Читать интересную книгу Сад Иеронима Босха - Тим Скоренко

Просто никто не должен знать, что кто-то бил Мессию по яйцам, матерился на него, подбивал колени, посылал в задницу. Айало делал всё это, потому что для выполнения подобных функций он и был нанят. И его молчание проще всего было обеспечить известным образом.

«Оживи», — повторил кардинал.

«Как, а?» — спросил Джереми.

«Пожелай, чтобы он ожил».

Тогда Джереми протянул руку к клетке. И хомяк пошевелился. Он, пошатываясь, прошёлся по своему обиталищу, а потом просунул нос между прутьями, выпрашивая чего-нибудь вкусного.

«Что и требовалось доказать», — подумал кардинал Спирокки.

Джереми Л. Смит осоловело смотрел на только что сотворённое им чудо. Он переводил взгляд с живого грызуна на собственную руку и обратно. Он никак не мог понять, в чём суть фокуса. Под его рукой, которая прежде использовалась в основном для того, чтобы держать член, ожило мёртвое существо. Джереми отошёл на пару шагов и сел на диван.

Он похож на обезьяну, неожиданно обнаружившую, что она может не только жрать бананы, но и производить их. Неограниченные возможности, всевластие для идиота.

Представляю, как вам надоело, что я всё время называю Джереми Л. Смита идиотом. Я именую его говнюком и сволочью, кретином и тупицей, хамлом и уродищем. Вас тошнит от того, что вы сейчас читаете. Это правильно. Так и надо. Я добился требуемого эффекта. Я хочу, чтобы вас тошнило от этой книги, чтобы вам было мерзко держать её в руках. Читать про минет и онанизм, про фекалии и мочу. Суть в том, что, презирая эту книгу, вы презираете и Джереми Л. Смита. Это и есть то, что я хочу до вас донести. Я говорю, что Джереми Л. Смит — ублюдок, не потому, что ненавижу его, а потому, что это правда. Истина, если вам угодно.

«Ты можешь объяснить, как ты это сделал?» — спросил тогда Спирокки.

Но Джереми ничего не ответил. Он просто сидел на диване и смотрел в пустоту.

«Ты оживил Папу Римского, Джереми, — сказал Спирокки. — Теперь ты — новый Иисус. Тебе придётся стать им, потому что другого выхода нет».

Много позже, несколько лет спустя, Джереми сумеет объяснить Спирокки, как он это делает. Он неожиданно поймёт, что в нём самом нет никакой силы. Что он просто орудие. Он протягивает руку над убогим, над калекой и думает: «Излечись», — и тот излечивается. Но Джереми не чувствует притока божественной энергии, как молоток не чувствует силу руки. Он просто знает, что откуда-то извне через него действует Бог, и направляет эту силу по своему усмотрению.

Именно так: направляет её туда, куда сочтёт нужным. Бог делает, а человек направляет. В этом и есть отличие Джереми Л. Смита от всех остальных. Остальные живут иначе. Их направляет Бог, а действуют они сами. Здесь — наоборот. Это реверс, зеркальная картинка. В тот день кардинал Спирокки впервые задался вопросом, что будет, если Джереми обратит свою силу во зло.

Но вернёмся в далёкое прошлое. В то самое прошлое, где Джереми Л. Смит сидит на диване, смотрит в пустоту и не может осознать, что он сделал несколько минут тому назад.

Хомячок был просто проверкой. Спирокки понимал, что теперь Джереми должен исцелять людей. Пока что не публично, потому что для таких шоу время ещё не пришло. Но Джереми должен был научиться делать это красиво и легко. Спирокки не думал о других откровениях и чудесах. Ему было достаточно исцелений. Уже тогда он сознавал, какая опасность угрожает всей его затее, если Джереми получит всевластие и станет слишком уверен в собственных божественных возможностях.

Первым кардинал привёл к Джереми старика, подобранного на улице. Его звали Массимо, фамилию никто не помнил, в том числе и сам старик. У него не было правой ноги, тряслись руки и голова, да и память заглядывала в прошлое не более чем на два часа. Это был идеальный пациент для начинающего Иисуса. Старик просто валялся на улице и просил подаяния, на которое потом покупал свой жалкий хлеб. От него несло, как от кучи дерьма. Собственно, он и был кучей дерьма.

Его вымыли, потому что он провонял бы все комнаты, по которым его предстояло вести. Джереми смотрел телевизор и был недоволен, что его отвлекли. Старика посадили в кресло, а Джереми было приказано: «Исцели».

Джереми подошёл к убогому с отвращением. Он ненавидел стариков и старух. У него вызывали тошноту их трясущиеся конечности и слезящиеся глаза. Всё это было ему противно. Но за спиной кардинала стоял Манни Айало, и другого выхода не было. Джереми посмотрел на старика и закрыл глаза.

