Что ж, не хмырь, а жених — это уж прогресс.
— Ты всегда мне будешь нужна, — ответила я, и откинулась на спинку дивана, — мам, я могу все бросить и жить в Укуровке. Там Игнатов уже нашел второго продавца? А что, тоже работа. Коз заведу. И буду всегда под присмотром. Ты ведь этого хочешь?
— Смеешься. Ну смейся. Я надеялась, что ты с отцом помиришься. Он так хотел, чтоб ты его приняла.
— Если правда хочет, то скажет это сам. Но он никак этого желания не проявил до сих пор.
Я положила трубку и продолжила сборы. Денис забронировал лыжную базу на целую неделю, включая новогоднюю ночь. Я даже спрашивать боялась, во сколько это ему обошлось — они могли и нолик к обычной цене дорисовать. К тому же из меня лыжница, как из коровы балерина. Но на что не пойдешь ради любви.
Рину я все-таки выставила в пятницу, с самого утра. Помогла собрать шмотки, и даже подарила ей свою сумку, когда оказалось, что все вещи в одну не вмещаются. Позвонила Роману Анатольевичу и в отдел кадров, сослалась на семейные обстоятельства, и отпросилась. Начальник с легкостью согласился — последний рабочий день в году, к тому же сокращенный, без рядового сотрудника легко можно обойтись. Диана тоже отнеслась понимающе — ни о чем не расспрашивала, и даже разрешила не писать заявление на отпуск без содержания, чтоб не напрягать бухгалтерию с пересчетом зарплаты.
Жаль, Денис такого себе позволить не мог, и этот день я провела без него. Но скучать было некогда — глобальная уборка, стирка. Даже удалось согласовать с арендодателем замену замка, и вызвать мастера. А еще — найти масляные духи, которые, как я думала, потерялись при переезде. Их я тоже собиралась прихватить с собой на базу — идея носить похожие ароматы показалась очень романтичной. А события в общаге, когда я чуть не избавилась от этого флакончика, казались такими далекими, будто произошли не со мной.
Новогоднюю ночь мы провели только вдвоем. Без телевизора, курантов, и даже традиционного оливье. В полночь выпили шампанского, поцеловались, и вышли на улицу, чтоб полюбоваться на праздничный фейерверк. Я стояла, откинувшись спиной на грудь Дениса, он прижимал меня к себе, и щекотно дышал в шею. А огненная вакханалия, развернувшаяся в небе, не шла ни в какое сравнение с бурлящими в груди чувствами. Это уже переросло и симпатию, и восхищение, и романтическую влюбленность, превращаясь в нечто большое, переполняющее изнутри, чему я не смогла бы дать определения.
Не дожидаясь окончания салютов, я потянула его за руку обратно в нашу комнату. Весь мир ушел на второй план. А текущие проблемы — работа, Лариса, отношения с мамой и прочее — стали менее значительными. Все наладится, все разрешится, лишь бы рядом был он. Лишь бы чувствовать эти жадные поцелуи и трепетные прикосновения, жар тела и биение сердца. С улицы доносились звуки залпов и ликующие крики, но я слышала их, как сквозь вату — у нас был свой праздник, и свое небо в алмазах.
А потом Денис учил меня кататься на лыжах. Вернее, он объяснял и показывал основы, а я… я просто старалась удержаться в вертикальном положении.
— Ноги в коленях сгибай, и наклоняйся вперед, — в очередной раз объяснял он, когда лыжи снова уехали, а я приземлилась на пятую точку, — все у тебя получится!
Я тренировалась на «детской» километровой трассе, которая петляла между деревцами — склон, с которого катались настоящие лыжники и сноубордисты, меня все еще пугал. Даже маленький, где тренировались начинающие, не говоря уже о нормальном, «взрослом», куда Денис временами бросал тоскливые взгляды.
— Дени-и-ис! Я не могу уже, все тело болит после вчерашнего! — ныла я, и не торопилась подниматься.
— Все отлично, сегодня уже намного лучше, — утешил он меня, и потянул за руку, помогая встать, — попробуешь спуститься?
Постепенно страх и напряжение улетучивались, мы смеялись, я постоянно падала, и тянула за собой Дениса. Мы валялись в снегу, и хохотали, когда нас огибали ворчливые и недовольные люди, снова поднимались и катились дальше.
