Читать интересную книгу Сожженные мосты - Александр Маркьянов

Полковник, уже раненый, но не выпустивший свой пистолет шел в первых рядах, потому что был вооружен. Он уже успел убить двоих, одного там, у камеры, а одного из пистолета дальше — и продолжал идти вперед, сражаясь за свою жизнь до конца. Адреналин бурлил в жилах, и он не думал ни о чем, ни о народе, ни об убитых — только вперед…

Они выскочили на лестницу, там их уже ждали… в них начали стрелять… полковник тоже выстрелил… и увидел, как от его пули повалился на ступени коренастый бородач с автоматом, а из пробитой сонной артерии на стену хлынула кровь, раскрасив ее жутковатым багровым узором… кто-то упал рядом… но сзади напирали, и остановиться было уже нельзя. В самом низу в него попала пуля, и он устоял на ногах… а толпа вынесла его к выходу… где обычно собирались футбольные команды… а там были бородачи, уже успевшие занять позиции, и гражданские, кто с оружием, а кто с палками. И в едином порыве загрохотали автоматы с обеих сторон, и две толпы в порыве безумной ярости, топча своих же убитых, и живых ринулись навстречу друг другу…

Но полковник этого ничего не увидел, он не увидел того жуткого месива, когда исламисты-фанатики, с ножами камнями и палками, сметя собственную линию стрелков, ринулась на восставших офицеров и сторонников шахиншаха. Он не видел этой бойни, как в безумном порыве убивали друг друга живые, стоя на ковре из мертвых, и кровь хлюпала под ногами, а патронов не было ни у той, ни у другой стороны и автоматы использовали как дубинки. Он не видел этого, потому что честно справлял офицерскую службу, и Бог избавил его от этого зрелища.

Полковник Реза Джавад был убит.

Но так — погибнуть с оружием в руках, защищая свою жизнь — повезло далеко не всем.

Если разобраться, то погибнуть так, как погибли эти офицеры персидской армии и Гвардии, пусть и в безнадежной, но смелой попытке защитить свою жизнь, лицом к опасности и стоя на ногах, а не на коленях — было достойно. Именно достойно, достойно мужчин и военных, иногда лучше умереть так, чем жить как-то по-другому. Пусть они в последний раз выступили против народа… да какой к чертям народ, господа! Разъяренная, анархичная толпа, вооруженная автоматами с разгромленных складов и громкими лозунгами, толпа, ведомая очередным лжепророком «к светлому будущему» во всемирном исламском Халифате, представляющем из себя буквальное воспроизведение первых четырех халифатов древних веков. Это были люди, которые не хотели тянуться вслед за стремительно убегающим вперед по пути технического прогресса миром — это были люди, которые хотели утянуть мир за собой, в пучину простоты и архаизма. По сути — это был предсмертный вопль малограмотных, часто деклассированных людей, которых легко оболванить религиозными лозунгами, и которые испытывали ненависть и страх к образованным, принадлежащим к новому поколению людям. Таких людей они боялись — и убивали…

Гражданского инженера Джафара Ад-Дина схватили прямо на объекте, который он возводил — на новой очереди очистных сооружений, предназначенных для строящегося городского района Тегерана. Потом, уже в камере, более опытные, умудренные жизнью сокамерники рассказали ему о том, что скорее всего на него донесли его же рабочие: нанятые из глубинки бывшие крестьяне — феллахи. Когда он подъехал к огороженному забором из сетки-рабицы объекту — будучи несведущим в революционной борьбе человеком он искренне считал, что новый очистительный комплекс в равной степени будет нужен новой власти, как и старой, и потому он пошел на работу, вместо того чтобы бежать из страны — весь забор был завешан грубо нарисованными плакатами религиозной тематики. Поскольку, для плакатов использовали изоляционный материал, стоящий денег — он выругал рабочих, которые сделали это и приказал снять все плакаты и приступать к работе. Через час подъехали революционные гвардейцы, самому старшему из которых было чуть больше двадцати лет.

Вот сейчас он и сидел в импровизированной камере, вместе с двумя десятками таких же несчастных, совершивших что-то, что по прежним меркам было либо поощряемо либо просто на это не обращалось внимания — и ждал своей судьбы. Все его мысли были только об одном — об оставшейся без его попечения семье.

Когда открылась дверь, и луч фонаря ударил в камеру, слепя несчастных, он уже знал, что это — за ним. Словно шепнул кто-то на ухо.

