Читать интересную книгу Учебник рисования - Максим Кантор

Помещение прибавочной свободы на рынок предусматривает как обмен, так и произвольное распределение продукта: как легальный рынок, так и рынок черный. Произвольное распределение свободы — и есть коррупция: законы, право, мораль (в обществе этим занимается институт политики) обрели помимо социальной истории — историю рыночную. Коррупция присутствует в истории со времен незапамятных, однако в обществе, капитализировавшем свободу, вычленившем из нее прибавочный продукт, коррупция логическим путем стала методом управления.

Депутат парламента имеет стоимость на тех же основаниях, на каких имеет стоимость квадрат, нарисованный на холсте. Ценность имеет не человек и не геометрическая фигура — но некая доза прав и свобод, в них воплощенная. Поэтому, когда депутат возмущается и не признает себя продажным, он прав: покупали не его (кому он нужен?) — покупали его прибавочную свободу. И что — депутат? Так, мелочь. Покупают будущее. Покупают — прогресс. История движется потому, что за ее движение хорошо заплачено.

IV

История, что описана в настоящей хронике, не исключение. Данная хроника подошла к тому моменту, когда известный предприниматель Дупель обеспокоился вопросом коррупции: он обеспокоен был простой вещью — те ли персонажи будущее покупают? Он, впрочем, и сам собирался историю купить. Но — как ему казалось — у него на то были основания, он сделал правильный выбор. В других он уверен не был. Михаил Зиновьевич Дупель решил сказать речь о коррупции в Кремле — в центре российской власти. Он был принят в Кремле и зачитал подробный отчет о побочных доходах чиновников, о том, как власть становится в зависимость от финансовых сделок, зависит от товарооборота. Он рассказал о структуре коррумпированного аппарата, упомянул главных персонажей — опустил только роль самого президента и размер его личных доходов. Не упомянул он и Фиксова с Зябловым, первых президентских приближенных, нобилей нового двора; впрочем, из доклада было понятно, что, если потребуется, Дупель сумеет обозначить их интересы также. Дупель показательно выделил одного Слизкина — хотя знал, сколь дорог Слизкин двору, — и детально разобрал его последние приобретения: алмазную шахту, верфи и сухогрузы, долевое участие в газовых и нефтяных компаниях, карманную партию националистов, которую пестовал Слизкин на черный день; Дупель подготовил отчет о так называемой реформе энергосистемы, за которой стоял Слизкин, и показал на простых цифрах, как страна разрушает централизованную систему энергоснабжения и ставит регионы в зависимость от собственника. Он показал — в цифрах это выглядело убедительно, — как политика делается управляемой, если жизнь населения, тепло и свет в городах зависят от воли чиновника. «Социализм, — так заканчивал свой доклад Дупель, — есть советская власть плюс электрификация всей страны. Какая власть будет, — спросил Дупель, — если из капитализма вычесть электрификацию?» Пока Дупель готовил доклад, он успел получить предостережения от многих коллег.

Накануне выступления с ним побеседовал Тофик Левкоев:

— Зачем, Миша? — По телефону кавказский акцент Тофика почти пропадал. — Для чего нужно? Сиди тихо.

Дупель рассмеялся:

— Мы с тобой разные люди, Тофик. Совсем.

Дупель шел по кремлевской анфиладе, размалеванной Георгием Константиновичем Багратионом, добротным придворным оформителем, в стиле былых веков самодержавной славы. Социалистическая символика из коридоров власти исчезла — место серпа и молота заняли орлы капитализма. Орлов Багратион не жалел. Дупель подумал, впрочем, что на стены и плафоны израсходовали всех имевшихся орлов — на то, чтобы населить коридоры, орлов уже не хватило. Остались стервятники и трясогузки.

Дупель шел, как обычно, не глядя по сторонам, своей стремительной походкой — и чиновники, с которыми встречался он в комнатах, уходили с дороги. Прежде они старались попасться на пути у Дупеля, невзначай разговориться, позабавить нефтяника соленым анекдотом. А этот слышал? — говорили они обычно, давясь смехом и дергая Дупеля за рукав. Сегодня чиновники отскакивали в сторону, прятались за поворотом и глядели в спину Михаилу Зиновьевичу насмешливыми глазами. Они измеряли глазами расстояние от себя до опального олигарха — достаточно ли далеко стоят? Не заподозрили бы, оборони создатель, в преступной близости. Того гляди, заприметят мамки с няньками, узрят недопустимую связь — и накажут! Ой, накажут! И глядели в спину смутьяну маленькими бегающими глазками — и в глазках плескалась злость и ревность к бесстрашию.

