Читать интересную книгу Медведь. Пьесы - Дмитрий Быков

М. К чему нам быть на ты?

М1. Ну как же. Все-таки молочные братья.

М (после паузы). Так. И давно ты здесь?

М1. Все пять лет. Мы же с ней уехали. Вместе.

М. Я не про то. Ты давно… здесь? За дверью?

М1. Только что вошел. Делать мне нечего, как вас тут караулить. Нет, честно. Исходим из того, что я только что вернулся.

М. Да… классно придумано.

М1 (с журналистской суетливостью). Что придумано, ничего не придумано, вообще не понимаю, что такое. Сам ворвался, трахнул и еще в претензии. Стоит тут ворчит. Спасибо мне должен сказать. Вообще, что за дела? Могли бы предложить виски… мужу-то… Только мне с содовой. (Лезет в холодильник, видит пистолет.) Так. Очень интересно. Это мне? Все понятно. Коварный план. Мало того что жену трахнул, еще и пистолет подложил. (Достает не очень чистый носовой платок, берет им пистолет, кладет в карман.)

М. Отдай пистолетик-то.

М1. Пистолетик ему отдай. Фиг тебе, а не пистолетик. Это теперь вещественное доказательство. Шантажировал, это… пистолетом угрожал… под дулом пистолета заставил отдаться. Бывший президент сверхдержавы. Это года на два потянет.

М. Поднимай выше.

М1. Ты что думаешь, я твой срок считаю? Твой срок теперь считать не пересчитать, я считаю, на сколько мне этой кампании хватит. Года на два скандальчик.

Ж. Перестань, Крон. Это все глупости. Пистолет действительно его, это подарок мне. Мы его туда положили для смеха. Я отдалась ему совершенно добровольно.

М1. Ты что? Ты вообще… понимаешь, что ты говоришь? Это… я не знаю… мы могли с него ты знаешь сколько иметь? Шантаж — раз; потом, если не выгорит шантаж, это же газетная кампания на два года ми-ни-мум! Это мне была бы лучшая возможность вернуться в профессию, ты понимаешь, нет? Он бы у меня знаешь как плясал? Давай быстро бери свои слова обратно!

М. Поздно! (Достает из кармана диктофон, показывает издали.)

М1 (направляет на него пистолет). Давай сюда!

М. Через мой труп! Ну, стреляй, поросенок! А? Не можешь? Только и можешь бумагу пачкать… говнюк.

Ж (устало). Правда, Крон, хватит. Я бы все-таки хотела, чтобы хоть изредка ты был не только профессионалом, но и мужчиной… немного. Если бы ты его застрелил сразу, это была бы гораздо более эффектная кампания. Лет на пять, я думаю. Тебя бы точно оправдали, а уж слава… слава! Я поменяла бы буфет. (Усмехается.)

М1. Ты что… действительно хотела бы этого?!

Ж. Ну а почему нет? Все-таки интересно. Я бы наконец поняла, что ты на что-то способен. В последние пять лет у нас с тобой так мало всего происходило… Главное событие — поездка в город, в китайский ресторан. Обалдеть! Не забывай, мне все-таки всего тридцать лет!

М1. Ага. Все понятно, все понятно. Жажда приключений. Ты потому и дала ему?

Ж. Откуда я знаю, почему я ему дала. Какая разница. Считай, что я дала ему из чувства справедливости. Все-таки мы с тобой именно на нем сделали… (Обводит кухню рукой.) …все это. Если бы не он, не было бы ни твоей серии в Daily Shit, ни моей книжки, ни Европы…

М1 (ехидно). Европы бы уж точно не было.

Ж (не обращая внимания). Должен же он был получить хоть что-то от нас… взамен разбитой жизни.

М (озадачен). Э! Минутку, минутку! «От вас»… Вы что же, хотите сказать, что это я вам обоим был обязан… всей этой историей пятилетней давности? Вы что, действовали в сговоре?

Ж (еще более устало). Бог мой, ну нельзя же быть таким тупым! С этой неискоренимой наивностью, с этим шестидесятничеством еще управлять сверхдержавой! Нормальный человек сразу бы все понял, Боб. Я любила Крона. С первого класса. По крайней мере, я его любила тогда. Пока не стала с ним жить. Ему надо было раскручиваться. Он и раскрутился.

М (трет лицо). Но, но! Нельзя же так сразу. Я понимаю, темп, ритм действия… все такое… Сегодняшний зритель не может себе позволить психологических рассусоливаний… ему надо сразу: хряп! хряп! Но все-таки, еще раз: ты соблазняла меня по его просьбе?

Ж. Ну подумай, Боб, тут же нет ничего страшного, в конце-то концов. Ты что, не помогал Барбаре? Ты что, не раскручивал ее законодательные инициативы? Все ее идиотские благотворительные фонды, весь этот medical care… Когда один супруг… или возлюбленный, скажем так… помогает другому, — это же в порядке вещей, Боббик! Мы любим друг друга, а ему надо раскрутиться, — да? Что я делаю? Я в администрации президента, пусть на двадцать пятых ролях, но все-таки. Он молодой, авантюрный, он многое может, но ему не дают пробиться. Нужен мощный стартовый капитал. Толчок нужен, понимаешь? И тогда я… (Раздельно, как ребенку.) Попадаюсь тебе. Соблазняю тебя. Рассказываю ему. И мы становимся звездами. Кстати, знаешь, от кого я тогда пришла к тебе в Хьюстоне? Знаешь, как он приводил меня в нужное настроение? «Настоящий аппил, Дженни, — говорил он, и я, кстати, вполне согласна, — исходит от женщины, которая только что». И кроме того, говорил он, я хочу тебя безумно. А у меня было только пять минут, я должна была идти к тебе — и мы, не раздеваясь… Сзади, как сейчас помню… Вот почему я была такая растрепанная, так плохо накрашенная. Мне же пришлось приводить себя в порядок за двадцать секунд. Добежать из своего номера, где был Крон, в твой, где ты отдыхал после выступления… Помню, мне было очень забавно, что вы оба… отдыхаете. Скажи, Боб, ты никогда не кончал во время речей? У тебя так пылко получалось…

М. Да, сильно. Очень сильно. Вы только об одном не подумали.

