимую для предшественников Владимира.

Не самым важным, но знаковым свидетельством нового международного положения Руси стала чеканка собственной монеты. Острой нужды в своей валюте у Владимира не было — торговле вполне хватало арабского и византийского серебра, но это повышало престиж государства, выводило его в разряд первых держав тогдашнего мира. При этом Русь стала выпускать не только серебряные деньги, но и золотые («златники») — это уж исключительно для солидности.

Златник князя Владимира

На монетах, отчеканенных по византийским образцам, был изображен правитель на троне с подписью «Владимир на столе».

Так раннерусское государство вошло в период своего наивысшего расцвета, которому суждено было продлиться немногим больше полувека, захватив два княжения: Владимира и его сына Ярослава.

Незаконченное дело

Киевская держава несомненно оказалась бы прочнее и долговечнее, если бы Владимир успел довести до конца важную государственную реформу: установить твердый порядок престолонаследия. К сожалению, князю не хватило на это времени.

К концу своего тридцатисемилетнего правления Владимир добился очень многого — он по праву может считаться великим монархом.

Унаследовав плохо организованное, примитивное государство с повадками полуразбойничьего варяжского княжества, с дикими верованиями, человеческими жертвоприношениями, без письменной культуры, Владимир сделал Русь органичной частью тогдашнего цивилизованного мира. Его держава ни в чем не уступала другим европейским странам, а иные из них и превосходила.

Обновленная христианская Русь соединилась прочными связями — экономическими, политическими, семейными, церковными, культурными — с Византией; эти контакты дали мощный толчок развитию всех сторон национальной жизни.

Ценой огромных жертв и усилий Владимир выстроил эффективную систему обороны от хищных орд — печенегам так и не удастся ее взломать.

Наконец, князь произвел на свет многочисленное мужское потомство, гарантировав продолжение династии. Подрастая, сыновья получали в управление разные области большой страны, племена которой пока еще не слишком крепко были привязаны к Киеву и требовали неукоснительного надзора. Пока Владимир был жив и в силе, этот «семейный» принцип административного управления прекрасно работал. Однако обилие сыновей и невыстроенность взаимоотношений между ними таили в себе серьезную опасность.

Ни в славянской, ни в варяжской традиции не существовало твердого закона о престолонаследии, который обеспечивал бы бесконфликтную преемственность власти. Ясного представления о первородстве не было, какой-то иной иерархии между княжичами тоже не существовало. Владимир, сам пришедший к власти в результате братоубийственной междоусобицы, не мог об этом не задумываться. На исходе княжения, очевидно предчувствуя скорую смерть, он попытался назначить себе преемника, однако взялся за дело слишком поздно.

Всего летопись числит в потомстве Владимира тринадцать сыновей (некоторые умерли еще при жизни отца) и не менее десяти дочерей.

В последний период правления великого князя уделы были распределены между сыновьями-посадниками следующим образом: старший, Святополк (отпрыск Ярополка), сидел в Турове, правя дреговичами; в Полоцке находились дети уже умершего Изяслава; Ярослав был в Новгороде; Всеволод — во Владимире-Волынском; Святослав — у древлян; Мстислав — в Тьмутаракани; Станислав — в Смоленске; Судислав — в Пскове; Борис — в Ростове; Глеб — в Муроме.

Княжичи происходили от разных матерей, находились в скверных отношениях между собой, и можно было не сомневаться, что, едва лишь отца не станет, братья сцепятся в смертельной схватке. Владимир, вся жизнь которого прошла в борьбе за укрепление централизованного государства, попытался предотвратить неминуемое.

До введения закона о престолонаследии он не додумался. На Руси тогда вообще еще не существовало законотворчества. Даже в Византии не было твердого правила перехода короны к старшему сыну. Скорее всего, Владимиру, привыкшему к неограниченной власти, сама идея о том, что закон может быть выше воли государя, показалась бы бредовой. Кого великий князь пожелает сделать своим наследником, того и назначит.

Если бы от почетного брака с византийской царевной родился сын, вероятно, вопрос о преемнике решился бы естественным образом, но Анна принесла только дочерей. С неродным Святополком, старшим из сыновей, отношения у Владимира, судя по летописи, были неважные. И великий князь поступил наиболее естественным образом: отдал предпочтение тому сыну, которого больше всего любил, — одному из младших, Борису, сыну «болгарыни» (очевидно, волжской).