Читать интересную книгу Статьи из газеты «Труд» - Дмитрий Быков

Но если даже я ошибаюсь и гуманная мера будет теперь применяться к самым разнообразным правонарушителям, от трамвайных хамов до квартирных воров, что-то мешает мне радоваться. А, понял: это тенденция ко все большему переходу на самообслуживание. Мы уже были собственными социальными гарантами (в отсутствие государственного соцобеспечения), собственными врачами (ввиду катастрофического состояния государственной медицины) и даже собственными милиционерами (поскольку настоящие занимались чем угодно, кроме охраны наших прав). Теперь нам предлагают в случае чего быть еще и собственными тюремщиками: снабжают человека, как на Западе, специальным ошейником, благодаря которому несложно отследить все его перемещения, и объявляют арестованным, но кормить и охранять себя он должен при этом сам. Не вполне понятно, чем будет кормиться персонаж, подвергнутый домашнему аресту: подозреваю, что с работы его уволят немедленно. А государство ограничится тем, что в любое время дня и ночи может явиться к нему с проверкой. И что-то мне подсказывает, господа, что, невзирая на обещание применять эту меру ежегодно лишь к 20 тысячам граждан, государство планирует всех нас в конце концов превратить в охранников при самих себе. Да это уже и достигнуто, в общем: раньше нас надо было ограничивать, пугать, цензурировать и прочее. А сегодня под домашним арестом фактически каждый. Сам себе цензор, сам себе пугалка, сам себе ограничитель свобод: туда нельзя, сюда не надо, этого не пей, с этим не разговаривай, а про это даже не думай.

№ 218, 20 ноября 2008 года

На нас косматые дружины

Всеволод Чаплин призвал к созданию православных дружин, и в этом, право же, нет ничего удивительного: прежние дружинники действовали от имени советской идеологии — у нынешних не просматривается никакой, кроме церковной. Не суверенно-демократическую же им брать на вооружение — у нее и символа внятного нет. А у православия все проработано, дружинничай не хочу. Разумеется, к вере все это не имеет никакого отношения — в дружинники во все времена шли люди одного склада: те, кому нравится мучить сверстников под предлогом их неправильной идеологической ориентации. Как ни странно, многие бывшие дружинники становились впоследствии видными православными и державными идеологами, как, например, экс-командир оперотряда МГУ Константин Затулин. Сегодня он, видимо, видит себя неким командиром оперотряда при СНГ.

Я другого не понимаю: каковы будут полномочия православных дружинников и всякое ли отклонение от православных норм они смогут карать? К примеру, дружинники советского разлива нередко врывались ночами в общежития — и если заставали у девушки спутника, то его выгоняли, а развратницу отчисляли. Если им попадался волосатик или стиляга — они его стригли, а узкие брюки распарывали. По современным меркам все это чистое хулиганство, но милиция — а также ее добровольные помощники — в России традиционно находятся над законом. Полномочия нынешних православных дружинников для меня темны. Узкие брюки давно легализованы, у нас полно стильных и гламурных молодых людей, у которых убеждения либо отсутствуют, либо укладываются в схему «чего изволите». Предположить, что православные дружины будут наказывать богохульников, еще трудней: публичной хулой на Господа никто в России не занимается, и на месте церковников я бы из-за этого скорее огорчался, чем радовался: любая ненависть лучше безразличия, богоборец еще может прийти к вере, но холодный атеист — едва ли. Остается публичное распитие спиртных напитков и все те же рейды по общежитиям — но как все это соотносится с принципами православия, представить не могу. Юные православные активисты станут вырывать у сверстников пивные бутылки? Шарить по общежитским комнатам? Выслеживать неверных супругов? Все это, положим, хорошо соотносится с заповедями, но как быть с таким фундаментальным принципом христианства: «Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете» (Лк. 6, 37; Мф. 7, 1). Выходит, подверстывать православие к борьбе за общественный порядок — не меньшее преступление перед лицом Господа, чем распитие спиртного на улице; а может, и большее.

Впрочем официальная церковь в России весьма часто с опережением реагировала на инициативы государства, в особенности репрессивные и карательные. Сожалеть приходится не о репутации о. Всеволода Чаплина — в конце концов, это дело его совести — и даже не об имидже РПЦ в целом. Жаль тех молодых, искренне верующих людей, которые придут в церковь в поисках ответа на свои вопросы и будут рекрутированы в «косматые дружины». Впрочем, и среди них не так уж много дураков, путающих дубину с иконой.

№ 223, 27 ноября 2008 года

Праздник, который всегда

Как хотите, а заявление видного единоросса Андрея Исаева о том, что праздновать мы будем, несмотря ни на какой кризис, вызвало у меня не обычную для этого времени года брюзгливую тоску, а некий даже патриотический подъем. Не поверите, пишу и приплясываю.

