Читать интересную книгу Вне игры - Алексей Зубов

И тут же — рекомендации: какие требования следует выставлять в подпольной газете… И просьба: послать образец подпольной газеты по пяти адресам — в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске.

Письмо имело не очень-то щедрое «приложение» — пятьсот рублей на покупку пишущей машинки и прочие расходы.

Когда чекисты прочитали письмо господина Соловьева, им стало ясно: в ближайшее время Гурееву следует ждать гонца с Запада. Были все основания полагать, что Соловьев и его хозяева еще не знают об аресте Гуреева.

Курьер не заставил себя долго ждать. Прибыв в Москву, Николас на следующий же день позвонил Гурееву в институт. Ему ответили: «Гуреева сейчас нет, он будет в пять вечера». Ровно в пять вечера Николас снова позвонил.

— Я прошу Гуреева.

— Гуреев слушает.

Они договорились о встрече в метро «Сокольники». Что было дальше, представить нетрудно. Николаса радушно приветствовал… оперативный сотрудник КГБ.

— Здравствуйте. Чем могу служить?

— Я приехал из Парижа. У меня для вас пояс, в котором кое-какие материалы и три тысячи рублей. Я сейчас…

Ему не дали снять пояс. Брокс-Соколова арестовали. Пояс сняли в присутствии понятых. В нем было запрятано примерно то же, что и в посылке Гурееву. Деятели НТС решили, видимо, на всякий случай продублировать…

Егенс устал, охмелел и, склонив голову набок, кажется, слегка задремал. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим посапыванием гостя. Прошло не более двух-трех минут, и Егенс встрепенулся. Гость попросил чашку кофе, быстро проглотил ее и все в той же тональности — само дружелюбие — продолжал:

— Итак, чем порадуешь шефа, старик? Слушаю тебя…

Чем он порадует шефа? Увы, нечем. Все, что за год сделано его людьми, Сабиром и Керимом, конечно, не заслуживает внимания штаб-квартиры. Правда, судьбе было угодно привести в его магазин русского туриста, которого он сейчас постарается представить в наилучшем виде. Но о нем Нандор скажет чуть позже, его он припас для десерта. А пока вот, извольте, господин Егенс. И, подобострастно склонившись над креслом гостя, он протянул ему зеленую папку в прозрачном целлулоиде.

— Я подготовил для вас письменный отчет. И буду рад, если вы найдете время, чтобы познакомиться с ним. Здесь — отчет о нашей деятельности за год. Не нам судить о ней. Как говорили римляне, тут не многое, но много… Однако я хотел бы обратить ваше внимание, господин Егенс, на одно важное обстоятельство: в отчет не вошла последняя наша операция, и, на мой взгляд, весьма серьезная. Доклад о ней мы отправили сегодня на ваше имя. К докладу приложено несколько фотографий и кинопленка. Все это вы посмотрите позже. И тем не менее я считаю необходимым сейчас изложить суть дела.

И Нандор рассказал об операции с участием русского туриста.

— В посланном вам докладе есть фамилия, имя, отчество и необходимые установочные данные. Я имею основание полагать, что мы его крепко прихватили. В кармане у него оказалось еще двадцать рублей, и мы объявили, что турист обвиняется в контрабандном провозе валюты, спекуляции валютой, в нарушении таможенных законов «страны пребывания». Он вначале даже не понял нашей терминологии. Но мы ему популярно объяснили, что это значит и что за это полагается по нашему закону. Когда было заявлено, что мы его не отпустим, что он должен предстать перед блюстителями закона, турист побледнел, затрясся, хотел что-то сказать, но так и не смог вымолвить ни слова — перепугался насмерть. Нам не стоило большого труда заставить его подписать соответствующий протокол. Однако на главном направлении мы еще не добились успеха — русский решительно уклонился от разговора о сотрудничестве с нами. Правда, у нас было мало времени для работы с ним — вы не хуже меня знаете капитанов советских морских судов, какие они закатывают скандалы, если их пассажира задержат на часок-другой. Нам это чертовски осложняет жизнь. Мы вынуждены были отпустить русского, не успев всерьез поговорить с ним. Но где вы видели вербовку с первого захода?

Егенс ничего не ответил. У него своя точка зрения на этот счет. Но он не счел нужным излагать ее.

— Продолжай. Это все очень интересно.

