основные факты, согласно его словам
и письму: во-первых, папа находится в руках Ричардсона, который чертовски опасен. Во-вторых, похититель, по-видимому, держит его в заложниках, чтобы заставить дядю Хэла что-то сделать или, вернее, не делать. И, в-третьих, не имеет значения, можно ли заставить дядю Хэла, потому что его все равно тут нет.
— Но ведь это же хорошо? — возразила Амаранта. — Если Ричардсон держит твоего отца только затем, чтобы надавить на герцога, тогда лорду Джону ничего не грозит, пока герцога не найдут. Ведь так?
— Ммхм, — с сомнением промычал Уильям. — Не знаю. Уэйнрайт говорит, что отец в опасности, и, очевидно, у него есть основания так думать. В любом случае я должен его найти, и как можно скорее. Если Ричардсон действительно не в своем уме, то он непредсказуем; вдруг ему взбредет в голову выбросить папу за борт посреди моря или уплыть в Вест-Индию.
Эта мысль пронзила Уильяму сердце, будто нож для колки льда. Выбитый из колеи появлением гостя, он на мгновение забыл о самом главном.
— Уэйнрайт сказал, они поднимали якорь, когда он ух… — Уильям так резко схватил кузину за руку, что она вскрикнула. — Я должен идти в доки! Если корабль еще не уплыл…
— Если они поднимали якорь… то теперь наверняка уплыли!
— Скорей! Надо узнать, где корабль сейчас — или был!
Он отпустил ее руку и кинулся к дому. Амаранта побежала следом.
Уильям влетел в коридор, напугав Мойру, которая шла с огромной корзиной для покупок, доверху нагруженной рыбой и буханками хлеба. Она успела отскочить в сторону, но выпустила корзину из рук. Уильям услышал позади женские крики, однако не остановился.
Дверь в гостиную была приоткрыта. Толкнув ее, он смутно уловил запах. Бренди. И… рвоты.
Оба исходили от Перси Уэйнрайта, свернувшегося на полу в клубок, словно еж; спина его конвульсивно вздымалась. Рвоты было много, но ее вонь перебивал более резкий запах пролитого бренди.
— Господи. — Нервно сглотнув, Уильям опустился на колени и схватил Уэйнрайта за плечо. — Мойра! — закричал он, увидев лицо мужчины. — Амаранта! Найдите врача! Принесите немного воды и соли, живо!
Уэйнрайт был в сознании; лицо его сморщилось, как кулачок младенца. Губы посинели — в буквальном смысле. Уильям не видел такого раньше, но знал: это не сулит ничего хорошего.
— Что случилось? — настойчиво спросил он, пытаясь развернуть Уэйнрайта и усадить поудобнее. — Что с вами?
Уэйнрайт поднес дрожащую руку к груди и сильно прижал посередине.
— Этого… не будет… я не могу…
Уильям не раз видел, как матушка Клэр измеряла пульс, и поспешно прижал пальцы к шее Уэйнрайта. Ничего. Он пошевелил пальцами… по-прежнему ничего… Ага. Один удар. Потом еще один. И еще… Затем легкое, быстрое постукивание, но совсем не похожее на то, как должно биться сердце.
— Вот вода и солонка, — проговорила у него за спиной запыхавшаяся Амаранта. — Мойра побежала за доктором Эразмусом. Что с ним?
— Господи, он, наверное, выпил бренди!
Пульс — если это был он — замедлялся; Уэйнрайт скрючился и открыл рот, хватая воздух.
— Возможно, сердце… Дай-ка!
Уильям взял графин из рук кузины и плеснул на лицо Уэйнрайта — тот распахнул глаза. Он налил немного воды в открытый рот, но вода вытекла сбоку; вторая попытка закончилась тем же.
— А соль зачем? — с большим сомнением спросила Амаранта.
— Ее дают солдатам при тепловом ударе. — За неимением другого варианта, Уильям схватил солонку, ложкой насыпал соли на язык Уэйнрайта и попытался залить водой.
Это подействовало — во всяком случае, Уэйнрайт пришел в себя и сглотнул, — однако через несколько мгновений его сотряс новый спазм, и он все срыгнул, выплюнув соль, воду… и кровь. Крови было немного, однако вид ее встревожил Уильяма больше всего остального.
— Бренди, — быстро сказал он, сев на пятки. Это было самое популярное средство почти от всего. Возможно… Уильям заметил на полу бутылку и потянулся к ней, но едва его пальцы тронули округлое черное стекло, как раздался крик Амаранты.
— Только не этот! — Она наклонилась и выхватила из его руки бутылку. Та упала и покатилась по ковру, расплескивая последние красноватые капли запашистой субстанции. Надпись на этикетке гласила: «Кровь мучеников».
Уэйнрайт издал тихий булькающий звук, перешедший во вздох, сопровождаемый слабым урчанием расслабившегося кишечника.
В комнате воцарилась глубокая тишина, нарушаемая криками чаек вдалеке.
— Господи, — прошептал Уильям. — Корабль, наверное, уже уплыл.
153
Особый груз
Я была в саду — сеяла репу и разговаривала с пчелами, которые кружили в воздухе поодиночке и парами, влекомые неуловимым запахом раннего кизила и багрянника, — когда с дороги долетел слабый грохот повозки. Затем ветер донес безошибочно узнаваемый оклик йодлем.
— Наверное, Джон Куинси! — сказала я пчелам и, положив совок, поспешила к дому, вытирая грязные руки о фартук.
Это и в самом деле был Джон Куинси.
— Привез вам особый груз, миссис!
Сияя от восторга, он стянул брезент с повозки, и моему взору предстали возбужденные лица Жермена, Джоани и Фелисити, торчащие между ящиками и бочонками, точно кочаны капусты.
— Grand-mère! Бабуля! Бабушка!
Дети выскочили из повозки и бросились ко мне, треща наперебой. Меня тут же окружили долговязые длинноногие девочки и сладковатый душок немытых тел. Жермен с застенчивой улыбкой стоял в стороне. Когда же из-за угла дома вышел Джейми и крикнул: «Жермен!», мальчик кинулся к деду в объятия, чуть не сбив его с ног.
Джейми крякнул от удара, рассмеялся и поцеловал внука, затем посмотрел на Джона Куинси. В его взгляде отчетливо читался вопрос: Где остальные? Что случилось?
— Фергус и Марсали посылают вам сердечный привет, — заверил Джон Куинси, разгадав его. — И все у них хорошо. Они подумали, что горный воздух полезнее для здоровья детишек. Поэтому, когда я проезжал через Уилмингтон, они спросили, не возьму ли я их с собой. Повезло мне с компанией!
— Полезнее для здоровья, — повторил Джейми, по-прежнему глядя на Джона Куинси, и тот кивнул. Жермен все еще стоял, обхватив Джейми за талию и зарывшись лицом в рубашку деда. Тот похлопал мальчика по спине. — Что ж, пожалуй. Заходите и подкрепитесь с дороги. Есть свежая пахта, и девочки сварили пиво.
* * *
Жермен изменился. Конечно, все дети взрослеют с поразительной быстротой, но он за время отсутствия перескочил целую пропасть, отделявшую его от пубертатного периода, и разница между прежним и новым Жерменом была огромна. Дело не только в том, что он вырос на добрых четыре дюйма, — с его лица теперь смотрели глаза мужчины, внимательно следя за сестрами и