шее встают дыбом. Я вся дрожу, но не осмеливаюсь показать этот страх, потому что ребята попытаются защитить меня, а значит – причинят боль Ронаку. Я не могу этого допустить.
Неуверенно я протягиваю руку и касаюсь руки Ронака, надеясь, что смогу его успокоить. Он разворачивается быстрее, чем я могу предположить, и прижимает меня к стене, упираясь локтем в грудь, а оскаленная пасть находится у моей шеи.
Я вздрагиваю, понимая, что он вот-вот разорвет мне горло, но тут происходит нечто другое. Его глаза вспыхивают черным.
– Ронак, – вздыхаю я.
Через мгновение радужки снова становятся золотыми, но я уже все видела. Ронак там, внутри. Я чувствую горячее дыхание альфы на своей коже, когда он проводит острыми зубами по моей шее, а его хвост собственнически обвивает мою руку.
Когда я перевожу взгляд за плечо Ронака, у меня сводит живот, ведь я вижу, что Эверт держит лук, стрела уже взведена и нацелена в спину Ронака.
– Не надо, – кричу я. – Он не причинит мне вреда.
– Ты что, твою мать, издеваешься? Он в двух секундах от того, чтобы убить тебя!
Из-за повышенного голоса Эверта Ронак снова начинает рычать и оглядывается через плечо, оскаливая зубы на врага.
– Эверт, ты должен доверять мне. Отойдите. Вы оба.
Эверт впивается в меня взглядом, в его глазах борются ярость и страх.
– Я не позволю ему убить тебя. Не заставляй меня выбирать его вместо тебя, потому что я выберу тебя. Каждый, твою мать, раз.
Сохраняя спокойствие в голосе, я говорю:
– Я не прошу тебя выбирать. Я говорю тебе, что Ронак все еще там, и его зверь не причинит мне вреда. Посмотри на него, Эверт. На самом деле посмотри. Он не пытается причинить мне боль. Он пытается меня охранять.
Я говорю это и вижу, Эверт ослабляет тетиву. Он смотрит на развернувшуюся сцену свежим взглядом, и видит, как Ронак стоит передо мной, держит меня и готов защитить от всего, что его зверь посчитает угрозой.
Я даже не заметила, что Силред все это время пытался использовать свою успокаивающую музыкальную силу, но он прерывается, чтобы сказать:
– Эверт, послушай ее.
Эверт скрежещет зубами.
– Хорошо, – говорит он. – Но я держу эту гребаную стрелу наготове. Если он хоть раз вздохнет не так, я уложу его и вытащу тебя.
Я киваю, и они вдвоем медленно отходят, альфа наблюдает за ними краем глаза. Когда они снова оказываются за пределами клетки, альфа расправляет свои красные крылья, закрывая меня от посторонних глаз. Затем он убирает руку с моей груди и прижимается своими бедрами к моим.
– О, – удивленно восклицаю я.
Тот факт, что он полностью обнажен, становится грубо очевидным, когда его твердая эрекция упирается мне в живот.
Глава 28
Может быть, кого-то и испугала бы идея секса с одичавшим генфином, но только не меня. Он все еще мой Ронак, и когда я смотрю в его горящие глаза и вижу напряжение в его теле, становится совершенно очевидно, что ему нужно.
Его зверю необходимо заявить права на меня, полностью ощутить меня изнутри, чтобы он знал, что я здесь. Мое сердце содрогается, и все, что я хочу сделать, это успокоить его зверя, заверить, что я вернулась – и есть лишь один способ сделать это с одичавшим генфином, который способен только на животные инстинкты.
– Ронак, – мягко говорю я.
При звуке моего голоса он прижимается ко мне всем телом, но бедрами – особенно. Когда я двигаю рукой, он издает предупреждающее рычание, но медленно, очень медленно, я опускаю руку и обхватываю его эрекцию.
Из его груди вырывается ропот, и не успеваю я моргнуть, как меня сбивают с ног и бросают на кровать. Я едва успеваю приземлиться лицом на матрас, как чувствую, что его когти задирают юбки моего платья, а затем рука впивается в бедро, и он грубо перемещает меня так, что я оказываюсь задницей вверх, а головой вниз.
Я чувствую, как воздух обдувает мою обнаженную нижнюю половину, и смотрю через плечо на альфу. Его член набух и капает спермой, он настолько твердый, что кажется болезненным. Золотистые глаза прикованы к моему грубо выставленному напоказ центру, и Ронак выглядит дико, да, но он чертовски сексуален благодаря своим рельефным мышцам и лохматой бороде.
Он хватается за мои бедра и одним грубым толчком вгоняет свой член по самые яйца, заставляя меня вскрикнуть от неожиданности, боли и удовольствия. Тут же он начинает трахать меня безжалостно, столь часто и по-звериному, что у меня вырывается хныканье.
– Эмили!
Я поворачиваю голову на обеспокоенный крик Силреда, но вытягиваю руку.
– Все в порядке. Я в порядке, – заверяю я его, даже когда стискиваю зубы и с каждым толчком сильнее вжимаюсь лицом в матрас.
Отчасти мое лице перекошено, потому что он трахает меня жестоко и совсем как животное, и да, мне немного больно. Но еще его одичалость порождает во мне дикую несдержанную сторону, которая наслаждается потерей контроля. Каждый укол боли, кажется, подпитывает это дикое удовольствие, и оно так отличается от всего, что я когда-либо испытывала раньше. Он такой грубый; каждое движение резкое и яростное, и я хочу большего.
Возбуждение внутри меня танцует, как электричество, потрескивая под кожей с каждым его толчком. Он берет меня иначе, не так, как во время гона, потому что даже тогда Ронак всегда был рядом со своим зверем, позволяя брать меня, но никогда не заходить слишком далеко. Однако сейчас – этот уровень частоты и силы – нечто совершенно иное. Зверь на сто процентов. И мне это чертовски нравится.
Его когти впиваются в мою талию, но не вспарывают кожу. Рычание наполняет воздух, и он продолжает двигаться в жестком темпе. Когда я случайно издаю очередной хнык, парни думают, это от боли. Оба они приближаются к дыре в камере, Эверт все еще держит лук натянутым. Когда Ронак замечает их приближение, он вырывается из меня, чтобы встретиться с ними лицом к лицу, и издает свирепый рев, его когти удлиняются для нападения, а тело принимает позу для атаки.
Видя, что он готов напасть на ребят, я быстро переворачиваюсь на спину и обхватываю Ронака ногами.
Его руки автоматически обнимают мою талию и проникают под крылья, чтобы удержать.
Нежно, но твердо я подношу свои руки к его щекам и поворачиваю его лицо обратно к своему.
– Все хорошо, – говорю я ему тихо. – Они не будут пытаться забрать меня у тебя. Сосредоточься на мне, альфа, – говорю я ему твердо, ни разу не