Ж. О чем, интересно? О твоем разбитом сердце?

М. Нет, нет…

Ж. А о чем же?

М. Да погоди ты, не гони! Сейчас придумаю. А, вот. Вы не подумали о Кеннете Суперстаре. О прокуроре, который вывел меня на чистую воду.

Ж. Ну? И о чем же мы применительно к нему не подумали?

М. О том, что Кеннет Суперстар все-таки по-настоящему любил мою жену. Понимаешь? Мою жену. И уважал ее несчастного мужа, обманутого всеми президента Соединенных Штатов. Вот почему, Александр Кронштейн, тебя вышибли из Daily Shit и возникло то самое дело с наркотиками.

М1 (с ненавистью). Так это твоих рук дело?

М (с усмешкой). Ну… не знаю, рук ли… и даже моих ли… Кеннет Суперстар не мог тебе простить, что ты вывалял в грязи институт президентства. Видишь ли, у вас с ним были все-таки разные задачи. Он меня ловил на том, что я солгал под присягой, а ты — на том, что я трахнул Дженни сигарой. Согласись, что это разные вещи, да?

М1. То есть, то есть, то есть! Так это он мне, значит… тот пакетик с марихуаной!

Ж. Любопытно, да… У тебя всегда были такие ходы — примитивные, но действенные. Всю первую кампанию на этом провел…

М. А я при чем? Это был его ход, чисто его, я узнал только по случаю… благодаря все тому же охраннику… И потом, почерк. Я же знаю почерк. Кеннет Суперстар никогда не подложил бы вещественных доказательств мне, потому что, хорош я или плох, я все же президент Соединенных Штатов. Великая держава и все прочее. Кеннет Суперстар не стал бы заляпывать моей спермой твое платье, хотя бы это и оказалось технически исполнимо. Но фитюльке, тряпке, щелкоперу, бумагомараке подложить пакетик марихуаны — это совершенно по-американски, Дженни! Это нормальный ход! Человек подрывает нам тут институт президентства, а сам курит траву. И, накурившись этой травы, катает грязные пасквили на первое лицо. А ведь ты куришь ее, Крон, я-то знаю, мне тут же принесли на тебя все, что было. И если бы я это опубликовал — кто поверил бы в твои грошовые статейки? Но я решил: нет. Не имею права. Знаешь, чем я отличался от вас всех? Я играл по правилам. Хорошо, плохо — не важно: важно, что по правилам. А для вас правил не было с самого начала, поэтому-то я и проигрывал всегда. Это же так просто, понимаешь?

Ж. Да. Это просто. Все правила — ложь, лицемерие, которыми вы защищаете собственную слабость. По вашим правилам женщина должна стоять у плиты, мужчины курят после барбекю и говорят о футболе…

М. О соккере.

Ж. Ну, пусть о соккере, черт с тобой… А журналисты обязаны пользоваться только вашими источниками. Я все понимаю, Боб. Я за то и любила Крона, что он не играл по этим правилам.

М. Э, э! Не зарывайся, Дженни, не зарывайся! Не надо мне тут, пожалуйста, оборачивать против меня мою же пропаганду. Не я ли в первую кампанию изо всех сил доказывал, что старые нормы отжили свое? Что мир нуждается в новых, более либеральных законах? Долиберальничался, старый идиот. Это теперь я понимаю, что ни от кого ничего не зависит, что это Богу было угодно несколько подзакрутить гайки, а чтобы их подзакрутить, нужно было сначала облажать либерализм на глазах у всех. Тут я и сгодился. Ты понимаешь, я надеюсь, что никто из нас не играет в мире никакой роли? То есть играть-то играет, да текст давно написан?! (В зал.) Вы что, думаете, мы от себя все это говорим? Я, он, она? Ни хрена подобного, это пьеса, и плохая пьеса. Но она уже написана, и от нас зависит только выбор ролей. А сюжет состоит из непрерывного закручивания гаек, потому что конструкция все больше ветшает и разбалтывается. Но вот ведь какая штука — чтобы их закрутить, надо периодически их отпускать. Кое-что разрешать, кое на что смотреть сквозь пальцы… Я только для того и был нужен, чтобы немножко отпустить тормоза. А ты, Дженни, — не обольщайся, пожалуйста! — была нужна на свете только для того, чтобы нация полюбила консерватора. А меня пожалела, по-матерински пожалела, но списала в архив! Понимаешь теперь? Если бы не было тебя, они придумали бы что-нибудь другое. Нельзя же, понимаешь, так просто взять и разлюбить либералов. Написали бы, что у меня на ногах грибок, что я вытащил во власть всех ребят из родного Арканзаса…