— Попробуй, прежде чем отказываться.
Ещё до того, как поняла смысл его слов, он меня поцеловал.
Я даже растерялась в первое мгновение.
Противно не было, скорее странно. Не знаю, как объяснить. Страсти, сбившегося дыхания, головокружения и прочего, что обычно происходит во время объятий Раяна, не нахлынуло. Но и отвращение не пришло.
Когда первая растерянность сгинула, ее место заняла злость.
Я ему кто, чтоб вот так целовать кому и когда захочется?
С ненавистью оттолкнула от себя.
Откуда только силы взялись?
И влепила звонкую пощечину, от которой рука отозвалась дикой болью.
Я ожидала увидеть ответную ненависть, но никак не растерянность и задумчивость.
— Ты любишь его? — спросил он бесцветным голосом.
— Да, люблю.
— Тогда знай, Раян не женится на тебе. Он помолвлен. Свадьба назначена на первый день лета.
Сердце пропустило удар. Грудь обожгло огнём. Дыхание перехватило. В горле застрял ком. На глаза навернулись слезы.
— Ты врешь! — запальчиво выкрикнула я.
— Какой в этом смысл? — спокоен, как удав.
Глаза честные. Он не врет. Все действительно так.
Саймон развернулся и зашагал в сторону дома, а во мне что-то умерло.
Стоять не было сил, но и оставаться здесь, как и возвращаться в дом, совершенно не хотелось.
Приложив усилия, развернулась и бросилась прочь.
"Бежать!' — набатом билось в голове.
Слезы орошали усыпанную снегом землю. Из-за них все вокруг расплывалось. Ещё и эти мушки мельтешили, мешая разбирать дорогу.
Мне было все равно куда идти, лишь бы подальше. Подальше от него. Того, кто врал, глядя в лицо. Того, кто забрал у меня сердце и безжалостно растерзал его в клочья.
Специально выбрал страшненькую? Чтоб не жалко было? И когда собирался бросить? Прямо перед свадьбой? Или игрушки так долго не задерживаются?
Зачем тогда столько ждать, когда я сама решусь пойти дальше? Надавил бы чуть-чуть, и я сдалась. Сам ведь приручил.
Лучше никогда не любить, чем вот так. Не зная, как сделать вдох. Но ничего. Пройдет время, и я вновь научусь дышать. Дышать без него. Нужно лишь немного подождать. Говорят, время лечит.
Не заметив вылезший на дорогу корень, споткнулась и растянулась прямо на снегу. Сил встать не было. Все уходили на беззвучные рыдания.
— Тетя Мира, что с вами? — невдалеке послышался голос Тиграна, но я не шелохнулась, продолжая лежать, уткнувшись в снег.
Послышались торопливые шаги. Маленькие ручки коснулись руки.
— Тетя Мира, вы чего? Упали и встать не можете? Что-то сломали? Я сейчас бабу Эмму позову.
Сказать ничего не успела. Точнее я пробормотала, что все нормально, но из рта вырвалось что-то сиплое и нечленораздельное.
С горем пополам получилось собрать себя с дороги, но дальше ноги отказывались идти. Я откинулась на широкий ствол дерева.
Тут же послышались шаги. Не две пары ног. Больше.
Меня подхватили на руки. Руки были незнакомые и я не стала сопротивляться.
Куда-то принесли. Положили на что-то мягкое.
Дальше помню урывками, сменяемыми оглушительной темнотой, в которой нет раздирающей душу боли.
Вот накрыли чем-то теплым.
Что-то залили в рот, приговаривая:
— Давай, девочка, пей. Умница.
Плохо. Ощущение, что горю.
На лбу что-то прохладное.
Опять чем-то поят.
Не знаю сколько все это продолжалось. Как по мне, всего несколько минут.
Открыла глаза. Незнакомый побеленный потолок с лепниной по краям. Тишина. Вокруг полумрак. В воздухе витает запах трав.
В теле слабость. Слегка болит голова. И что-то на лбу.
Прикоснулась. Тряпка. Немного влажноватая.
Попробовала приподняться. Голова закружилась. И я тут же рухнула обратно на мягкую перину.
— Мира, тебе нельзя вставать. Ты ещё очень слаба.
Голос узнала. Он принадлежал бабе Эмме. Звучал совсем близко.