То, что россиянам не урезали новогодние каникулы и Исаев гарантирует им отдых в полном объеме, если они, допустим, запланировали смотаться за границу на последние шиши, — серьезный повод для национальной гордости, заявляю без всякой иронии. Ну кризис. Подумаешь. Из отдельных газет мы уже знаем, что все это результат сговора мировой закулисы и что все свои биржи они обрушили единственно для того, чтобы нагадить Триумфальному Тандему. А России и кризис на пользу: сколько работодателей получили шанс свести счеты с ненавистными сотрудниками. Сколько внутренних проблем оказалось можно списать на всю эту общую катавасию, даром что проблемы у нас своеобразные и все пузыри обречены были лопаться без всякого кризиса. Он теперь — как мировая война, под которую легко оказалось списать любые внутренние жульничества; и это отдельный повод попраздновать, так что я единороссов очень понимаю.

Но если говорить серьезно — тут мне видится важный штрих для понимания национального характера. Ведь Россия никогда не отменяет праздники из-за кризисов — вероятно потому, что кризис у нас более-менее всегда, так что ж теперь — жизни не радоваться? Больше скажу — мне видится нечто величественное в этой русской способности веселиться посреди катастрофы. И не обязательно веселиться — есть у нас и торжественные праздники, от которых мы не отказываемся ни под какой угрозой. Главная военная победа 1941 года заключалась в том, что на Красной площади, в 30 километрах от которой стояли немцы, 7 ноября прошел парад. Надо уметь сохранять верность драгоценным ритуалам, улыбаться назло всем, кутить в эпицентре кризиса — и реальность подстроится под нас: она устроена так, что копирует внешние формы. Кто ведет себя как победитель — рано или поздно побеждает (если, конечно, его победительность выражается не в хамстве, а в благодушии и великодушии).

Россия умеет сделать широкую гулянку из чего угодно: в любом нашем празднестве есть привкус катастрофы, как в михалковской масленице из «Сибирского цирюльника», а в любой катастрофе — привкус радости от того, что она наконец разразилась и можно ее не ждать. И я абсолютно убежден, что если ближайшие новогодние каникулы (аж десятидневные) будут отпразднованы по обыкновению широко, с петардами, многочасовыми застольями и даже выездами за границу — при полной неопределенности российского экономического будущего и неизбежных политических пертурбациях ближайших месяцев, — это отпугнет все плохое и притянет все хорошее. Помните: как встретим, так и проведем. А поскольку выбор у нас всегда небольшой — либо праздник среди кризиса, либо кризис без праздника, — выбор, думаю, очевиден. Нам никто не сделает ничего хорошего, кроме нас самих. Хвала тебе, чума!

№ 228, 4 декабря 2008 года

Основной инстинкт

За октябрь население России скупило валюты на 17 миллиардов долларов. Наш ответ кризису. По сравнению с сентябрем эта цифра выросла на 90 %. Скупать предпочитают евро, но не брезгуют и зеленым другом.

Согласно прогнозам экспертов, на редкость единодушных в этом вопросе, угроза девальвации рубля, хоть и мягкой, заставит россиян в ноябре скупить как минимум в полтора раза больше валюты, и это, как хотите, инстинкт.

Я вообще за то, чтобы судить о народе именно по его инстинктам, а не по декларациям власти, самозабвенным рапортам ткачих или глупостям дрессированных участников так называемой «прямой линии» с президентом. Россияне не столько внушаемы, сколько обучаемы — они, как вода: легко принимают форму сосуда, в который их залили, потому что сопротивляться выйдет себе дороже, но, как та же вода, не меняют своего таинственного состава. Они могут сколько угодно повторять мантры о подъеме с колен, о росте национального достоинства, даже, пожалуй, о вине Америки перед Россией и прочим миром — как же, с кризисом-то они нам подгадили, так сам Медведев сказал. Это они сделали так, что мы живем за счет сырья, поощряем только тот бизнес, который лично симпатичен власти или породнен с нею, а заодно создаем в стране такую духоту и безысходность, при какой вожделенный интеллектуальный рывок невозможен по определению. Разумеется, это не мы: «Денщик! Корнет Оболенский заблевал мне весь мундир! — Э, господин поручик, да он и в штаны вам наклал…» Но, повторяя все эти девизы и лозунги, россиянин в трудную минуту кидается к зеленому другу. Он в него верит. Он не продавал его, даже когда зеленый друг похудел на 10 рублей, обесценив диванные и чулочные сбережения простого народа по крайней мере на треть. Россиянин знал, что зеленый друг отыграет свое падение, невзирая на все разговоры о беспрецедентной глубине американского кризиса, грядущем обрушении европейской экономики и окончательном торжестве рубля. В душе мы все стихийные западники. IN BUCKS WE TRUST. Лучше бы, конечно, in God, но пока хоть так…