— Все, можешь со мной не нянчиться, — сказала я, когда в очередной раз поймала его взгляд в сторону склона, — ты же хочешь нормально покататься. А я справлюсь сама.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты уверена?
— Абсолютно. Иди уже. А я потихоньку скачусь и буду ждать тебя внизу. Хотя это скорее ты меня будешь ждать.
Но, как только Денис ушел, я поняла, что переоценила свои силы — сказывалась непривычная усталость в мышцах. Я стояла наверху и никак не решалась спускаться, пропуская других желающих одного за другим. Мелькнула малодушная мысль остаться здесь до тех пор, пока Денису не надоест, и он не вернется забрать меня в тепло и уют. Легкий ветер морозил щеки, взмокшая челка выбилась из-под шапки и прилипла ко лбу.
Я начала спуск, но снова напугалась, когда начала набирать скорость, и остановилась. Мимо меня, изящно маневрируя, скатился пацаненок лет десяти. Со стороны это казалось так легко и просто — удерживаешь равновесие, слегка наклоняешь корпус, раз — налево, два — направо. Если у ребенка так получается, то и я смогу! Наконец, я собралась с силами, согнула ноги в коленях, наклонилась, как учил Денис, и оттолкнулась.
На удивление, все шло неплохо — я спускалась спокойно, даже с сносно прошла несколько поворотов, когда мимо меня пронесся, улюлюкая, человек в ярко-оранжевом комбинезоне. Какого черта эти экстремалы здесь делают? Пусть бы шел на самый большой спуск и красовался там! Пока я отвлеклась на нарушителя спокойствия, упустила момент для поворота, и съехала с трассы.
Запаниковав, я попыталась повернуться и затормозить, но неуклюже выставила ногу, и в лодыжке опять что-то хрустнуло, пуская импульс боли до самого колена. Я покатилась, не разбирая дороги, стараясь перенести вес на здоровую ногу, и, не успела сбросить скорость перед тем, как впечаталась в дерево.
К боли в лодыжке добавилась головная. Весь окружающий мир пульсировал багровыми всполохами, в ушах звенело, и через этот шум доносились отдаленные голоса. Около меня остановились несколько человек, кто-то отстегнул лыжи и усадил меня, опирая спиной на ствол того самого дерева, которое затормозило этот фееричный спуск.
— Кажется, лыжи — это не мое, — сказала я Денису, когда он сумел доставить меня до комнаты.
— Ты уверена, что все нормально? Я бы вызвал врача.
— Все хорошо, просто ударилась. Ты же сам проверил на признаки сотрясения. И в медпункте сказали, что просто ушиб. Если будет хуже, я обязательно сообщу, — сказала я, прижимая ко лбу полотенце с кубиками льда. Он уже подтаял и холодная вода текла по рукам, за шиворот, пропитывая одежду, и заставляя дрожать.
— Прости, я не должен был оставлять тебя одну.
— Брось. Я и в твоем присутствии прекрасно могла разбить лоб
Я отложила компресс, допрыгала на одной ноге до зеркала и убедилась, что рассечений нет. Однако, синяк обещал быть знатным. Уже сейчас бровь припухла, покраснела, и отек спускался вниз.
Конечно, после такого происшествия Денис отказался оставаться на базе на весь срок — отвез меня в травмпункт, а потом и домой. И еще несколько дней чувствовал себя очень виноватым — особенно на следующий день, когда синяк стал фиолетовым, а правый глаз превратился в узкую щелочку.
Романтичные каникулы выдались, ничего не скажешь. Впрочем, Денис не давал мне грустить, и компенсировал недостаток экстрима обилием нежности и заботы. Но не успела наша медовая неделя закончиться, как у него, в очередной раз, раздался звонок с неизвестного номера.
— Это она? — спросила я, имея ввиду его бывшую жену.
Денис просто кивнул. Кто же еще. Она периодически звонила с разных номеров, присылала сообщения. Это невозможно было не заметить. И Денис иногда отвечал. Бросал на меня нечитаемый взгляд, выходил из комнаты, а возвращался раздраженным и злым. Я догадывалась, что их отношения расстроились после смерти ребенка, но не расспрашивала, боясь потревожить больное. А Денис не спешил меня посвящать.
Недосказанность давила, и я боялась, что это рано или поздно подточит наши отношения. Поэтому я вышла на кухню, и постаралась сдержать дрожь в голосе, когда говорила: