рухнет и они смогут вернуться на Родину. Они верили, что огромная держава не сможет навсегда оставаться под игом мародеров, сжигавших целые города, убивавших и грабивших население. Эта вера помогала им выживать на новых землях. Каждый отложенный франк помогал им чувствовать себя ближе к России. До тех пор, пока в 1924 году Франция не признала Советский Союз. Красное полотнище с изображением серпа и молота, поднятое над новым посольством, выглядело как плевок в лицо белогвардейцев и возвещало им: мечты никогда не сбудутся.
Тот факт, что страна, в которой они укрылись, теперь сотрудничала с большевиками, от которых они бежали, сильно ранил белогвардейцев. Привычное беспокойство за собственное будущее теперь значительно усилилось.
Василий Алексеевич Маклаков, последний посол Временного правительства, был очень обеспеченным человеком и безупречным адвокатом. После отстранения от должности он продолжал поддерживать Белое движение, не оставляя без помощи одиноких, беспомощных и обеспокоенных людей, которым помогал до этого. Он оформлял свидетельства о браке и смерти, утверждал выпуск газет на русском языке, при необходимости объяснял французским властям потребности эмигрантского сообщества и прилагал все усилия для того, чтобы помочь соотечественникам решать их проблемы.
Когда в октябре 1917 года Маклакова назначили послом во Франции, где он сменил Александра Извольского, он узнал о том, что страна попала в руки большевиков, но не пренебрег своими обязанностями. Несмотря на то что Маклаков вскоре был уволен, он на протяжении семи лет поддерживал русскую эмиграцию в Париже. До тех пор, пока Франция не признала новый режим.
Прежде чем покинуть здание посольства в ноябре 1917 года, Маклаков приложил все возможные усилия к тому, чтобы документы, оставшиеся со времен императорской России, не попали в руки преемника, Леонида Борисовича Красина. Среди этих документов находились архивы Охранного отделения – органа Департамента полиции России, занимавшегося политическим сыском. «Охранка» с 1866 года отслеживала политическую деятельность на территории империи, и архивы сохранили огромное количество писем и личных документов революционеров. Маклакову удалось переправить часть этих архивов в Америку, в Стэнфордский университет.
Маклаков, полупризнанный представитель ушедшей эпохи, до последнего хлопотал перед французским правительством за дела переселенцев, называя себя «неаккредитованным послом». Он сознавал шаткость своего положения и не стеснялся шутить об этом. Однажды он сказал, что считает себя похожим на оставленную на стуле газету, которую кто-то положил, чтобы занять место.
С 1917 года Маклаков не только взял на себя ответственность за белых эмигрантов, осевших в Париже, он также активно следил за развитием событий в России и надеялся, что та освободится от оккупантов.
В октябре 1920 года Маклаков встретился в Крыму с генералом Петром Врангелем и другими лидерами Белого движения. Однако эта поездка стала его последним визитом в Россию. После того как Врангель и его солдаты покинули Севастополь, ни один белогвардеец уже не мог вернуться на родину. С тех пор Маклаков продолжил вести гражданские дела соотечественников не только в Париже, но и по всей Франции, предоставляя услуги по оформлению рождений, браков и смертей.
Как же повезло белым эмигрантам с Маклаковым после всего, что выпало на их долю! Ведь само присутствие советского посольства на территории Франции представляло для них большую угрозу. Большинство переселенцев были бывшими офицерами, сражавшимися с красноармейцами. Кроме того, эмигрантам катастрофически не хватало денег. Даже те, кто был очень богат в России, больше не могли вести привычную жизнь. Приходилось экономить спасенные средства. Теперь, когда Франция пожала руку Советскому Союзу, их доверие к стране, в которой они укрылись, было подорвано.
Аристократы и аристократки, которые, как и в Стамбуле, брались здесь за любую работу – шили, вышивали, гладили, служили моделями и таксистами, – начали беспокоиться о том, что их личность раскроется и большевики убьют их. Они не ощущали принадлежности ни к одной стране, и это чувство побуждало их вести скрытную жизнь, где каждый доверял друг другу. Здесь, в 7-м и 8-м округах Парижа, включавших в себя улицы Дарю, Пьер-ле-Гран и Нева, они пытались жить так, как жили в России. Переселенцы не хотели мириться с судьбой, а поэтому учили своих детей русской литературе, философии и старались воспитывать их в родной культуре. Кроме того, организовывались вечерние кружки, где взрослые могли обучиться инженерии и торговле.
Больше всего рабочих мест на парижских автомобильных заводах занимали белые эмигранты. Советы искореняли капитализм, а эмигранты с особым рвением вливались в рабочий класс – даже если эта работа не имела ничего общего с их прежними навыками. После окончательного поражения белогвардейцы, бежавшие в Стамбул, на Принцевы острова, в Болгарию и Сербию, стали столь необходимой молодой рабочей силой, которой не хватало Европе после войны. Французское правительство с большой охотой приняло волну переселенцев, а те, в свою очередь, с благодарностью приняли предоставленную им работу и самоотверженно трудились. Никто не жаловался на жизнь. Однако к женщинам, которые, как считали французы, не могли трудиться на фабриках и заводах, новая страна не была столь благосклонной. Большинство рабочих-белогвардейцев были мужчинами. Только в Булони, индустриальном районе Парижа, на заводе «Рено» трудились десять тысяч молодых эмигрантов.
Те из них, кто на Родине был известным писателем, художником или музыкантом, днем занимались черной работой, чтобы прокормить семью, а по ночам возвращались к романам, картинам и фортепиано.
В качестве своих символов белые эмигранты выбрали бело-сине-красные цвета царского флага как противовес красному флагу СССР, что полностью соответствовало их убеждениям. Некоторые организации, основанные переселенцами, использовали бело-голубые цвета императорского флота. То, что они могли пользоваться символом своей страны только вдалеке от нее, стало для них болезненной реальностью.
Большинство из них полагало, что вне зависимости от того, где они находятся и какой работой занимаются, они должны всегда быть готовы к мобилизации против Советского Союза. Эту борьбу они считали необходимой для того, чтобы их Родина избавилась от большевиков, что особенно подчеркивал генерал Врангель. По его словам, борьба за Россию еще не закончилась. Она просто приняла иные формы. Важно, чтобы каждый белый эмигрант, вернувшись на Родину, мог ответить на один простой вопрос: «Что я сделал для своей страны, пока был в изгнании?» Им казалось необходимым выражать свой протест и защищать свои