сиденье Халепский. Арест Тухачевского, сотрудников Генерального штаба РККА и Артиллерийского управления напряг очень многих, отчего отмахиваться от явно не рядового разговора Иннокентий Андреевич не стал. Всё же звал на беседу его не какой-то там обычный краском, каких в войсках имелись тысячи, а очень даже вхожий в высокие кабинеты. Чего только стоила эпопея с выбором новой дивизионной пушки, о которой в курилках чуть ли не легенды ходили! Так что послушать такого человека, как минимум, стоило. — Только смотри мне, без фокусов! — дабы привычно постращать младшего по званию, погрозил он пальцем своему собеседнику. — Ты, кстати, зачем к Озерову заходил?
— Приносил на ознакомление свой проект тяжелого пушечного броневика, — заведя автомобиль и вырулив на дорогу, нарушил затянувшееся на полминуты молчание Александр. — А то видел я поделки того же ЗИС-а и НАТИ на шасси ЗИС-32. Без слез не взглянешь. — Тут краском, конечно, сгущал краски. Машины у его конкурентов выходили вполне себе неплохими, отличаясь разве что недостаточной боковой устойчивостью из-за слишком высокого центра тяжести. Но основной причиной визита к начальнику Научно-технического комитета АБТУ являлась необходимость создания себе алиби. Возобновление же проталкивания своих проектов шло уже во вторую очередью. Так сказать, за компанию. Вот только знать об этом не следовало никому!
— Так уж и не взглянешь? — недоверчиво хмыкнул на подобное заявление Халепский.
— Я спроектировал «Комсомольца», а НАТИ выдало «Пионера», — Геркан тут же привел действительно показательный пример разницы в подходе к проектированию сотрудников автотракторного института и его самого. — Вы же уже, должно быть, видели обе машины. Вот и судите сами, какой из двух тягачей имеет право на существование и принятие на вооружение нашей армии. — Это был именно тот проект, что он когда-то демонстрировал самому Сталину, а после проталкивал производство пробной партии через наркомат тяжелой промышленности.
— Твой «Комсомолец», конечно, по всем показателям лучше, — недолго пожевав нижнюю губу, был вынужден признать очевидное начальник АБТУ. Еще бы он не был лучше, если в иной истории оказался спроектирован после анализа всех недостатков тягача типа «Пионер»! Вот только знал об этом факте лишь один единственный человек во всем мире.
— Вот и я о том же, — лишь подтверждающи кивнул головой сосредоточенный на управлении автомобилем Геркан. — Я же не говорю, что они там все ничего не понимающие бездари. Вовсе нет! Большинство сотрудников НАТИ и конструкторского бюро ЗИС-а ни в чем не уступают мне, а то и превосходят, как инженеры. — Отвлекая пассажира от обозначенной темы встречи, с удовольствием поддержал он разговор о технике, дабы как можно больше усыпить бдительность Халепского. — Но они банально не осознают потребностей и нужд армии. Они там все гражданские до мозга костей. А технику должны помогать разрабатывать те, кто точно понимает, кем, как и где она будет эксплуатироваться. Вот тогда никаких «Пионеров» на свет появляться не будет, и страна не станет тратить немалые ресурсы на их проектирование с последующей постройкой. — Так он, рассуждая на техническую тему, смог протянуть целых полчаса, пока не заметил, что собеседник уже несколько поскучнел и потерял всякую бдительность. — Кстати, вот! Держите! — с этими словами он залез правой рукой себе за отворот шинели и вытащил оттуда удерживаемый за ствол револьвер «Наган». После чего тут же очень так настойчиво протянул оружие своему пассажиру рукоятью вперед, буквально всунув ствол тому в руки.
— Это что? — на мгновение растерялся Иннокентий Андреевич, поскольку в подобных ситуациях уж точно прежде не бывал. За что и поплатился. Бросивший руль Геркан внезапно навалился на него всем своим телом и, направив ствол револьвера в район сердца собеседника, нажал спусковой крючок. Раз, другой. А следом, выстрелил и в третий. По уже сложившейся традиции — в себя. Правда, на сей раз целил он не в голову, а по касательной в правый бок. Так, чтобы имелась видимость нападения со стороны пассажира.
В это время лишившаяся управления машина едва не врезалась в двигавшийся впереди грузовик, чуть не переехала не вовремя сунувшегося на проезжую часть пешехода, и лишь чудом не лишилась переднего правого колеса, вильнув и заскочив ненадолго на поребрик. Благо скорость была не сильно великой — чуть более 30 километров в час, так что рессора не лопнула, а штампованный диск не пошел восьмеркой, как то можно было бы ожидать от колеса со спицами. Да и резина осталась целой. А всё вместе это позволило Александру тут же нажать на газ и взять курс к «Ближней даче».
Чтобы всё прошло, как по маслу, ему требовалось срочно предстать перед глазами «Хозяина», дабы поведать об очередных злостных кознях «троцкистов, зиновьевцев и вообще предателей всех мастей», которые предприняли попытку его шантажа! Во всяком случае, именно на подобной версии он собирался настаивать, чтобы обезопасить не только себя, но и страну в целом, проталкивая параллельно с покаянием нужный именно ему «испанский» ход. А то ишь взяли за норму — играть им, как фигурой. Нет уж, в этот раз именно он собирался стать тем, кто будет лить в уши «игрока» желаемые ходы будущей партии.
Что же касалось почившего от его рук Халепского, то, судя по его воспоминаниям о будущем, ничего хорошего того в этом самом будущем не ждало. Пусть на 1 августа 1938 года о его расстреле или же аресте информации еще не имелось. Но грядущий перевод на должность наркома связи говорил знающим людям о многом — ведь все прежние назначенцы на эту должность заканчивали свою бренную жизнь очень плохо. Тем более, что для большей убедительности фигура «шантажиста» была обязана состоять на очень высокой должности и при этом иметь прямую связь, как с Герканом, так и с Тухачевским.
Вот именно в таком виде — с кровоточащим боком и с трупом начальника АБТУ на пассажирском сиденье, он и появился перед взором караула первых ворот любимого места ночлега Сталина. Да еще и имел наглость потребовать себе, как оказание первой медицинской помощи, так и скорейшего свидания с главным человеком в стране, коли у того имелось желание поговорить на очередную «скользкую» тему с неким Александром Морициевичем Герканом. И, следовало отметить, что у Сталина таковое желание появилось, как только он прибыл из Кремля. Всё же не каждый день к порогу его дома привозили трупы высокопоставленных военных. Причем привозил не кто попало, а тот, кто надо.
— Как вы себя чувствуете, товарищ