Митикэ очень хорошо играл в игру вроде шашек. Только вместо кругленьких шашек на доску ставились зерна кукурузы и фасоли. В каком-нибудь шинке начинали братья играть между собой, ссорились, кричали, привлекая всеобщее внимание. Непременно находился какой-нибудь игрок, который считал себя знатоком цен-куше и начинал давать советы. После этого втянуть его в игру было уже совсем просто. Митикэ проигрывал «знатоку» раза два, для того чтобы у него разыгрался аппетит. Потом предлагал небольшое пари, на несколько копеек. Игра становилась азартной, а «знаток» проигрывал полукарбована[8], не меньше.
Но и тут бывало не все гладко. В один прекрасный вечер Митикэ проигрался дотла, и только после того как братья сняли с себя все, что можно было продать, они рассчитались с долгом. Оказалось, что Митикэ попался такой же бродячий игрок, как и он сам. Нашла коса на камень! На потеху местным жителям, полураздетые братья бежали через село, а детишки улюлюкали им вслед. В степи остановились. Фэникэ, тихо повизгивая, начал вытаскивать из пятки колючку. Пальцы на ногах Фэникэ походили на молодые картофелины. Митикэ чувствовал себя виноватым: кожаные постолы — гордость Фэникэ — отданы хитрецу игроку в счет долга! И вот брат теперь ходит босой!
— А что мы будем есть? — спросил Фэникэ, справившись наконец с колючкой.
— Надо оглянуться вокруг и выбрать, что тебе по вкусу, — ответил Митикэ. — Голод — самый лучший по «вар! Он даже клочок сена делает вкусным.
— Если бы я был овцой… — мечтательно вздохнул Фэникэ. — Я бы сейчас устроил такой пир! Вот эта сухая травка — она для овцы то же, что для меня мамалыга с брынзой. А кустики — это же борщ с курицей. Ну, а эти зелененькие листики — пирог с вареньем.
Вдруг Фэникэ насторожился, прислушался.
— Где-то блеет овца…
— Ты сейчас ни о чем, кроме еды, думать не можешь, — усмехнулся Митикэ. — Захотелось жареной баранины — и вот уж крик перепелки ты принимаешь за блеяние.
— В чем-нибудь другом, — Фэникэ потер руки, — ты меня можешь в два счета обставить. Но я ни разу в жизни не спутал свинины с бараниной и дикого гуся с домашним. Это овца, и она нас ждет.
Фэникэ заковылял прямо по выгоревшей траве, на» ступая на колючки и не обращая внимания на боль. Митикэ приходилось бежать, чтобы не отстать от брата.
Овца сидела в колодце. Колодец был сухой. Видимо, какой-то копач недавно вырыл его, но, не найдя воды, ушел дальше. Когда прогоняли отару, одна из овец свалилась в яму, а чабан этого не заметил.
Фэникэ, широко расставив ноги, стоял над колодцем и радостно смотрел на овцу.
— Бе-е-е! — передразнивал он ее. — Здравствуй, овечка! Ты хочешь кушать? Мы тоже.
— Съесть ее легче легкого, — сказал Митикэ. — Нельзя ли тут что-нибудь получше придумать?
— Что может быть лучше жареной баранины? — воскликнул Фэникэ, вынимая из мешка веревку. — Помогай!
Но Митикэ уселся на край колодца, задумался.
— Думай, думай, — усмехнулся Фэникэ, — и подержи веревку.
Он спустился в колодец, едва не придавив отчаянно заверещавшую овцу.
— Сперва ее вытащишь, — крикнул Фэникэ брату, — а потом меня. Эй, Митикэ, ты слышишь?
Но Митикэ не отвечал. Он задумчиво играл концом веревки и смотрел вдаль.
Фэникэ обвязал овцу и подергал веревку:
— Тащи! Да что с тобой случилось?
Митикэ, казалось, работал изо всех сил, упирался ногами в землю, пыхтел. Но Фэникэ-то видел — веревка висела по-прежнему свободно.
— Что ты делаешь? — вдруг услышал Фэникэ чей-то голос.
Митикэ оглянулся и увидел мужчину и юношу, подходивших к колодцу.
— Что может делать человек возле овечьего колодца! — ответил Митикэ.
Он дернул веревку, и овца заблеяла во всю мочь.
Фэникэ увидел снизу, как над колодцем склонились две головы в богатых шляпах.
— Почему колодец называется овечьим? — спросила та голова, что была побольше.
— Ведь он заколдованный, — нехотя пояснил Митикэ. — Кто же об этом не знает! Раз в несколько лет колодец начинает вместо воды давать каждый день по овце. Вот уже пошел второй день, мы вытаскиваем вторую овцу.
— Хо-хо! — восторженно захохотал усатый. — Мне говорили, что я увижу много необыкновенного в этой степи, но овечий колодец!.. Только ты, мужик, не ври ни словечка! Знаешь, с кем разговариваешь? Вот он перед тобой — сын самого генерала Коростяну! Опря Коростяну!
