с двух соседних регионов! В любом случае, нынешний докладчик не пользовался предоставленным экраном. Не совал под очи начальства кипы бумаг, как и не пичкал того ненужными графиками. Однако и без этой надоедливой, но необходимой бумажной волокиты, принимавший доклад Гудшоу был хмур. Глаза его, еще не покрывшиеся пеленой старости и обычно пылавшие юношеским задором и весельем, сегодня были наполнены усталостью и осознанием грядущих перемен. Густые седые брови были опущены столь низко, что скрывали его карии омуты в собственной тени, чему способствовало и садящееся за горизонт солнце, совсем переставшее светить в окна переговорной. Лоб его испещряли глубочайшие морщины, едва прослеживаемые в обычное время, ведь появляются те лишь в моменты хмуроты старика, чего тот старается не допускать ни в обычной жизни, ни в работе. Гудшоу любит улыбаться, отчего морщинки у краешков его глаз подмечают абсолютно все люди, имевшие честь вступить с председателем в личный контакт, но лишь единицы могли видеть эти глубокие складки на лбу.
Ведущая доклад Лорелей также была не самого радостного виду. Она была подавлена, если говорить напрямик. Не грустна, не озлоблена, а именно подавлена, что не могло укрыться от внимательного взгляда Гудшоу.
Девушка вела свой рассказ основательно, не упуская ни единой мелочи, то есть ровно так, как она привыкла вести все свои дела. Отчеты о миссиях, статьи и книги, тренировки и даже личная жизнь, за всё Лорелей бралась железной рукой, и все доводила до логичного конца. Оттого и была она незамужней ученой, с прорвой известных книг и статей за спиной, что, в прочем, к делу не относится. Сейчас важно то, что говорила она подробно, строго по делу, но делала это, очевидно для знающих ее людей, на автомате. Думами своими девушка была крайне далеко от огромной, практически пустой комнаты, как и от хмурого Чарльза, составлявшего ей компанию. Разум ее был сосредоточен вовсе не на ужасающей битве, прошедшей пусть и не на ее глазах, но достаточно близко, чтобы видеть всю опасность их внезапного противника. Нет, неизвестная преграда действительно была страшной, пугающей и, если судить по состоянию Синтии и Алекса, смертельной для обычных людей, но не непреодолимой. Вмешательство посторонних сил действительно имело место быть, но конечный результат остался безызменным, что также являлось частью ее отчета.
Договор с гнездовьем драконов заключен, не без помощи таинственного протеже Оука, навязанного им Гудшоу, и оставалось лишь обсудить условия их шаткого мира, с чем прекрасно справлялся Ланс, в этот раз самостоятельно. Без помощи неожиданно живучих красноволосых типов. Но и не о Скаре думала девушка, хотя истинно научный интерес и посещал, иногда, ее рыжую головушку. Многие бы назвали это банальным женским любопытством, ведь в науке «менталистике», как зовут этот раздел псионики ученые, или просто «мысли», как сокращают его все остальные, Лорелей совсем ничего не смыслила, а значит и оснований проявлять любопытство в этой сфере не имела, но для нее самой это было именно научным интересом, и очень вряд ли хоть кто-то сумел бы убедить девушку в обратном. Так, или иначе, но именно Скар сумел разобраться с ментальным подчинением дракона, и, если бы не это, кто знает, успели бы подойти к месту событий покемоны Агаты, али одурманенный драгонайт расправился бы с обессиленной Дрэгфилс раньше. К такому выводу пришла Синтия, к нему же пришел и Ланс, а пропустившей всё действо Лорелей оставалось лишь принять это, как случившийся факт.
«Хотя, там же был Ланс, — мелькало порой в ее голове, когда картины возможного печального исхода событий внедрялись в основной поток ее мыслей, — Уж он то смог бы занять дракона. Хотя бы на время…»
— Хорошо, — заговорил Чарльз, когда Лорелей закончила доклад, чем привлек к себе внимание подчиненной, — Общая картина мне ясна, и радости она не прибавляет. Но… Где сейчас Скар? Ты упомянула его проблемы с глазами. Что-то серьезное?
— Д-да… Нет, не серьезное. Наверное… — девушка была несколько удивлена вопросом, но стоило той задуматься о… обо всем, как удивление прошло само собой, а «ледяная леди» смогла вернуть себе хладнокровие, — Как я и сказала, он не смог внятно объясниться о полученных травмах, и отказался от обследования, потребовав вернуть его домой. Все что я могла разобрать из его речи: он устал, и банальный отдых может помочь. Каким образом это вяжется с тем, что я лично видела, как его пробили насквозь и запульнули в океан — не знаю, но ран или шрамов, внешне, я не разглядела. Так что да, я отдала приказ на его телепортацию в Селадон-сити.
— Так просто? Взяла и отпустила? — удивился теперь уже Гудшоу, зная о царящем в голове подопечной тоталитаризме, что просто не позволил бы той расстаться с важным свидетелем произошедших событий, особенно с учетом всех сопровождающих его аномалий.
— Много дел, мало времени, и еще меньше… людей. Ланс занят долгожданными переговорами, в сопровождении отряда Роберта. Сам Роберт, как и Синтия, отлёживаются в лазарете после всего произошедшего. Удерживать Скара насильно было попросту некому, а желания остаться добровольно я в нем не видела, уж больно странно тот себя вел.
— Странно?
— Постоянно морщился, как от сильной головной боли. Держал глаза закрытыми, иногда даже прикрывая их рукой, но при этом прекрасно ориентировался в пространстве. Никаких внешних признаков усталости не проявлял, однако регулярно сетовал на плохое самочувствие и желание покинуть наше общество… Ну и самое странное… Он совсем не выказывал какого-либо беспокойства об утерянном устройстве, хотя, казалось, должен был хотя бы запросить финансовую компенсацию. Но нет, он словно забыл о нем. Хотя, может генератор барьеров был не в перчатках? Они лишь фикция?
Чарльз ощущал некоторую неловкость из-за столь грубого провала созданной им же конспирации, однако винить Алекса не мог: судя по отчету тот действительно прошел ровно по гране, отделявшей жизнь от смерти. Единственное, что мог предпринять в такой ситуации старик — постараться перевести внимание. Пусть он и понимал, что рано или поздно ему придётся поделиться с Лорелей, Синтией и Лансом известной ему информацией, ведь те стали свидетелями весьма компрометирующей сцены, но чем позже этот момент наступит — тем больше времени у него будет на продумывание новой легенды, и тем больше будет шансов обсудить ее с Оуком и Скаром.
— Хорошо, я поговорю с ним сам, — и уже куда тише, едва шевеля губами, дополнил, — Оук выест мне мозг, если с его глазами что-то станется… Кхм… А что