Когда из-под закатанной штанины калеки начала появляться нога, у кардинала сжалось сердце. «Ужесточить контроль над этой силой», — пронеслось в его голове.

А что вы думали? Вы полагали, что на Джереми обрушилось откровение и он тут же понял своё истинное назначение? Что он разговаривал с Богом? Вы и в самом деле в это верите? И сейчас тоже?

Это чушь. Никто не разговаривал с Джереми. По крайней мере тогда. Джереми должен был всё понять сам. В каком-то смысле ему повезло со Спирокки. Кардинал стал для него именно тем, кто нужен начинающему Мессии. Дрессировщиком. Иногда Джереми доставался кнут, иногда — пряник. Когда и того и другого примерно поровну, из зверя можно вырастить что-то приемлемое. Если переборщить с пряниками, дрессируемый станет развязным, наглым и ленивым и всё хуже будет поддаваться воспитанию. Если же перебрать с кнутом, он озлобится и однажды выступит против своего хозяина. Кардинал Спирокки чётко знал, что делает. С одной-единственной оговоркой: он недооценил силу своего подопечного.

Старика Массимо вывели из помещения совершенно здоровым человеком. Он не был молод, но шёл на собственных ногах и не мог понять, как оказался в коридорах Ватикана. Массимо не помнил многого с тех пор, как его ударил инсульт, зато отлично сохранил в памяти свою жизнь до этого момента. Он вспомнил свою фамилию. Вспомнил свою жену, которая терпеть его не могла и регулярно била. И свою дочь, погибшую в автокатастрофе в возрасте двадцати четырёх лет. Он вспомнил этот чёртов белый «Мерседес», врезавшийся в столб после заноса на съезде с кольцевой. Его дочь сидела на переднем сиденье рядом с водителем. Водитель, такая же девчонка, и пассажирка, сидевшая сзади слева, почти не пострадали. Девчонка, сидевшая справа, попала в больницу с тяжёлыми травмами. А его дочь умерла на месте. Её размазало по салону и по столбу. Теперь старик помнил это и рыдал, когда его вели по коридорам в нижние комнаты. Он не смотрел по сторонам, не любовался диковинными интерьерами — он просто плакал, едва различая дорогу. Поэтому когда его привели в небольшую комнату, посадили на стул и вкололи смертельную дозу морфия, это было благодеянием. У процесса обучения не должно оставаться свидетелей.

Они искали на улицах бродяг, убогих, калек. В основном стариков. Джереми ничего не знал об их дальнейшей судьбе. Ему просто говорили: исцели, — и он исцелял. Это становилось рутиной, работой. Именно этого и добивался Спирокки.

Примерно тогда же к Джереми стали приводить женщин. Это не входило в план обучения, но Джереми сказал Спирокки: «Я хочу трахаться, ага? А то ничего больше делать не буду». Жратва, телевизор и видео — этого было явно мало. Спирокки вызвал лучших шлюх. Тех самых, которые обслуживают высших чинов Ватикана.

Вы думаете, что у кардиналов и прочих святош нет детей? Вы и в самом деле уверены в этой глупости? Вы полагаете, они блюдут свою девственную неприкосновенность? Сейчас, как же. Их обслуживают такие тёлки, какие вам и не снились. Лучшие шлюхи со всего мира. Это очень престижная работа — быть ватиканской блядью. Это не менее ответственная должность, чем пост самого Папы Римского.

Всё это тоже пошло оттуда, из иудейских времён. Из жизни фарисеев. Я уже говорил об этом когда-то — мне лень искать ту страницу, и я, вероятно, повторяюсь. Просто мужчине необходима женщина — кто бы он ни был. Будь он хоть Сын Божий. Поэтому у Джереми появилась его Мария Магдалина. Своя Мария была и у Христа. И у неё была чернокожая дочь Сара. Об этом повествует Евангелие от Никодима — неканоническая сказка, в которую верится больше, чем в тексты Писания, одобренного высшей церковью.

Мне хочется сказать, пусть и не к месту, вот еще что: Спирокки тоже мог бы написать Житие. Это было бы Евангелие от Иуды. Но об этом — позже.

* * *

Первое публичное исцеление было самым сложным. Потому что всё должно было пройти идеально. Присутствовали журналисты. Телевидение, радио, газеты.

Вы помните это? Разумеется, вы помните эту трансляцию, как же иначе. Джереми Л. Смит стоит в центре большого красивого зала. Вокруг — люди, люди, люди: духовенство, репортёры, гости. К Джереми подвозят мальчика в инвалидной коляске. Он с детства не может ходить: позвоночник повреждён в результате тяжёлого полиомиелита. Джереми Л. Смит возлагает на ребёнка руку и говорит: «Встань и иди!» Вы не представляете, сколько репетировали эту фразу. Учителям не нравились то интонация, то громкость, то ещё что-нибудь. Джереми должен был произнести её чисто, без малейшего акцента, смиренно и властно одновременно.