Мобильник начал играть незатейливую мелодию Грига, когда Арончика, наконец, уложили спать, и Беркович с Наташей сели в салоне перед телевизором. Должна была начаться передача, которую старший инспектор терпеть не мог, а Наташа обожала и заставляла мужа хотя бы краем глаза наблюдать, как звезды российской эстрады изображали из себя больших умельцев фигурного катания. Беркович полагал, что каждый должен заниматься своим делом, и незачем сапожнику, пусть даже на потеху публике, печь пироги — лучше уж сразу пойти клоуном в цирк. У Наташи было на этот счет иное мнение, но мужу она предпочитала ничего не доказывать — просто сажала его рядом с собой, говорила “Сиди и смотри!”, и он сидел: делать все равно было нечего, сын спал, читать не хотелось после дневной суеты, а что там показывали по ящику — да какая разница…
— Борис, ты, наверно, отдыхаешь, — голос сержанта Шахновича, дежурившего сегодня в отделе, звучал виновато. — Телевизор смотришь?
— Завидуешь? — хмыкнул Беркович. — Ты от скуки звонишь или по делу?
— По делу, — вздохнул Шахнович. — Внезапная смерть, видишь ли… Поедешь?
— А что, — спросил Беркович, — есть подозрение…
— Врач «скорой» говорит, что это может быть отравление, и не хочет ничего делать, пока не приедет полиция. А мне послать некого: Лейбзон на площади Рабина с демонстрантами разбирается, остальные, как и ты, отдыхают. И вообще…
— Я понял, — буркнул Беркович. — Говори адрес.
— И ведь каждый раз в одно и то же время, — сказала Наташа, когда Беркович закончил разговор. — Как только по телевизору начинается интересная передача, тебе звонят… Может, специально с дежурным договариваешься?
— Ты это серьезно? — забеспокоился Беркович.
— Нет, — вздохнула Наташа. — Но факт есть факт.
Спорить Беркович не стал — с фактами не поспоришь, даже если это всего лишь плод Наташиного воображения.
В квартире, где произошла, как сказал дежурный, "внезапная смерть", людей оказалось больше, чем предполагал увидеть старший инспектор. Салон, где все еще находилось тело умершего, конечно, очистили от посторонних, там работали эксперты, но в спальне и на кухне Беркович насчитал человек десять, не считая, естественно, трех полицейских, с любопытством прислушивавшихся к громким крикам.
К Берковичу подошел молодой Эфраим Вайнтрауб, руководивший отделом судебно-медицинской экспертизы в отсутствие Хана, отправившегося в Соединенные Штаты на профессиональный семинар. О Вайнтраубе Беркович слышал от приятеля немало лестных слов, но сам с ним знаком был шапочно и потому выслушал отчет эксперта с удвоенным вниманием.
Перечислив признаки, позволившие ему прийти к определенному выводу о причине смерти хозяина квартиры Моше Альгарона, Вайнтрауб заключил:
— Как видите, старший инспектор, сомневаться не приходится — Альгарона отравили.
Посреди салона стоял длинный стол, на котором были хаотически расставлены закуски, блюда с салатами, бутылки с прохладительными напитками, посреди на огромном блюде лежала разрезанная на несколько частей жареная индейка. Стулья, на которых сидели гости, были отодвинуты к окну, освободив место для покойника, лежавшего на полу. Рубаха на нем была расстегнута, глаза смотрели в потолок с недоумением и обидой.
— Что здесь происходило? — спросил Беркович.
— Праздновали день рождения, — сообщил Вайнтрауб. — Альгарону исполнилось сорок пять.
— Я поговорю с гостями, — сказал Беркович, — а потом мы вернемся к обсуждению, хорошо?
Разговор с гостями — если это можно было назвать разговором — продолжался больше часа и напомнил Берковичу давнее посещение баскетбольного матча с участием тель-авивского “Маккаби”. Крика, во всяком случае, было не меньше. Да, действительно праздновали день рождения хозяина. Альгарон в последнее время жил один — со второй женой развелся осенью, детей у них не было, сын от первой жены третий год живет в Голландии, сама Сара умерла, вечная ей память, потому Альгарон и женился вторично. Человек он достаточно известный в своих кругах — хороший дизайнер, очень хороший. Оказалось, к удивлению Берковича, что создавал Альгарон дизайн не одежды и не квартир даже, а предметов, на которые старший инспектор обычно и внимания не обращал: дверных ручек, например, всяких аксессуаров для ванн и туалетов, да вы посмотрите, старший инспектор, в этой квартире все ручки он придумал сам, видите, какие изящные (это кричала женщина лет пятидесяти, работавшая с Альгароном, по ее словам, с самой далекой юности).
Кто готовил еду? Никто не готовил, старший инспектор (это крикнул Исаак Бургер, друг хозяина, владелец фирмы, изготовлявшей по моделям Альгарона пластмассовые шкафчики для ванн).
— Как это — никто? — удивился Беркович.
Никто — это означало, что всю еду Альгарон заказал в ресторане, где обычно обедал, там замечательная кухня, оттуда все доставили к семи часам, официанты украсили стол, поставили на газ кастрюли, разрезали индейку — а дальше хозяин управлялся сам, не один, конечно, помогала ему двоюродная сестра Лея, да вот она, старший инспектор, в углу, видите, плачет…
Лее было лет пятьдесят, и плакать она перестала, когда Беркович, присев рядом на раскладной стульчик, попросил ее рассказать, как все случилось. Пожалуй, эта женщина одна и сохранила в этом сумасшедшем доме трезвую голову. Во всяком случае, говорила она короткими фразами и без лишних комментариев — всхлипывала, конечно, и прикладывала к глазам платочек, не прерывая рассказа.
Да, собрались к семи. Ну, то есть, к половине восьмого на самом деле. Здесь были только самые близкие — Дан с семьей, Ида с сыном, Кармелла, сотрудница Моше, Соломон, он тоже с Моше давно сотрудничает, да и она вот, Лея, одинокая женщина, у Моше, кроме нее, никого и не было… Приходил еще Одед Финкель, темная личность, с недавних пор Моше с ним дружил. Но Финкель быстро ушел, только первый тост произнес. Дела у него какие-то. А что пили, поинтересовался Беркович, на столе ведь только кола и минералка. Так колу и пили, что еще?
— Понятно, — пробормотал старший инспектор. Тост с бокалом кока-колы — не всякому это дано понять…
После ухода Финкеля тостов никто не говорил, Моше сидел во главе стола, не вставал, Лея сама принесла из кухни кастрюлю с супом.
— Суп? — удивился Беркович.
— Вам это кажется странным? — хлюпнула носом Лея. — Моше обожал супы. Сам хорошо готовил, но сегодня заказал в ресторане. Овощной и грибной. Вот тогда это и случилось. Он попробовал суп и…
Хозяин взял в руку ложку, отхлебнул любимый овощной суп, после чего глаза его закатились, он захрипел, ложка вывалилась из его руки… Понятно, все засуетились, положили Моше на пол, позвонили в «скорую», он сильно кричал, бедный, держался рукой почему-то не за живот, а за сердце, наверно, приступ, не могло же быть, чтобы из-за ложки супа…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});