— Мы вынуждены были доставить туриста в район порта на своем автомобиле, иначе отход судна задержался бы надолго, и тут скандал неминуем. У нас на руках не осталось ничего, кроме подписанного русским протокола плюс соответствующие фото- и кинодокументы. Но есть наблюдения, так сказать, психологического порядка. Я почти уверен, что турист никому не расскажет о своих приключениях на базаре. Я смею заглянуть дальше. В соответствующей обстановке составленный нами протокол, фото- и кинодокументы да еще запись диктофона могут оказаться весьма эффективными. Турист не оставил впечатления стойкого человека.

И Нандор впервые за весь вечер позволил себе хихикнуть. К нему возвращалась обычная уверенность, и он уже не столь подобострастно продолжал свой монолог.

— Я попросил бы вас, господин Егенс, поручить вашим людям тщательно проверить русского туриста по картотеке централизованного учета. Я понимаю, что это бредовая идея, шансы на успех ничтожны, но вдруг… Жизнь полна неожиданностей.

— Мы обязательно проверим.

Нандор подлил гостю коньяка. Егенс поморщился, но выпил. Потом посмотрел на часы. Было уже далеко за полночь.

— Пора… Я, кажется, несколько отяжелел, Нандор. Проклятый закон природы — годы идут…

Нандор поднял брови, вздохнул:

— Неправда, господин Егенс. На Востоке мудрые люди утверждают, что время вечно, оно не уходит. Это мы с вами уходим…

Егенс ухмыльнулся.

— Пусть будет так. А пока живем — надеемся, действуем. Каждый в меру своих сил…

— У меня их пока достаточно, — с вызовом сказал Нандор. — Вы не согласны?

Егенс уклонился от прямого ответа, на мгновение задумался, а потом решительно объявил:

— Шеф недоволен твоей поездкой в Карлсбад. Он считает, что в главном ты не добился успеха. Тебе не удалось установить нужных контактов с отдыхающими на курорте русскими. Шеф ожидал более глубокого анализа обстановки. Скоро грянет буря. Шеф должен знать, что думают по этому поводу русские.

Нандор помрачнел, сжал тонкие губы: «Ох, уж этот Карлсбад!»

СФИНКСЫ

Вот уже несколько дней, как Нандор живет в Карлсбаде с паспортом австрийского коммерсанта. Он остановился в отеле «Империал», каменной громаде, поднявшейся на скале.

Комфорт, уют, отменная кухня, прекрасные врачи, услужливые сестры, а главное — милые соседи, соотечественники его папы и мамы: в разгар сезона здесь отдыхает много советских граждан, с которыми можно поболтать о том, о сем… Он, Нандор, обожает Достоевского, Льва Толстого, Федина, Шолохова, русская натура всегда привлекала его своей душевной красотой. И папа настоял на том, чтобы он с детства изучал русский язык. Таким Нандор и предстал перед соседями по столу, спутниками по прогулкам. Коммерсант зарекомендовал себя здесь первоклассным мастером бильярда. «Иные кормились музами, а я — лузами», — любимая его присказка, относившаяся к поре ранней молодости, передавалась в отеле из уст в уста. «Остряк шары кладет мертвой хваткой».

Перед отъездом из Мюнхена его тщательно проинструктировали.

— Ваша задача ежедневно общаться с русскими, наблюдать за ними, изучать, беседовать, устанавливать контакты, собирать о них максимум сведений, обмениваться адресами. Там это делать нам проще, доступнее, чем у них в стране. Да и безопаснее.

Австриец методично работал по заданной программе. В кинозале он обычно усаживался в самой гуще советских людей, вместе с ними спускался и поднимался на фуникулере, отправляясь к источникам. Дамский угодник, он был душой компании женщин на прогулке — мужья в это время разыгрывали пульку.

Постепенно в его дневнике, маленькой тонкой записной книжке, накапливались кое-какие записи, которые, возможно, и заинтересуют шефа: фамилии, имена, отчества, место работы людей, с которыми встречался, беседовал. Он давал им беглые характеристики и даже фиксировал рассказанные ими анекдоты.

…К «Империалу» Нандор подкатил на шикарном «мерседесе» и в первые же дни стал предлагать дамам прокатиться, посмотреть окрестности. Желающих составить компанию не оказалось. И вдруг удача: очаровательная блондинка из Одессы, преподавательница музыки, этакая экзальтированная хохотушка, явно искавшая мужского общества, Оксана — так ее звали — охотно приняла предложение Нандора.

Они уехали после обеда, а вернулись, когда во всех окнах уже погасли огни. В ту же ночь он записал в дневнике:

«Красива, болтлива. Преподавательница музыки из Одессы. Рассказала несколько пикантных политических анекдотов. Падка на сувениры. В первый же день приезда ринулась в магазины. Много рассказывала об Одессе, о своих знакомых в высших сферах города».