Читать интересную книгу Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица - Павел Асс

— Вот оно что! Это новые подходы, — покачал головой Борман и спросил: — Сколько, сколько миллиметров?

Пак отвечал на все вопросы Бормана, начиная уже недоумевать, насколько же эти русские могут быть такими тупыми.

— Пхеньян — столица Корейской Народно-Демократической Республики. Пхеньян находится на равнине, лежащей в устье реки Тэдон. Само название города означает «широкая земля».

— Широка страна моя родная! — глумливо пропел Борман.

— Верно подмечено, — подхватил Пак. — Великий вождь Президент Ким Ир Сен указывал: «Пхеньян — сердце корейского народа, столица социалистической Родины, очаг нашей революции». А вот и первый объект, с которого наши советские друзья начнут знакомство с сердцем корейского народа!

Машина остановилась, Пак вышел.

— Я бы предпочел начать знакомство с ресторана, — хмуро бросил Штирлиц Петрову.

— Товарищ Штирлиц, не осложняйте международные отношения, — попросил Петров. — Корейский народ очень гордится своими памятниками, своим социализмом и своим Великим вождем. Кстати, не вздумайте назвать его просто Ким Ир Сеном. Надо говорить: Великий вождь Президент Ким Ир Сен. На самом деле, это уменьшительно-ласкательный титул. Полностью он звучит так: «Генеральный Секретарь ЦК Трудовой Партии Кореи и Президент КНДР, Великий вождь и любимый руководитель, товарищ Ким Ир Сен».

Штирлиц злобно посмотрел на лоснящееся лицо представителя посольства. Петров был одет в строгий черный костюм, на лацкане пиджака краснели два значка — один с Ильичем в кепке, другой с портретом Ким Ир Сена в позолоченной рамке. Толстыми пальцами с коротко подстриженными ногтями Петров держал сигарету «Данхилл», которую время от времени подносил ко рту и делал легкую затяжку. У Штирлица так и чесались кулаки дать этому поганцу по раскормленной морде.

Русский разведчик пересилил себя, вздохнул, и вылез из «Чайки». Остальные последовали за ним.

— Монументальный скульптурный ансамбль на холме Мансу! — гордо объявил Пак Хен Чхор.

— Ансамбль песни и пляски, — шепотом съязвил неугомонный Борман.

— В апреле 1972 года корейский народ воздвиг этот памятник с единодушным желанием и стремлением передать навеки бессмертные революционные заслуги Великого вождя Президента Ким Ир Сена и завершить из поколения в поколение начатое им великое революционное дело чучхе!

Штирлиц посмотрел на памятник. Великий вождь в длинном плаще стоял на постаменте, положив левую руку на задницу. Другая рука уверенно указывала народу путь вперед, в светлое будущее. Монумент живо напомнил разведчику родные памятники Ленину. Слева и справа от памятника Ким Ир Сену под гигантскими флагами был изображен корейский народ — с пулеметами, гранатами, ружьями. Суровые лица, казалось, говорили: «Смерть фашистским оккупантам!»

— Товарищ Пак, а что это за лозунг? — спросил Борман.

— «Чучхе и чхюлима», — прочитал Пак.

— А что это такое?

— Самостоятельность и независимость, — привычно перевел Штирлиц, хотя корейский язык никогда не изучал.

Пак уважительно посмотрел на русского разведчика.

— А на этих транспарантах? — любопытству Бормана не было предела.

— Я что тебе, нумизмат? — огрызнулся Штирлиц. — В смысле — полиглот… Спроси у Пака.

— Очень правильный вопрос! — вдохновился Пак. — Я вижу, вы начинаете проникаться нашими идеями. Слева написано «Да здравствует Полководец Ким Ир Сен!», а справа — «Выгоним янки и объединим Родину!».

— А что, разве Корея оккупирована американцами? — поинтересовался Борман.

— Конечно! Это Южная Корея! Там засели империалисты, они мешают объединить нашу многострадальную Родину, наши южные соотечественники от этого сильно страдают. Но мы не должны терять надежды. Вот что сказал по этому поводу наш любимый товарищ и дорогой руководитель Ким Ир Сен: «Все соотечественники на Севере и на Юге Кореи должны с уверенностью в скорейшем объединении Родины настойчивее вести священную патриотическую борьбу против империализма США, за спасение Родины и самостоятельное воссоединение страны!»

— Это ты наизусть? — изумился Борман.

— Конечно, — серьезно кивнул стриженной головой товарищ Пак. — Я знаю все речи и изречения нашего любимого вождя…

— Да, корейцы — умный народ, — покачал головой Штирлиц. — Но не все…

— Я вообще-то хотел спросить, не написано ли где-нибудь среди этих лозунгов, как пройти в туалет? — сказал Борман, скромно потупившись.

