Семья шла под зонтиками.
– Пап, а Лешка надо мной зонт не держит, я мокрая!
– Варенька, давай перейдем перекресток сначала, там и решим.
– Пап, а он остановился и не идет.
– Что? – Дима оглянулся.
Загорелся зеленый свет, машина посигналила, а сын стоял, уставившись на лампочки светофора. Автомобили тронулись и стали объезжать мальчика, зонтик выпал из его рук прямо на проезжую часть.
– Мам, что с ним… это снова оно? – прикрыла ладошкой рот Варя.
– Господи помоги! – прошептала Катя и понеслась назад на перекресток, где одиноко стоял сын.
Не успела добежать, как Лешка упал, плашмя, как оловянный солдатик и ударился лбом о бордюр, перекатился на спину и руки сначала развело, а затем как по команде вытянуло в струнку, несколько мгновений покоя и его начало трясти. Димка подбежал, повернул сына на бок и отнес в сторону, освобождая проезд. Мама гладила голову сына по трясущейся модной прическе и шептала:
– Потерпи дорогой, скоро все пройдет, сынок, ты сильный!
Дождь лил как при Великом Потопе, Дима сидел на земле посреди лужи, а на коленях у него лежал сын.
На Скорой ехали по пробкам к ближайшей больнице, случился еще один приступ, затем в третий раз повторился в палате.
Сидели в приемном отделении. Катя тихо молилась, промокшая Варя дрожала, а Дима забыл о своем унынии и бегал за врачом, требуя спасти ребенка.
– Прошу прощения, могу я присесть? – обратился к Кате, бородатый старичок в шапочке не по сезону, из плетеной из лозы.
Катя посмотрела сквозь него:
– Да, садитесь.
Он продолжил:
– Если вы не будете против, я дам рекомендацию!
Катя кивнула.
– У меня здесь друзья, дождался их, пора уходить, но я заметил вашего мальчика, хочу вам дать один адрес, знаю, что там вам помогут.
Старичок вытащил из кармана куртки кожаный блокнот с вышитым нитками крестом по центру, открыл его и вырвал лист. На нем уже был написан адрес:
– Прошу вас, попытайтесь еще раз, ведь другие способы вы, наверное, уже испробовали?
Затем положил лист на металлическое кресло возле Кати, встал направляясь к выходу и произнес:
– Разве будем благодарить лишь за радости?
Катя положила лист в карман и отправилась вместе с дочкой искать мужа.
Глава восьмая
С обратной стороны травы
Сашка сидел на скамейке у магазина и ждал. Мимо, проходил одноклассник, видимо торопился утром на работу:
– Саш, все сидишь? Давай с нами, на выходных за грибами едем!
– Сам грибом не стань, давно на дискотеку то захаживал, эх-хе-хе?
– Некогда мне, работы много, надумаешь, заходи! – удаляясь пожал плечами знакомый.
«Ага, все брошу и зайду, у тебя там тоска, как в консерватории, на концерте для клавесина. Эх, уже и магазин скоро откроют и где мать носит? На кладбище что ли снова в такую рань?» – размышлял, наблюдая за продавщицей Машкой, что открывала замок на дверях магазина.
– Машк, а Машк, дай в долг? Мать пропала, а я вот, сама видишь, – протянул трясущиеся руки.
– Александр Сергеевич, не позорились бы! Какой тебе долг? Штанами, залатанными буш отдавать?
«Ниче, ниче негодяйка, вон пацаны идут, все равно купим!» – озлобился Сашка.
– Кореша! Дарова, как деляга? Есть че?
Здоровый рыжий, подошел первым и сплевывая в дорожную пыль ответил:
– Дела то ничтенка! Седня ты кореш, а завтра обьегоришь! Ха-ха-ха! Когда лавэ буш возвращать здаровальник?!
– Да нету матери, вишь, сижу жду.
– Ладно мамкин сын, ждем! Пока гуляем на наши, все равно народу нет, все на рабо-о-отах видите ли!
– Семеныч наливай!
– Вот братва, порадовали, а то сижу, как сыч тут! – поднося стакан ко рту с мутной жидкостью.
– Кхе, кхе-е, это еще что такое? Как будто ракетного топлива принял!
– Не боись, раньше времени не помрешь! Ха-а-ха! – налил себе Рыжий.
– Ну ты и декустатар! Пошти определил! Техническим спиртягой разбавили малек, метиловым. Ниче, не кирасинь ить! – скривился Семеныч.
– Ну вы даете, глядишь и на небо отправишься, на таком-то топливе, – промямлил Сашка.
По улице вдоль магазина шла деревенская красавица Наташка. Несколько лет она работала в городе, говорят замуж вышла, но вернулась назад к маме, вместе с новорожденной дочкой. Что-то там у нее не сложилось.
– О братва, Натаха идет, смари! Натаха, давай к нам, у нас тут весело, скоро плясать бум! – крикнул ей вслед Рыжый.
А потом тихо добавил:
– Нагуляла ребенка и вернулась к мамаше! О как надо то, не то, что мы!
– А у меня так ниче и не получилось, сколько лет живу, все один, – вздохнул Сашка, – мать в церковь подалась, меня тянет, говорит, найдет там кого мне, ой не знаю я.
– Да ты че, в церкви невесту искать? Они ж там все в платочках, да лбы крестят, так и представляю, как ты поклоны с ней вечерами кладешь, ух-ха-ха!
Все стали громко ржать, а Сашка захмелел слегка и ощутил, странное биение сердца, как будто его начали трясти или колотить палками изнутри.
– Надо полежать немнога-а-а, – свалился прямо на улице, под деревом.
Отключиться не получалось, сердце стучало, дышать стало сложнее, а вход в магазин начал светиться, постепенно побелели деревья, затем дорога и деревенские дома. Мир стал белоснежным, как будто выпал снег, отражающий солнечные лучи. Свет сиял мучительной, яркостью, до слепоты.
– Сашка ты что там валяешься, вставай, не на курор…, медленно приглушились звуки, наступила полная тишина.
«Приехали! Догулялся я, вот она какая, белая горячка?!» – в ужасе думал Сашка.
Разум мгновенно протрезвел, но тело не чувствовалось, неизвестно было ли оно, как им управлять Сашка тоже не понимал.
«Может это не горячка, вдруг я умер? И что нужно делать в таких случаях?
Неужели я здесь один? Ау-у-у!
Ничего! Какая-то белая пустыня, ни неба тебе, ни основания какого!
Так! Я могу мыслить? Ладно, А-а-а-а-а-а-а!
И что дальше? Мысленно поорал, ничего не меняется.
Стоп! Я ведь выпил что-то!
Так, так, так! Семеныч говорил про технический спирт, значит я выпил метиловый спирт, видать он с концентрацией перемудрил.
Это уже лучше, теперь нужно вспомнить… Что-то же читал давным-давно про него. Так, метиловый спирт, метиловый…
О! При отравлении начинаются проблемы со зрением! Все! Теперь ясно, значит я видать не умер пока, а ослеп!
Так вот значит, что чувствуют слепые!
Стоп, почему тогда нет слуха? Вроде бы должно там тошнить или какие-то ощущения. Нога у меня с утра болела и зуб ноет давно, куда боль то делась?!
Может все-таки я того? Улетел на топливе, что Семеныч набадяжил?!
И что мне теперь так вечность сидеть