Чиновный аппарат в последнее десятилетие поменялся. Дупель помнил чиновников прошлых лет — из той когорты уцелели разве что Луговой и Басманов, — грузных людей с паралитическими шеями, тяжелым взглядом, толстыми красными руками. Теперь чиновниками, управлявшими страной, стали вертлявые люди с тонкими руками, юркими глазами. Вот мелькнул за поворотом Фиксов, шмыгнул носом, одернул пиджачок от Бриони, брызнул вверх по лестнице — побежал пилить Пенсионный фонд; вот, вильнув задом, ввинтился в полуоткрытую дверь Зяблов — торопится удачно пристроить средства, изъятые у льготников, по слухам, вкладывает в сингапурские танкеры; вот скользнул вдоль стены тихий Слизкин — чем-то сегодня он озабочен? Размещает в офшорах Стабилизационный фонд? Банкротит тракторный завод? Или на совет к президенту идет Слизкин, слушать доклад о коррупции в высших эшелонах власти? Ах, не счесть забот Слизкина.

Дупель не удостоил их взглядом. Он миновал анфиладу комнат, предстал перед народным избранником. В окружении мамок и нянек народный избранник заслушал речь Дупеля, нахмурилось его чело.

Президент, подобно прочим правителям земли русской, переживал за народ: что с того, что мужик уж не крепостной землепашец более, но наемный сток-брокер? Как и прочие правители, подполковник радел за справедливое распределение того, что можно было справедливо распределить, — мысль о мздоимстве показалась ему оскорбительной. Однако надо разобраться. Из чьих уст слышится разоблачительный навет? Ангел ли безгрешный поведал президенту о лихоимстве?

— Вы, олигархи, известные лжецы! — проницательно сказал президент, заслушав доклад. — Вы сами хороши! Знаю, помню! Сам вам разрешения выписывал! Вы, олигархи, — ух, ловкачи! Не надейтесь, любимчиков не будет. Еще разобраться надо, кто больше украл. Слизкин, говорите, брал? Если брал — накажем! А сами — не брали? — и прочее в том же духе высказал Дупелю президент.

— Не брал я! — возопил Слизкин гласом великим. — Как есть — не брал! Как брал — не есть!

— Разберемся! Равноудаление от власти! Демократия! Прогресс! Не попустим олигархам устанавливать финансовое право!

— Нет таких — олигархов, — сказал Дупель, — есть отдельные богатые люди, интересы у них разные. Один бежал из страны, другой гонит миллиарды за границу, третий тихо сидит, нефть качает. Но реальной власти у них нет. Кто в стране олигарх, кто реально правит — станет известно через пятьдесят лет. Но, может быть, и сегодня это кому-то известно?

— Олигархам, — гнул свое президент, — воли не дадим. Не смеют диктовать народу свою волю корыстолюбцы. Не дадим в обиду ветеранов! — Человек в погонах, он любил поговорить про ветеранов войны. Однажды сказал, что увеличит им пенсии в двадцать раз. Впрочем, это еще пустяки — его предшественник обещал в случае подъема инфляции лечь на рельсы.

— Льготников с бюджетниками, — надавил Зяблов, — в обиду не дадим!

— Пенсионеров, — ввернул Фиксов, успевший за утро откромсать от регионального пенсионного фонда двадцать процентов, — защитим! — И верно, дан уже приказ: пополнить Пенсионный фонд из налоговых сборов, не пустим дело на самотек!

— Инвалидов и сирот, — вздохнул Слизкин, стараниями которого была срыта детская больница в Пожарском переулке и возведен могучий деловой центр с филиалом на Каймановых островах, — оградим! — и верно, уже оградили болотистый участок на окраине, глядишь, и построят там дом призрения.

И стояли мамки с няньками плечо к плечу, глядели на Дупеля честными оловянными глазками — и читалось в глазках: сам вор! Ты крал — мы молчали! Нахапал, как хомяк за щеку, — и честным стал? Лицемер! Мы — либералы! Мы — за реформы! Мы — плечом к плечу! А ты что, против?! Либерал на либерала донос пишет? Так получается, да? Предатель!

Равнодушно встретил их взгляд Михаил Зиновьевич Дупель. Смотрел на мамок и нянек спокойно, и в его глазах мамки с няньками читали то, что и так про себя знали. Вы — новая воровская элита, говорил этот взгляд. Нет у нас в стране другой элиты — только та, что из воров. Все, что вы умеете делать, — это воровать. Если бы один из вас — лишь один! — решил не воровать, он не задержался бы в вашей компании, при вашем дворе, потому что для вас воровство — закон. Я — захватывал, давил, комбинировал, строил. Крал тоже — и всегда буду красть. Потому что здесь иначе нельзя. Вы сделали коррупцию законом развития общества. Вы угробили страну, сволочи. Я воровал, чтобы строить, а вы — растаскивали мной построенное.