— Тем не менее, — не удержался от замечания Хан, — приехав в Израиль, Шмуэль с сыном сняли номер в пятизвездочном отеле, и Ицику его номер тоже оплатили, верно?
— Да, все так. Шмуэль хотел показать бывшему другу, что нисколько не нуждается. Не нужны, мол, ему эти деньги…
— Так и отдал бы Ицику!
— Не скажи… Одно дело — пустить пыль в глаза, и совсем другое… Ицик приехал на встречу из своего Кирьят-Малахи, где жил последние годы. Приехал, похоже, с мыслью подсыпать кое-что в еду своему бывшему другу и зажить, наконец, так, как мечтал всю жизнь.
— Почему он думал, что у него получится? — продолжал недоумевать Хан. — Яд обнаружили бы все равно, единственным подозреваемым был бы Ицик…
— Конечно. Это ты знаешь, и я знаю. А Ицик, видимо, начитался детективов, где описано идеальное убийство с помощью яда, не оставляющего следов. Обычное, мол, лекарство…
— И Шмуэль думал так же?
— Кто теперь скажет, как думал Шмуэль? Но разве в Штатах и в Израиле не одни и те же детективы продают в книжных магазинах? А фильмы мы не одни и те же смотрим? В общем, устроили они ужин на двоих, посидели, поговорили, каждый хоть раз выходил — в туалет, скажем, — и в это время второй спокойно подсыпал порошок…
— Старому другу!
— Какие они уже были друзья… Дружба давно кончилась… Оба наелись отравы, и ночью каждый умер в своем номере.
— Печально, — кивнул Хан, — и очень показательно. Буду теперь рассказывать всем, как не нужно распоряжаться деньгами в юности, чтобы не стать врагами в старости.
— Но на этом история не кончается, — заметил Беркович.
— А что еще? — удивился Хан. — Оба мертвы. Оба были убийцами, и оба стали жертвами.
— Но остались полтора миллиона. Они-то кому достанутся?
— Никому, видимо. Убийца не может наследовать…
— Убийца — нет, — кивнул Беркович. — А наследники убийцы? Они-то ни при чем. Убийца умер…
— Да, верно, — согласился Хан. — Значит, повезло семье Шмуэля.
— Ты так считаешь?
— Но у Ицика нет наследников!
— Нет. И деньги в этом случае переходят государству. Вот тебе проблема: если первым умер Ицик, то деньги достаются Шмуэлю или его наследникам. Если первым умирает Шмуэль, деньги переходят Ицику, а в результате — государству. Вопрос: кто из них умер первым? Ицик или Шмуэль? Только ты можешь ответить.
— Вот оно что… — протянул Хан. — Ты с этим ко мне и пришел?
Беркович кивнул.
— Ничего не выйдет, — с сожалением сказал эксперт. — Естественно, мы определили время смерти, это есть в заключении…
— Я видел, — перебил Хана Беркович. — Файл уже в моем компьютере.
— Ну, тогда ты знаешь… Оба скончались примерно в одно и то же время — между часом и тремя ночи. Не раньше часа и никак не позднее трех. Точнее тебе никто не скажет.
— Патовая ситуация, — вздохнул старший инспектор.
— Попробуй другие способы, — посоветовал Хан.
— Какие? Если судмедэксперт бессилен…
— Не знаю. Поищи. Или плюнь — в конце концов, что тебе-то до этих денег? Пусть семья Шмуэля подает в суд…
Беркович покачал головой и покинул владения Хана в удрученном состоянии духа. Ситуация была патовой, задача, похоже, не имела решения, и именно это обстоятельство заставило старшего инспектора вечером вернуться в отель и еще раз осмотреть оба номера, в которых жили убийцы-жертвы. После полуночи дирекция намерена была комнаты сдать, администратор спросил Берковича, когда можно будет прислать уборщиков, и старший инспектор попросил дать ему еще час.