— Ад-Дин! — заорал гвардеец, они всегда орали, почему-то среди них было нормой разговаривать громко, даже орать — на выход.

Пожав чью-то протянутую руку, инженер пошел навстречу своей судьбе…

На выходе его больно ткнули в спину стволом автомата, конвоиров было трое, да один страхующий — это на него на одного. Прорыв офицеров, которым удалось убить не меньше четырех десятков гвардейцев, не считая защитников революции, многому научил новую власть, и теперь они соблюдали с пленниками известную осторожность.

— Шагай, жидовский шпион! — сказал кто-то сзади, злоба буквально звенела в голосе.

— Я такой же как и вы перс…

Ответом был новый удар в спину, уже более болезненный.

Комната, в которую его привели, использовалась под исламский трибунал — хотя раньше тут было что-то вроде разминочного спортзала, даже спортивные снаряды не успели убрать. Стол, стулья, наскоро намалеванный черный флаг, штатив с видеокамерой, скорее всего с разгромленного магазина. Инженер не знал, что сейчас по всем каналам телевидения — которые еще работали — только и передают, что чтение Корана, да отрывки с таких вот революционных трибуналов, перемежаемые истерическими выступлениями апологетов новой власти. Постоянно говорили про Махди, но где он — никто не знал, на телеэкране он лично до сих пор не появился.

— На колени!

— Что?

Двое гвардейцев сноровисто поставили его на колени, перед новоявленным трибуналов, в котором заседали какой-то мулла и двое бородачей, у которых на головах были повязки с изречениями из Корана. Коран же, совокупно с томами шариата лежали на столе трибунала, заменяя собой все существовавшие закона.

— Говори — во имя Аллаха! — прошипел конвоир.

— Во имя Аллаха! — опасаясь получить новый удар, инженер сказал это.

Мулла благосклонно кивнул, и это вселило в душу испуганного (не будем душой кривить, смертельно испуганного и отчаявшегося уже) человека какую-то надежду.

— Твое имя? — сказал мулла.

— Джафар Ад-Дин.

— А имя твоего отца?

— Мухаммад Ад-Дин.

Судья почесал короткую, ухоженную бородку, ею он сильно выделялся среди остальных, заросших вонючими, нечесаными бородами.

— Твой отец был араб?

— Да, но мои предки жили в этой стране на протяжении поколений.

Инженер уже понял к чему идет дело — в Персии арабов было меньшинство, но с тех пор как Персия попала под русский вассалитет — их стало больше. Персы ненавидели арабов, а арабы — персов, потому что арабы считали персов идолопоклонниками, а персы арабов — отсталыми.

— И моя мать была персидской крови — добавил Ад-Дин.

— По твоему лицу это заметно… — сказал судья — ты больше похож на одного из нас, но это не имеет никакого значения, ведь правоверные братья друг другу! Скажи — когда ты последний раз посещал мечеть?

Инженер решил не кривить душой.

— Два месяца назад.

— А как часто ты делаешь намаз?

— Увы, работа не позволяет мне делать намаз чаще, чем дважды в день, стройка отнимает все свои силы.

Отвечая так, инженер и не думал, что сам подписывает себе приговор. Просто он, как разумный и образованный человек, не мог поверить, не мог дойти своим умом до того, что за два намаза в день вместо пяти могут приговорить к смертной казни.

— А жертвовал ли ты деньги на нужды больных и немощных?

— О да, я делал это каждый раз как получал жалование, потому что это — угодно Аллаху.

Мулла согласно кивнул.

— Это и впрямь угодно Аллаху.

Наступила тишина. Только суетились мухи в душном, стоячем воздухе зала, да переминались с ноги на ногу конвоиры. Судья и заседатели трибунала с интересом знакомились с каким-то делом в черной, клеенчатой папке.

— Знаешь ли ты такого Йегуду Натансона? — спросил судья.

— Вы имеете в виду инженера Натансона? — Ад-Дин по-прежнему ничего не понимал — это главный инженер проекта и мой начальник.

— То есть, этот самый Натансон является вашим начальником?

— Да, но в чем…

Взгляды, которыми обменялись судья и заседатели, не понравились инженеру, но он не мог понять, что в этом такого. Натансон имел десятый разряд в корпусе гражданских инженеров и на законном основании мог руководить проектом.

— А это инженер Натансон приказал вам сорвать со стены плакаты, прославляющие Аллаха, Единого Судью в день Суда?

— Нет, я сделал это сам.

— Но почему? Может быть, вам не понравилось то, что там написано?