Петров подпрыгнул на месте и выронил сигарету, а Пак сначала сделал вид, что не понял по-русски. Борман повторил свой вопрос снова, и, наконец, его отвезли к уютному подвальчику.

Через пять минут бывший партайгеноссе выскочил из подвальчика с вытаращенными глазами.

— Что с тобой? — спросил Штирлиц.

— Штирлиц, ты мне не поверишь! — взахлеб сообщил Борман. — У них там в сортире стоит столик из слоновой кости, а на нем живые цветы и портрет какого-то корейца в золотой рамке!

— В туалете? — от изумления Штирлиц широко открыл рот, напоминая больного, пришедшего к дантисту.

— Что же тут удивительного? — вмешался дипломатичный Петров. — Это специальный столик для Великого и любимого вождя Президента Ким Ир Сена, вдруг он зайдет в этот туалет? Кстати, такие же столики стоят в автобусах и в метро, в любом из учреждений. Возле столика обычно ставят стул и места эти никем не занимаются. Великий вождь может в любом месте, куда бы он ни попал, присесть и отдохнуть, вдохнуть запах свежих цветов… И нечему тут удивляться!

— Потрясающе! — выдохнул Штирлиц. — Какая у вас богатая страна! В каждом сортире… В каждом автобусе…

— Пойдемте, товарищи, в машину, — устало сказал кореец Пак.

Все пятеро снова сели в «Чайку» и поехали дальше осматривать исторические места, отражающие славный путь революционной борьбы, пройденный корейским народом под руководством Великого вождя Президента Ким Ир Сена.

В музее революции Штирлица поразили шедевры корейской живописи — «Родной вождь, впереди линия фронта», «Лично взяв в руки пулемет», «Надо показать, на что способен кореец». Скульптура «Товарищ Верховный Главнокомандующий осматривает фронт» тоже была хороша.

Борману, напротив, не нравилось ничего! Увидев замечательный плакат «Четвертуем американский империализм везде в мире», он с характерным для него похрюкиванием предложил империализм не четвертовать, а сразу же кастрировать.

Раз десять Штирлиц порывался сбежать, но бдительный Петров вежливо ловил его за руку и напоминал о ресторане, который они посетят после осмотра. Впрочем, как бы ни был Петров бдителен, где ему было уследить за Штирлицем! Каждые десять минут русский разведчик отворачивался и прикладывался к фляге со старорусской водкой.

Даже Борман этого не замечал, он продолжал веселиться от души. На Тэсонсанском кладбище революционеров Борман осведомился, не продают ли здесь пиво. Осматривая Выставку Дружбы между народами, спросил, есть ли в Пхеньяне публичные дома. Вопросы бывшего партайгеноссе вызывали зубовный скрежет у товарища Пака, а Петров стал опасаться, что после этой экскурсии Корея пришлет Советскому правительству ноту протеста и начнет строить капитализм.

Целый день «Чайка» моталась по улицам корейской столицы. Русским разведчикам показали Университет имени Ким Ир Сена, Высшую партийную школу имени Ким Ир Сена и Стадион имени Ким Ир Сена. Пак предлагал показать еще и Площадь имени Ким Ир Сена, но Штирлиц отказался наотрез, пригрозив, что в этом случае пристрелит своего гида, как бродячего музыканта.

Наконец, когда уже стемнело, уставших до полусмерти Штирлица и Бормана, у которых в голове уже все перемешалось, привезли в ресторан «Чхонрю», напоминавший большое красивое судно, что стоит на реке Потхон.

— Это лучший ресторан Пхеньяна! — похвалился Пак Хен Чхор.

Петров шепотом прокомментировал:

— Нас поведут в зал «для дорогих товарищей». Обедать в этом зале — большая честь. Я прошу, ведите себя как следует! Прошу не только от себя лично, но и от всего советского посольства, — попросил Петров, прижимая обе руки к груди.

— Меня еще будут учить, как себя вести в ресторане! — возмутился Штирлиц. — Да я в ресторанах жрал больше, чем ты, Петров, за свою жизнь просто завтракал, обедал и ужинал!

За время экскурсии представитель посольства ужасно надоел разведчику. Несколько раз Штирлиц уже поднимал костыль, но, уважая «дипломатическую неприкосновенность», сдерживался.

В любом из ресторанов, где бывал Штирлиц, обычно происходили драки. Почему? Это для Штирлица было загадкой. При виде этого ресторана «для дорогих товарищей» у разведчика также появилось предчувствие, что драки не миновать. А раз уж драка неизбежна, то Штирлиц дал себе слово при первой же удобной возможности дать этому неприятному Петрову по голове.