Вокруг, если не принимать во внимание природный фон, царила мертвая тишина, которую лишь иногда нарушали наши проклятья.
Каждый новый шаг давался все труднее. Мы то и дело цеплялись о кочки и прочие неровности. Солнце, которому в привычном мире мы были бы только рады, словно измывалось над нами. В лишенной растительности, способной создавать тень, местности, его лучи казались в стократ горячей. Мы обливались потом и мысленно, а иногда и вслух, предавали анафеме тот миг, когда пришла в голову абсурдная мысль столь опрометчиво броситься навстречу неизвестному.
Мы не имели представления, правильно ли идем? Ориентиров, как таковых, не существовало. Местность вокруг была до неприличия однообразной. И это, наверное, угнетало больше всего.
Холмы чередовались с оврагами, вьющаяся травка разнообразилась зарослями чертополоха. И так до самого горизонта. Ни единого деревца, ни единого кустика. Как будто мы и вправду оказались на иной планете.
Мысли, которые поначалу еще пытались, независимо от сознания, анализировать ситуацию, постепенно сошли на нет. Некоторое время голове оставалась всего одна, настойчиво напоминающая о том, какой я бедный, несчастный, замученный и т. д. Потом и она куда-то делась.
Реальность воспринималась лишь визуально, да и то, словно сквозь плотный густой туман. Картинки то появлялись, то исчезали, а я окончательно уподобился автомату, запрограммированному на однообразное, монотонное передвижение ног. Только, в отличие от автомата, четкость и ритмичность отсутствовали. Шаги становились короче, и каждый следующий требовал все больших усилий.
Мои друзья выглядели не лучше. Наша четверка растянулась на несколько десятков метров, каждый плелся сам по себе, погруженный в собственные мысли или, подобно мне, полностью отключившись от окружающей реальности.
К-счастью все, даже наихудшее, имеет свойство когда-то заканчиваться.
Надежда пробудилась внезапно и, вроде бы, без видимой причины. Просто мы все сразу как-то воспряли, шаги сделались тверже, движение стало целенаправленней. Подсознание уловило некую перемену и подало сигнал организму. Вот только мозг пока не мог расшифровать поданный знак, чтобы преподнести его в доступном виде. Потом подключилось обоняние. Нос уловил в прожаренном воздухе струйку свежести, безошибочно указал нужное направление, а ноги сами понесли изможденные тела ей навстречу.
Вскоре стало слышным тихое, едва различимое журчание. Ни с чем иным его нельзя было спутать и, мгновенно пробудившийся разум, хоть и с большим опозданием, зато в полную силу выдал единственное, что я хотел от него сейчас услышать: «ВОДА!»
Сказав, что мы спустились в овраг, я погрешу против истины. Мы скатились в него. Падали, кувыркались, вставали на ноги и падали снова. И прекратился стремительный полет лишь в мутной воде узкого мелкого ручейка. Он стал для нас настоящим даром небес. Мы черпали ладонями перемешанную с илом влагу, жадно хлебали ее и никак не могли напиться. Выливали себе воду на голову, брызгались друг на друга, а потом просто улеглись на дно ручья, чуть ли не с головой зарывшись в прохладную муляку и испытали от этого настоящее блаженство…
Глава сорок пятая
Грязевая ванна, несмотря на полную абсурдность данного выражения, привела нас в человеческий вид. Утолив жажду и освежившись, мы обрели утраченную возможность адекватно воспринимать реальность. Расплавленные солнцем мозги возвратились в норму и начали выполнять возложенную на них функцию.
Естественно, мы не спешили удаляться от столь удачно подвернувшегося ручья. В овраге было хорошо и уютно. Солнце уже не висело над головой, жиденькие кусты шиповника образовали на крохотном пятачке у самой воды благодатную тень и сама мысль о необходимости куда-то идти, приводила нас в неописуемый ужас. Тем более, что мы представления не имели, куда нужно идти.
Мы могли лишь приблизительно рассчитать пройденное расстояние: мои часы по-прежнему показывали нечто невероятное, а хваленный японский «Ориент» Влада не выдержал последних испытаний, исчерпав свой запас прочности в водах пруда во время нашего побега с поместья. Но даже самые скромные подсчеты свидетельствовали, что мы давно уже должны были достичь места назначения. И, коль этого не случилось, вывод напрашивался один и очень неутешительный. Как видно, мы изначально выбрали неправильное направление и все это время лишь отдалялись от предполагаемого «окна» в реальный мир.
— Положение прехреновейшее! — высказал Влад вслух, то, о чем думал каждый.
— Может, все не так плохо?
Как бы хотелось, чтобы Светлана оказалась права…
— В любом случае, не стоит отчаиваться. Представьте, что мы оказались на необитаемом острове. В детстве ведь каждый мечтал об этом…
Игорь весь сиял от непонятного оптимизма. Тем более непонятное, если вспомнить его недавнее поведение. Мне даже показалось, что наше нынешнее положение его вполне устраивает. Неужели парень совсем с катушек слетел?
Хотя, если рассуждать по справедливости, мы и в самом деле должны были радоваться. Ведь нам столь удачно удалось избежать уготованной нам его светлостью участи… Вот только особого счастья почему-то не ощущалось. Правду, наверное, говорят, что человек — самая неблагодарная скотина…
— Даже при всех прелестях робинзонады, я бы не отказался от возвращения домой. Детские мечты тем и хороши, что чаще всего остаются всего лишь мечтами…
Возражать мне никто не стал. Да и что можно было возразить?
Пожрать бы, — пробурчал Влад.
От одного напоминания о еде мне сделалось дурно. Ведь во вчерашнего обеда у нас не было кроши во рту. Моментально воцарившееся уныние показало, что я не одинок в своих страданиях.
— Может, здесь есть рыба? — предположил Игорь.
Мы подошли к ручью и долго всматривались в медленно текущую воду. Только напрасно. Никакой видимой живности в ней не обнаружили. Даже лягушек, и тех не было. Твердые зеленые ягоды шиповника были обглоданы за несколько минут, но от ожесточившегося чувства голода столь непригодная для желудка вегетарианская пища не спасла, так само, как и выкуренные на четырех две последние сигареты из пачки Влада. А потому, хоть и логичней было заночевать у ручейка, мы все же решили двигаться дальше. Авось, в этом негостеприимном крае отыщется нечто более калорийное, нежели несозревший шиповник.
Глава сорок шестая
Солнце ужо клонилось к закату, жара почти сошла на нет, но, наученные горьким опытом мы не отдалялись от ручья, двигаясь вдоль его животворящего русла.