«А помнишь, ты была тогда…»
А помнишь, ты была тогдаБеспамятней воды —На светлой глади ни следа,Ни складки, ни черты.
Мы не останемся нигдеИ канем в глубь веков,Как отраженье на водеНебес и облаков.
«А мы куда-то мчались…»
А мы куда-то мчалисьНа поезде вдвоем,Нимало не печалясьО будущем своем.
Вдоль телеграфных линий,Под частый перестукВ простор глядели синий,Не разжимая рук.
Как прядь твоя взлетала!И воздух был тугой,Был с запахом металлаИ с дымною трубой.
А мы тогда не знали,Что станция близкаИ что грозят печалиС разлукой на века.
Цыгане
Нас в детстве пугали няни,Что уведут цыгане.Ах вы, нянюшки-крали,Жаль, что меня не украли.
Бродил бы с табором лунным(Странно-туманно).Кони под месяцем юным.Запах тимьяна.
Где вы, мои цыгане,Плясуны, конокрады?Где вы, мои цыганки,Где вы, сердца отрады?
В поэзии нашей великойЕсть цыганская нота.И звучит эта нота,Когда уже жить неохота.
« Странно-туманно.Расстались нежданно.На сердце рана,И жизнь не желанна».
Пока луна не погасла,На свете будет цыганство:Песня, обман, лукавство,Скрипка и постоянство.
Я помню цыгана ИгнатаВ городе Кишиневе.Он мне играл когда-тоО давней моей любови.
« Странно-туманноВечером рано.Расстались нежданно,И на сердце рана!»
Узел моей печали,Скрипка, стяни потуже…Ах, если б нянюшки знали,Как спасать наши души!
Романс
Поворожи, цыганка,На картах погадай,Ограбь меня до нитки,Но молодость отдай!
Обобранный до нитки,Неловкий, молодой,Поеду я в пролеткеС лошадкою гнедой.
— Скажи-ка мне, извозчик,Куда меня везешь?Ведь у меня в карманеОдин несчастный грош.
Извозчик мне ответит:— Не можешь — не плати.Ведь сам не знаешь, малый,Куда тебя везти!
Не молодой, не старый,Не мертвый, не живой,Обобранный до нитки,Я побреду Москвой.
И вдруг — знакомый дворик,Где сушится белье.— Привет, мой друг Татьяна,Пусти меня в жилье.
— Прости меня, мой милый,Что не могу пустить.За то, что не любила,Не можешь мне простить.
Я отойду печальный —Все вспомнил, все забыл.— Тебя, мой друг Татьяна,Так мало я любил!
Забыто — не забыто.И больно. И светло.И то, что будет после,Уже произошло.
«Водил цыган медведя…»
Водил цыган медведя,Плясал его медведь,А зрители-любителиЕму бросали медь.
И девочка-цыганочка,Как вишенки зрачки,Ловила в звонкий бубенМонетки-пятачки.
А как она плясала —Плясала, как жила.И ножками притопывала,И плечиком вела.
Пляши, моя цыганочка,Под дождичком пляши,Пляши и для монетки,А также для души.
В существованье нашемЕсть что-то и твое:Ради монетки пляшем —И все ж не для нее.
«Играй, Игнат, греми, цимбал!..»
Играй, Игнат, греми, цимбал!Под скрипку и цимбалВот здесь я Анну целовалИ слезы проливал.
Играй, Игнат! Игра твояХмельнее, чем вино.Играй! Ведь молодость мояОтыграна давно!
Со мной играли бой и смерть,Начало и конец.Со мной играли сталь, и медь,И порох, и свинец.
Со мной играли дождь и снег,Фугас и самолет.Со мной играл НечеловекИ сорок первый год.
Играй, цыган! Играй, Игнат!Терзай струну, как зверь,Во имя всех моих наградИ всех моих потерь.
Ведь здесь последний мой привал,Где ты тогда игралИ где я Анну целовалИ слезы проливал.
Фантазия о Радноти
В сорок ПЯТОМ годуВозле ОраниенбургаПара задумчивых клячТащила большую фуруПо пустынной дороге.Возница в черном жилете,В старой фетровой шляпеШел рядом с той колымагой,Похожий на итальянца.— Кто вы? — спросил по-немецкиЯ у того человека.Возница пожал плечами.Остановилась фура.Выглянули из нееНесколько бледных, курчавыхИ перепуганных детскихРожиц. За ними — старик.Старик одет был в тряпье,Торчали седые патлы.Он явно был не в себеИ закричал по-немецки:— Я — Радноти Миклош,Великий венгерский поэт,В городе БудапештеМеня знает любая собака!Меня подобрали цыгане.И я теперь стал цыганом.Это великое племя,Которого не уничтожить,Ибо ему сужденыСвобода, музыка, кони.Нет никого прекраснейНа свете, чем цыгане!Здесь я хочу умеретьПод скрипку и ржанье коней!К черту — былая слава!К дьяволу — бывшее счастье!Я люблю только вас,Цыгане, музыка, кони!..
Так орал этот странныйСтарец с цыганской фуры.Слушали молча цыгане,Слов его не понимая.Наши солдаты стояли,Думая: старый рехнулся.
Я много позже узнал,Что поэт Радноти МиклошПогиб совсем молодымВ Сербии, в лагере смерти.
Может, ослышался я.Но нет, хорошо помню,Как сумасшедший старикОрал, что он Радноти Миклош.
«Что надобно солдату?..»
Что надобно солдату?Натопленную хату,Картошки котелок,За печкой уголок.
И утром, этот райНавеки покидая,Услышать, как емуХозяйка молодаяПрошепчет, провожая:— Солдат, не умирай!
Песенка гусара
Когда мы были на войне,Когда мы были на войне,Там каждый думал о своейЛюбимой или о жене.
И я бы тоже думать мог,И я бы тоже думать мог,Когда на трубочку глядел,На голубой ее дымок.
Как ты когда-то мне лгала,Как ты когда-то мне лгала,Как сердце легкое своеДругому другу отдала.
А я не думал ни о ком,А я не думал ни о ком,Я только трубочку курилС турецким табаком…
Когда мы будем на войне,Когда мы будем на войне,Навстречу пулям понесусьНа молодом коне.
Я только верной пули жду,Я только верной пули жду,Что утолит мою печальИ пресечет вражду.
«Жизнь сплетает свой сюжет…»
Б. С.
Жизнь сплетает свой сюжет.Но, когда назад посмотришь,Возникает свежий светДалеко — на девять поприщ,
По которым пятерыхПовело июнем ранним.И нетленный пятерикЗасветился их стараньем.
Сколько крови пролилось,Сколько дел осуществилось,Сколько выпало волосИ сердец остановилось!
Но сияет вдалекеСвежий свет того июня,Как в предутренней рекеОстрый отсвет новолунья.
Пушкин по радио