— Я тоже хочу вытаскивать овец! — заскулил Опря. — У нас в городе нет таких колодцев!
— Приезжайте завтра, — сказал Митикэ, — пораньше. Посмотрите, как мы будем вытаскивать третью овцу…
— Интересно, черт побери! — просопел усатый.
— Я хочу вытащить овцу! — капризно потребовал Опря.
— Каждый захочет вытащить такую овцу, — усмехнулся Митикэ. — Но мы первые увидели благоприятное расположение звезд и за сто верст прибежали к овечьему колодцу. Все, что мы вытащим, — наше. Таков обычай. Если вы будете тащить, то овца будет принадлежать вам.
— Давай, давай! — закричал Фэникэ снизу. — Тяни!
— Тяну!
Митикэ вытащил полуохрипшую от блеяния овцу наверх.
— Настоящая овца, — ощупав ее, произнес усатый. — Только грязная…
Оп вытер руки душистым носовым платком.
— Если бы вас тащили из колодца, — сказал Митикэ, — то ваша белая одежда стала бы не чище этой овечьей шкуры.
— Я хочу вытаскивать овец! — упрямо топнул ногой Опря.
— Опять новая прихоть! — воскликнул усатый, — Опря, у тебя ведь тысячи овец гуляют по степи! Только прикажи — их тебе пригонят завтра же!
— Но ни у кого нет овечьего колодца, — продолжал Опря. — Хочу такой колодец! Пусть все умрут от зависти!
— Купить такой колодец, — сказал Митикэ, — это все равно что заиметь тридцать овец.
— Если Опря вобьет себе что-нибудь в голову, — произнес усатый, — то с ним не справишься. Как необъезженный конь — сорвался и несется куда хочет. На днях он купил сразу сто собак — ему захотелось посмотреть, что будет, если к ста собакам бросить двадцать кошек…
— Вот это барин! — низко поклонился Митикэ. — А вы не пробовали наоборот — сто кошек и двадцать собак?
— Я хочу купить колодец! — капризничал Опря. — Хочу вытаскивать овечек!
— Можете вытащить моего брата, — предложил Митикэ. — Это тоже интересно.
— Но, но! — предостерегающе сказал усатый. — Чтобы барин тащил какого-то мужика! Ты что, спятил, парень?
— А чем мой брат хуже овцы? — прищурился Митикэ.
— Давай тащи! — крикнул Фэникэ.
— Тяну!
Митикэ бросил веревку и вытащил брата из колодца.
Когда Фэникэ очутился вновь на земле, он увидел, что усатый и Опря отошли в сторонку и о чем-то переговариваются.
Овца тыкалась мордой в выгоревшую траву, отыскивая былинки посвежее.
На дороге, шагах в двухстах, стояла голубая бричка, запряженная двумя конями. На козлах сидел кучер,
Фэникэ вытащил веревку из колодца, спрятал в мешок.
— Пошли, что ли? — громко спросил он брата.
— Пошли, — так же громко ответил Митикэ.
— Стойте! — приказал Опря. — Завтра утром я буду вытаскивать овцу из колодца.
— Нет, барин, — твердо сказал Митикэ. — Это наш колодец!
— Не бунтуй! Не бунтуй! — замахал руками усатый. — Молодой барин заплатит… — И он вытащил из кармана пригоршню монет. — Хватит с вас… И то скажите спасибо за доброту. А то прислали бы завтра приказчика, он бы вам шею намылил — и тащи, пожалуйста задаром! Ну, кланяйтесь барину!
— Спасибо, барин, — покорно молвил Митикэ, сгребая с ладони усатого деньги. — Долго помнить будем вашу доброту. Приезжайте завтра в это же время — как раз в колодце уже будет сидеть другая овечка!
И, пока Опря с усатым вглядывались в пустой колодец, братья, подгоняя овцу, поспешили к дороге.
Голубая бричка ждала седоков. Кучер в лохматой шапке клевал носом, не выпуская вожжей из рук. Лошади вяло перебирали ногами.
Услышав шаги, кучер приоткрыл один глаз.
— День добрый, — поклонился Митикэ.
— А с генеральским сыночком, — спросил кучера Фэникэ, — это кто же будет?
Кучер открыл второй глаз и, внимательно посмотрев на братьев, ответил важно:
— Гость. Генеральской жены двоюродный брат.
— Эй, — послышался голос усатого, — иди сюда! Быстро!
Кучер кряхтя слез на землю.
— Вот тебе и поспал! — недовольно проворчал он.
— Помяни мое слово, господа-то домой поедут, а тебя посадят колодец сторожить, — шепнул Митикэ кучеру. — Побоятся, как бы с их покупкой ночью не случилось чего!
Так оно и вышло. Когда через некоторое время шагающих по дороге братьев обогнала голубая бричка, то в ней было только двое седоков: барчук Опря и усатый с вожжами в руках.
Недалеко от большого села братьям повстречался старик чабан, который, увидев овцу, вытащенную из колодца, всплеснул руками и даже палку-ерлыгу на землю выронил.