твоя проблема? – сказал я достаточно громко, чтобы из-за соседнего столика на меня обернулись девушка с кольцом в носу и парень. – Твоя проблема в том, что ты считаешь себя самым умным. Я частный детектив. Если тебе невдомек, что половину своего рабочего времени я трачу на установку скрытых камер, то ты просто идиот.
– Ты это только сейчас выдумал.
Он был прав, но все же не совсем уверен в своей правоте. Пока что у нас ничья.
– Ты где?
– В порту, в «Бич-баре».
– Что ты там делаешь?
– На романтику потянуло.
Кравиц бросил трубку. Значит, скоро заявится. Почему бы не позвонить еще паре-тройке человек, подумал я. Или не пригласить массовика-затейника. Или не привязать к Пеппиным косичкам воздушные шарики.
Кравиц появился быстро, из чего я заключил, что он говорил со мной из машины. Я немного успокоился. По-настоящему гнусные разговоры он пока еще предпочитал вести без свидетелей. Джинсы и голубая рубашка от Ральфа Лорена сидели на нем как полицейский мундир. Он сел за мой столик, поймал взгляд официантки, ткнул на мой стакан и поднял два пальца. Она согласно кивнула. Если бы мне вернули все время, потраченное в ресторанах в попытках привлечь к себе внимание официантов, мне сегодня было бы двадцать восемь лет.
– Ну ладно, – сказал он. – Твоя версия?
– Вы уже сообразили насчет фальшивых терактов?
– Да.
Вот так. Без увиливаний.
– Каким образом?
– Перед тем как его взять, мы поставили на прослушку его телефон.
– Почему вы не предали эту информацию огласке?
– Зачем? Чтобы напугать общественность и получить от газетчиков по башке за бездействие?
Я сосредоточился на своей «Столичной».
– Ты больше не служишь в полиции, Джош, – сказал он. – Но ты знаешь наши аргументы против публичности.
– Шабак[10] известили?
– Да.
– Что они говорят?
– Что если мы это опубликуем, то Палестинская национальная администрация будет каждый теракт сваливать на израильских уголовников. Мы окажемся перед ними бессильны. Сам посуди, что мы сможем предпринять? Блокировать Территории, потому что Кляйнман с Авихаилем не поделили торговлю наркотиками в Нетании?
– А если это всплывет?
– Будем опровергать. С их войнушкой покончено. Будем настаивать, что это чьи-то безумные фантазии.
– Кто из ваших в курсе?
– Три человека в моем подразделении и генеральный инспектор. Мика поставила в известность юридического советника правительства и генерального прокурора. Что они рассказали министру, я могу только догадываться. Полагаю, нечто вроде: «Мы ведем крайне деликатное расследование, имеющее политическую окраску. Вы уверены, что хотите знать все подробности?»
– Почему бы ему не захотеть?
– Принимать решения не так легко, – задумчиво ответил он. – Одни министры любят это делать, а другие – нет. Но если ты три-четыре раза уклонишься от принятия решения, то на пятый тебя и спрашивать не будут.
– Вот почему ты не стал генеральным инспектором.
– В смысле?
– Я еще лет пять назад был уверен, что ты им станешь. В этом были уверены все, с первого дня учебы в полицейской школе в Шфараме. Но ты думаешь как политик. А они предпочитают полицейских, которые думают как полицейские.
– У тебя есть еще глубокие мысли или только эта?
– А что с Роном Альтером?
– А что с ним?
Я увидел Элу. Обходя столики, она пробиралась к нам со стороны преуспевающей сети модных бутиков «Комильфо», которая открыла кафе на последнем свободном пятачке в порту. Она переоделась в джинсы и белую мужскую рубашку, но маленький посеребренный жетончик так и не сняла. Кравиц перехватил мой взгляд:
– Это не та девушка, что была у тебя в больнице?
– Она самая.
– Ты с ней встречаешься?
Я хотел все ему рассказать – не так просто отделаться от привычки, сложившейся за тридцать пять лет, – но удержался.
– Это моя клиентка, – объяснил я. – Разыскивает сестру.
Вряд ли мне удалось его обмануть. Он, конечно, понял, что я чего-то недоговариваю, но понял и другое: его пароль доступа отменен. Мы погрузились в молчание.
Наконец она подошла к нашему столику. Увидела Кравица и попыталась изобразить улыбку, но это у нее плохо получилось – она слишком нервничала.
– Я вам не помешала? – спросила она.
Кравиц открыл было рот, собираясь ей что-то ответить, но я его опередил:
– Дай нам минутку.
Она кивнула, предприняла еще одну отчаянную попытку улыбнуться, также закончившуюся провалом, постояла в нерешительности пару секунд и направилась к барной стойке, облокотилась о нее и заговорила с барменом с вытатуированным на плече тигром. Он внимательно ее выслушал и повернулся к своим бутылкам.
– Альтер был у вас, – сказал я Кравицу. – Он принес вам историю с фальшивыми терактами, но вы ее проигнорировали.
– Ничего мы не игнорировали. Мы и без него все уже знали.
– Тебе известно, что он исчез? Дома его нет.
– И где он сейчас?
– Все его материалы у меня. Все, с чем он приходил к вам, включая подписанное заявление о том, что он передал результаты своего расследования полиции. Которая не сделала ничего.
– Ты намерен это опубликовать?
Я достал из сумки сложенный лист бумаги и протянул его Кравицу. Армейская накладная Альтера: гранаты, взрывчатка, размытая подпись. На чтение у Кравица ушло меньше десяти секунд. Он вернул накладную и посмотрел мне в глаза. Обычно никто так не делает. Даже если человек думает, что смотрит тебе в глаза, на самом деле он смотрит на брови или на переносицу.
– Чего ты хочешь?
– Чтобы он остался в живых.
– Альтер?
– Альтер. Он не должен погибнуть. Ни при попытке задержания. Ни от руки приспешников Кляйнмана или Авихаиля. Ни от внезапно проявившейся аллергии на наручники.
– Мы такими вещами не занимаемся.
– Прекрасно. Одной проблемой меньше.
Он неожиданно мягко улыбнулся:
– Джош на белом коне. Всегда готов заступиться за обиженных и угнетенных.
Я не обратил на его слова внимания. Начать с того, что у меня нет белого коня. А если бы и был, я бы продал его на колбасу. Говорят, в венгерскую салями добавляют немного конины. Интересно, подумал я, неужели теперь до самой смерти все мои ассоциации будут связаны с едой. Кравиц встал и положил на стол купюру:
– Кляйнман хочет с тобой побеседовать.
– А ты при нем мальчик на побегушках?
– Мы хотим заключить сделку. Он признает себя виновным по некоторым пунктам, а мы обратимся к голландцам с просьбой разрешить ему отбывать наказание здесь.
– В обмен на молчание о фальшивых терактах?
– Переговоры были в разгаре, но сегодня он их прервал. Сказал, что ничего не будет решать, пока не переговорит с тобой.
– Когда?
– Завтра в семь утра.
– А что Барракуда?
– Мика? Ты ее так называешь? Слетела с катушек. Орала весь день.
– Передай ей, что ее имя тоже