Стоп! После чего я слаба?
Послышался скрип и шаркающие шаги.
— Выпей, — мне протянули пузырек и помогли приподнять голову. — А теперь поспи ещё немного.
Воспоминания медленно возвращались в голову, а вместе с ними и раздирающая душу боль.
Пришедшая следом тьма стала спасительной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В следующий раз очнулась в куда лучшем состоянии. Причем не только физическом, но и моральном.
Да, меня обманули. Но жизнь ведь не кончилась. Ничего непоправимого не случилось. А с сердцем я как-нибудь договорюсь. В конце концов есть успокоительное.
Слабость все ещё ощущалась, но я уже могла самостоятельно приподнять голову, не опасаясь головокружения.
Я оказалась лежащей на односпальной кровати в просторной комнате. Баба Эмма обнаружилась спящей в одном из кресел, разделенных небольшим столиком, заставленным различными баночками, пузырьками, камушками и прочими целительскими штучками.
Ранее я не была в этой комнате.
Проснулась старушка.
— Вот сейчас ты мне уже больше нравишься, — подойдя проскрипела она.
— А что случилось?
Оказалось, я заболела. Да-да, маг и заболела.
Не бывает неуязвимых, бывают более защищённые.
В нашем организме все взаимосвязано. Стоит чему-то дать сбой в работе, как начинаются проблемы…
Моя эмоциональная нестабильность сделала меня беззащитным младенцем. Как итог, несколько дней в бреду.
Я поведала причину, по которой ударилась в истерику. Мне было жизненно необходимо хоть с кем-то поделиться.
Старушка поохала, поахала. Принесла куриного бульона и уложила спать.
А на следующий день пришло время возвращаться в Академию. Баба Эмма никому из команды не сказала о том, что я ей рассказала. Скормила байку о переутомлении. Парни проглотили, а Алисия нет. Пришлось старушке перевести все стрелки на меня.
И вот настал момент, которого я больше всего боялась.
Давай, Мирабелла, вдох, выдох и пошла.
До боли прикусив щеку, кивнула бабе Эмме, и та распахнула дверь, выпуская меня к ожидающей карете и ребятам.
Все эти дни травница никого ко мне не пускала, за что ей отдельное спасибо. А ещё за краску для волос.
Она мне рассказала о пагубном влиянии антимагической травки на магов и запретила впредь использовать, если не хочу стать обычным человеком.
Команда при виде меня поспешила на встречу с явным намерением стиснуть в объятиях.
Я же старалась не отрывать взгляд от верхней одежды ребят. Чувствовала, как боль, притихшая на время, возвращается вновь. И кто бы знал, что мне стоило сдерживать себя от проявления излишних эмоций.
— Ша, — меня заслонила баба Эмма. — Мира ещё очень слаба. Ей не желательно много стоять.
Раян воспринял все буквально. Стремительно приблизился и поднял на руки.
От его ласковой улыбки и нежных объятий, которые оказались все на всего умелой игрой, глаза уже горели огнем, а нижняя губа так и норовила дрогнуть.
К счастью, меня быстро донесли и усадили на сидение. Вот только сам парень опустился рядом.
Я откинулась на спинку и прикрыла глаза в попытке сдержать слезы, отказывающиеся копится внутри меня.
— Облокотись мне на грудь, тебе будет удобнее.
Я покачала головой.
В этот момент карета тронулась, и мы отправились в путь. Бросила взгляд в окно. Слезы все же вырвались на свободу, но все подумали, что я плачу по месту, к которому успела привыкнуть.
Вскоре сонливость одолела меня, и я уснула. А проснувшись, перекусила и опять заснула.
Я была благодарна болезни. Не представляю, как бы пережила те дни и эту поездку в карете.
А впереди две недели каникул, которые я проведу в Академии, но зато в одиночестве.
Альма-матер встретила нас привычным шумом.
Это мы практиканты ещё месяц назад сдали все зачёты и экзамены, а остальные первые и вторые курсы сдавали сейчас.
— Адептка Ройсс, — произнес встретившийся на пути секретарь ректора. — Наконец-то, я вас нашел. Ректор вас ждёт в кабинете.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Меня наглым образом подхватили под локоток и потащили в административное крыло.
Что-то мне страшновато. А что, если выяснили, что я никакая не Миранда Ройсс?