Читать интересную книгу Норвежский детектив - Герт Нюгордсхауг

Шествие жрецов направилось к краю утеса. Их лица были покрашены охрой, скрывающей признаки болезни. Барабаны поодаль рокотали все громче и громче. Последние барабанщики. Последняя жертва. Болезнь никого не щадила. Сколько девушек было принесено в жертву? Сколько кувшинов с белыми костями выстроились в склепе? Ничто не помогало. Напиток давал силу, но болезнь неумолимо наступала. Их поколение было последним.

Жрецы остановились на краю утеса; далеко внизу простиралось море. Ветер срывал белую пену с разбивающихся о камни синих волн. Так и души их скоро унесет ветром. Невидимые глазом души. Жрецы выстроились полукругом около большого кувшина. Наполненного медом, чистым медом. Последняя жертва, затем наступит их черед. Длинной вереницей следовали за жрецами одетые в черное худые женщины и дети. Они несли факелы. Большинство мужчин были мертвы. Корабли стояли в гавани без кормчих. Неизбежный конец. Царь был мертв.

Жрецы возложили руки на кувшин. Еще громче зарокотали барабаны. Жрецы столкнули кувшин с утеса. Он упал в море. Скоро они сами последуют туда же. Только быки оставались жить. Дикие быки паслись на воле.

Стюардесса разбудила Фредрика. Самолет шел на посадку. Фредрик ошалело протер глаза. Вот, значит, как погибла великая минойская культура на Крите?

Он сильно чихнул раз, другой и застегнул привязной ремень.

Идар Линд

Яд змеи

Эта книга — детективный роман. Все персонажи и события, изображенные в романе, суть плоды авторской фантазии.

Любое возможное сходство с лицами, в том или ином качестве имеющими отношение к клубам знакомств по переписке, подобным описанному в этой книге, непреднамеренно.

Идар Линд

1

Человеку, вошедшему в вестибюль гостиницы, можно было дать на вид от тридцати до пятидесяти лет. Скорее тридцать, чем пятьдесят, впрочем, я так и не научился точно определять возраст людей азиатского происхождения. Что-то в его глазах навело меня на мысль, что у него в жилах, видимо, текла китайская кровь, но он был чуть смуглее тех немногих китайцев, которых мне до сих пор доводилось встречать. Может быть, малаец. Или филиппинец. Может быть, даже индонезиец. Крепко сбитый и невысокий, он напоминал одного когда-то знакомого мне моряка из Сурабайи.

Войдя в вестибюль и подождав, пока за ним закроется дверь, он поставил на пол желто-коричневый чемодан и осмотрелся вокруг с таким выражением, что было не понять, нравится ему здесь или просто придется довольствоваться этим пристанищем за неимением иных возможностей. Для того, кто собирается остановиться в «Отеле Торденшолд», этот момент часто бывает решающим. Однажды двое шведов — муж и жена, — подойдя к стойке портье, спросили у меня, как найти ближайшую гостиницу.

На этот раз «Отель Торденшолд» приобрел нового постояльца.

Он заполнил регистрационную карточку заметно дрожащей рукой, отчего запись получилась какой-то неровной и несколько неразборчивой: «Донаско, Марио. Шофер такси. Кесон-Сити. Филиппины». Прочитав ее, я понял, что выдавало в нем филиппинца. Ну хотя бы акцент в его английском произношении.

Марио Донаско, таксист из Кесон-Сити, взял ключи от номера с вежливым, едва заметным поклоном и уже готов был повернуться и направиться к лифту, но я сказал:

— Welcome ka sa Trondheim. Sana maganda ang iyong stay dito.

Марио Донаско посмотрел на меня так, как приехавший в Китай житель Бергена посмотрел бы на официанта тамошнего китайского ресторана, принесшего ему мясное блюдо, которое нужно есть палочками. Потом он улыбнулся:

— Pilipino ka ba?

— Прошу прощения, — ответил я по-английски, — признаться, этого я уже не понял.

Марио Донаско снова улыбнулся, но улыбка у него вышла печальная. Он тоже заговорил по-английски.

— Я спросил, не с Филиппин ли ты, — перевел он. — На тагалоге. Ты с Филиппин? Знаешь тагальский?

— Magandang umaga. Paalam sa iyo. Anong oras na? San Miguel Beer. Bastos, — произнес я. — Вот, пожалуй, и все. Я когда-то был моряком, много лет назад. У нас на норвежском судне один матрос был филиппинец. Он научил меня говорить «Добрый день!» и «Привет!», а еще «Который час?» и «Мерзавец!» по-тагальски, а еще ходить в бордель и на органные концерты. Нет, я не филиппинец. Я норвежец. А цвет кожи — это от бабки по отцовской линии. Она из Анголы. А мой отец — португальский кок. Моя мать три года была за ним замужем. Они жили здесь, в Тронхейме.