Оба номера мало отличались друг от друга. Беркович внимательно осмотрел каждую комнату, хотя уже делал это утром, с тех пор ничего здесь не изменилось, и потому новые мысли в голову не приходили. Солнце за окнами опустилось в море, сразу стало темно, Беркович включил свет, но при электрическом освещении думалось еще хуже. К тому же, в номере Ицика было душно. В комнатах, где жил Шмуэль, хотя бы дышалось легко — работал кондиционер.
Кондиционер. Почему-то у Шмуэля он работал, а у Ицика…
Старший инспектор вернулся в номер Беккера — действительно, он не мог ошибиться, здесь в спальне было настежь открыто окно, и жаркий тель-авивский ветерок не давал возможности работавшему кондиционеру освежить воздух. Подумав, Беркович подошел к телефону, стоявшему в гостиной, и набрал номер портье.
— Мне нужен администратор, — сказал он. — Впрочем, возможно, и вы сможете ответить на мой вопрос.
— Слушаю, старший инспектор…
— Прошлой ночью в отеле были перебои с электричеством?
— Да, случилось, — не удивившись, ответил портье. — Знаете, я ведь и прошлой ночью дежурил, могу сказать точно. Какая-то неполадка на подстанции, свет вырубился в два пятьдесят семь, но там все быстро исправили, и через полторы минуты электричество подали вновь. Почти никто из гостей и не заметил — это же было поздно ночью, все спали… А что, — осторожно спросил портье, — это имеет отношение к…
— Спасибо, — сказал Беркович. — Вы мне очень помогли.
* * *
Утром, прежде чем пройти в свой кабинет, старший инспектор спустился в лабораторию. Хан уже был на месте и рассматривал на экране компьютера картинку, на которой был, как решил Беркович, изображен срез какой-то ткани.
— Решил я эту задачу, — сказал старший инспектор. — Я имею в виду: кто умер раньше.
— Да? — удивился Хан.
— Скажи, время, которое ты назвал — не позже трех часов ночи, — ты в нем уверен?
— Ну, знаешь… — возмущенно начал Хан.
— Я не просто так спрашиваю.
— Официально. Нет, три часа — крайний срок. Скорее даже чуть раньше. Но не раньше двух. Это, кстати, написано в заключении.
— Я хотел услышать от тебя. Видишь ли, за несколько минут до трех в отеле выключилось электричество. Перестали работать кондиционеры, в номерах сразу стало нечем дышать. Те, кто не спал или мучился… ну, как Ицик… открыли окна, чтобы впустить воздух. А те, кто крепко спал или…
— Или уже был мертв, — пробормотал эксперт.
— Вот именно.
— В номере Ицика было открыто окно? — догадался Хан.
— Да, а в номере Шмуэля закрыто. Спать крепко в это время Шмуэль не мог никак.
— Значит, был мертв, — заключил эксперт.
— И деньги, — сделал вывод старший инспектор, — достанутся государству, поскольку Ицик умер позже Шмуэля.
— Знаешь, — задумчиво произнес Хан, — мне почему-то жаль, что так получилось. Просто я — да и ты тоже — знаю наших чиновников. Что для них какие-то полтора миллиона?
СУП ИЗ СВЕЖИХ ОВОЩЕЙ
Мобильник начал играть незатейливую мелодию Грига, когда Арончика, наконец, уложили спать, и Беркович с Наташей сели в салоне перед телевизором. Должна была начаться передача, которую старший инспектор терпеть не мог, а Наташа обожала и заставляла мужа хотя бы краем глаза наблюдать, как звезды российской эстрады изображали из себя больших умельцев фигурного катания. Беркович полагал, что каждый должен заниматься своим делом, и незачем сапожнику, пусть даже на потеху публике, печь пироги — лучше уж сразу пойти клоуном в цирк. У Наташи было на этот счет иное мнение, но мужу она предпочитала ничего не доказывать — просто сажала его рядом с собой, говорила “Сиди и смотри!”, и он сидел: делать все равно было нечего, сын спал, читать не хотелось после дневной суеты, а что там показывали по ящику — да какая разница…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});