поднимали их вместе с бревном. Ева подняла бинокль.
Она понимала, конечно, чему только что стала свидетелем. О подобных вещах по всему Лесу ходили жутковатые легенды, однако егеря хорошо знали, что явление это вполне реальное, хотя и крайне неприятное и даже опасное. Однако, до сих пор она, как и другие её коллеги, была уверена, что встречается оно только в одном месте во всём Лесу – в районе Марьиной рощи и Бутырки.
Это явление называли «Прорыв» — многие, и сама Ева в их числе,считали, что невообразимый организм Леса таким образом избавляется от негативной энергии, выбрасывает её чуть ли не в космическое пространство. Мало кто, правда, мог похвастать тем, что был свидетелем самого Прорыва – этого самого столба чёрного света – но результат всегда был один и тот же. Растительность на захваченном им участке высыхала, чернела и постепенно рассыпалась в пыль - ту самую, чёрную, которой здесь, в Мёртвых кварталах было покрыто буквально всё.
Что касается людей, оказавшихся на месте Прорыва – никто толком не знал, что с ними происходило. Фермеры и охотники старались держаться от Марьиной Рощи подальше; ходили, правда, слухи о психах из секты «мертвопоклонников», которые искали места будущих прорывов сознательно, используя приспособления, вроде прутиков и проволочных рамок экстрасенсов-лозоходцев. Они верили, что Прорыв — это дьявол, вырывающийся из Преисподней, и если оказаться на его пути — он напитает тебя своей силой. Таких, попавших под Прорыв, называли «чёрными зомби», – внешне они оставались людьми, но вытворяли порой такие вещи, что егеря, собеседники Евы отказывались говорить о них даже шёпотом. Описывали только характерный облик: неподвижные, словно гипсовые маски, лица, мёртвые, пустые глаза смотрят прямо перед собой и словно не видя ничего.
До сих пор Ева была уверена, что кроме мёртвопоклонников с Прорывами имеют дело только друиды – она сама невольно стала свидетельницей такого случая. Но откуда взялись эти, крысолицые? До сих пор никого подобного им она в Лесу не встречала. И это действо с принесением пленников в жертву Прорыву – почему-то ей пришло на ум именно такая ассоциация, - оно явно было спланировано заранее и повторялось не в первый раз…
Крысолицые же времени даром не теряли. Вожак повелительно что-то пискнул и потянул за верёвку, привязанную к бревну. Процессия «жертв» послушно потянулась за ним следом, в сторону МЦК. На этот раз по бокам её конвоировали только двое надсмотрщиков с заострёнными палками; остальные взялись протирать и переставлять чаши, окружавшие место ритуала, причём один стал заново наполнять их жидкостью из меха. Не требовалось особых аналитических способностей, чтобы сообразить, что готовится повторение жуткого действа; придя к этому выводу, Ева решила, для начала, выяснить, куда крысолицые гонят пленников – уже не людей, а «чёрных зомби».
Подъезд, на четвёртом этаже которого располагалась квартира-бомжатник, выходил прямо на парковку, кгде копошились сейчас крысолицые. Поэтому Ева зашла в одну из квартир первого этажа – из числа тех, что были взломаны мародёрами – и, отжав лезвием ножа раму, неслышно выбралась наружу через окно.
К счастью, процессия двигалась очень медленно. Новообращённые едва ковыляли на заплетающихся ногах, совершенно не обращая внимания на тычки надсмотрщиков. Еве не составило труда проследовать за ними так, чтобы оставаться вне зоны видимости, а самой, наоборот, иметь возможность видеть всё в мельчайших деталях. Как она и предполагала, крысолюди вели своих жертв к полотну МЦК, в полусотне метров от станции «Соколиная Гора» их ожидает большая дрезина с вагончиком на сцепке. К нему и подошла процессия, и Ева, пристроившись за углом крайней пятиэтажки, наблюдала, как раздвигают двери вагончика, как опускают оттуда дощатые сходни-трап, и крысолюди, по одному отвязывая зомби от бревна, загоняют их внутрь. А сильнее всего её поразила физиономия путейца, выглянувшего из будки. Ева даже узнала его – случалось как-то воспользоваться его дрезиной. Парень наблюдал за сценой погрузки со скучающим видом, мусоля в углу рта папироску - будто происходило это не в первый раз и успело изрядно надоесть. А ведь он не мог не понимать, что происходит нечто ужасное, отвратительное, чего в Лесу быть никак не должно!
Что же это – путейцы в сговоре с этой невесть откуда взявшейся нечистью? Ну, хорошо, пусть не все путейцы, пусть только группа, пусть даже один – но всё равно, новость поистине зловещая…
Погрузка закончилась, но крысолицые не торопились закрывать вагон. По трапу согнали трёх пленников, явно ещё не «обработанных». Для них бревно было великовато, и надсмотрщики по очереди стягивали им запястья общей верёвкой. Действовали они споро, без лишней суеты, что свидетельствовало о немалом опыте. И когда новая процессия двинулась в путь, Ева снова уткнулась глазами в бинокль - и едва сдержала удивлённый вскрик, разглядев лицо первого в связке пленника. Это был не кто иной, как известный всему Лесу челнок Петюня, на этот раз, правда, без своего знаменитого ослика Мойши. Физиономия Петюни выражала крайнюю степень испуга – бедняга затравленно озирался, дёргал верёвку, за что получал от надсмотрщиков тычки заостёнными палками. Пару раз он споткнулся и едва устоял на ногах – но, как и двое других его товарищей по несчастью, продолжал ковылять, подгоняемый гневным писком вожака крысолицых.
Ева задумалась. Чтобы добраться до парковки, им предстояло обогнуть угол пятиэтажки, подняться примерно по половину квартала по восьмой Соколиной, после чего свернуть во дворы. Причём – большую часть этого пути процессия не будет видна тем, кто остался на путях, но ещё не попадёт в зоне видимости готовящих свой жуткий ритуал крысолицых. Ева наскоро прикинула пути возможного отхода – таковых вырисовывалось, по меньшей мере, три, – и потянула с плеча карабин.
III
2054 год, осень.
Московский Лес,
Воробьёвы горы,
ГЗ МГУ
- Значит, больше тот тип в плаще не появлялся?
Мартин – он сидел на трёхногом табурете в несвежей майке-алкоголичке и ветхих тёмно-синих трениках со штрипками и пузырями на коленках - уныло покачал головой. Заветный гранёный стакан он держал в опущенной руке, благо тот был безнадёжно пуст – поллитровая бутыль самогонки-грибовухи опустела визита Егора и теперь старый алкаш страдал от неопределённости бытия.
- Нет, говорю же. Я уж и так и так к Симагину присматривался – он, сволочь, с тех пор заперся у себя в лаборатории и что-то там иск… эск… экспе-ремен-тирует, во!
Сложное слово далось ему с трудом. Но – далось, что свидетельствовало о том, что до достижения блаженного состояния отрешённости от мира было ещё далеко.
- Чем именно он занят, не в курсе?
- Да мышами своими, которые «однодневки», чем же