Я замолчал. У меня появилась дурная привычка наслаждаться первой реакцией людей, до которых вдруг доходит, что парень с иссиня-черными волосами и золотисто-коричневой кожей вовсе не иммигрант, а, наоборот, самый что ни на есть настоящий норвежец.

Прошло несколько секунд, и я понял, что мои ожидания оказались напрасны. Марио Донаско отреагировал не так, как норвежцы, когда им встречаются не поддающиеся логическому объяснению явления. Он вообще никак не отреагировал. У Марио Донаско не было никаких причин удивляться, что в этой стране встречаются люди разных национальностей, разных рас, разного цвета кожи. Я-то, во всяком случае, знал, что такого смешения разных культур, как на Филиппинах, вряд ли найдешь где-нибудь еще на свете.

На этот раз я попался в собственную ловушку. И почувствовал, как кровь стала приливать к лицу.

Такими вещами человеку в моей должности заниматься не пристало.

Вообще всегда опасно завязывать подобный неформальный разговор с постояльцем. Дежурный вопрос, как приезжему нравится Тронхейм, плосковатая шуточка, поверхностный, ни к чему не обязывающий комментарий — это пожалуйста! Все это можно сопроводить вежливой улыбкой, не закрывая себе пути для отступления. А что до неврастенических или полупьяных гостей с их словесным поносом, один вид которых, точно дорожный знак, предупреждает, что они готовы провести у стойки полночи в разговорах о всех своих многочисленных и важных комплексах, то на этот случай имеется масса незатруднительных способов разъяснить им основополагающий жизненный принцип: что ночной портье — персона важная и в данной ситуации, сделав исключение, он пожертвовал тебе частичку своего драгоценного времени, но если ты и в дальнейшем рассчитываешь на такое же любезное обхождение, будь добр как можно быстрее исчезнуть из его поля зрения.

Иной раз, бывает, и перейдешь эту тонкую грань. Тогда-то разговор и становится опасным, потому что он нарушает традиционное соотношение сил между гостями и портье.

В этот раз именно так и случилось. Но не потому, что кто-то из нас что-то сказал, а просто потому, что таксист из Кесон-Сити вообще вошел в вестибюль гостиницы.

Из карманов пальто, слишком толстого и теплого, чтобы его можно было использовать на каждый день на Филиппинах, и достаточно нового, чтобы быть купленным специально из расчета на норвежскую зиму, он вытащил пачку газет. Вчерашних, субботних газет, в основном тех, что всегда продаются в зале ожидания в «Форнебю».

— Я не понимаю по-норвежски, — сказал Марио Донаско. Улыбка исчезла с его лица. Он разложил передо мной на стойке «Афтенпостен» и ткнул пальцем в маленькую заметку на одной из средних страниц газеты. — Ты не мог бы перевести мне вот это? На английский?

Я перевел. Заметка была небольшая. Речь шла о том, что полиция завершила расследование убийства пятидесятивосьмилетнего Кольбейна Фьелля, владельца крестьянской усадьбы Фьёсеид. В прошлый понедельник его нашли в собственной постели с перерезанным горлом. Супруга убитого, Марсела Фьелль, двадцати двух лет, филиппинка по происхождению, в среду была подвергнута предварительному заключению. Полиция прекратила расследование, поскольку полагает, что уже собрано достаточно доказательств, позволяющих предъявить Марселе обвинение в убийстве мужа, который был на тридцать шесть лет старше нее.

Вот и все. Да и в других газетах сверх этого ничего не было. В «Дагбладет» и «ВГ» фотографии занимали больше места, чем текст.

По норвежским представлениям, она была красива. Дома, на Филиппинах, ее наверняка считали весьма ординарной. Правильные черты лица. Смуглая кожа. Волосы длинные и гладкие. На тонкой шейной цепочке красовалось массивное украшение. Мне показалось, он был китайской работы, этот искусно выполненный дракон.

Глаза у нее были такие же, как и у мужчины, стоявшего передо мной по другую сторону стойки.

— Это моя сестра, — объяснил Марио Донаско.

В большей степени, чем когда-либо раньше, мной овладело ощущение, что опасная грань была перейдена, как только таксист из Кесон-Сити появился в вестибюле «Отеля Торденшолд».

— Как ты думаешь, ее можно выкупить? — сказал Марио Донаско.

И сказал это абсолютно серьезно.

Понадобилось некоторое время, прежде чем до меня дошло, что он, собственно, имеет в виду.