Она обернулась и выразительно ткнула пальчиком сначала на Дидье, потом на пол: «Ты остаешься в этой комнате».
— Ладно уж, — вздохнул брат. — Только ты недолго.
Симона подмигнула ему и захлопнула дверь.
— Эх, сестрица, сестрица! Что ты наделала! — пробормотал Дидье, обращаясь к пустой комнате.
Глава 13
— Вы хотели меня видеть, милорд?
Ник пристегивал ножны, а в дверях стояла Симона, свеженькая, хорошенькая, в общем, такая, какой была утром.
— Хотел, — ответил Ник, наблюдая, как она грациозно опускается на стул с прямой спинкой. Но откуда этот беспокойный блеск в ее глазах?
Барону не хотелось уезжать от нее. Ему казалось, что она похожа на чистый лесной ручей, чья прохлада наполняла свежестью весь замок.
Должно быть, Ник слишком долго разглядывал жену. Симона вспыхнула и с тревогой спросила:
— Милорд?
— Простите. — Ник мотнул головой и присел на стол перед Симоной. — Как вы провели утро?
— Благодарю, прекрасно. Только вот… — Она покачала головой, прикусила нижнюю губу, потом неуверенно продолжила: — У моей матери… у нее была тайна.
Ник, стараясь не хмуриться, безразлично спросил:
— Тайна? Какая?
— Она только упомянула ее в последней записи. Я читала Дидье вслух, чтобы удержать его… чтобы занять делом. Но мне пришлось убрать дневник, я не успела прочитать дальше.
— Ты не хочешь читать ему то, что написала ваша мать?
— Нет! Не хочу. Она писала такие злые слова! — Губы Симоны скривились. — Я не могла себе представить, что мама может так думать, а тем более писать на бумаге.
Ник сложил руки на груди.
— Это напугало тебя?
— Да, если бы ты знал мою мать, ты бы понял. Даже когда она сердилась, она никогда… — Симона замолчала, собралась с духом и закончила: — Она написала, что желает отцу смерти.
Ник приподнял брови.
— Да, дело серьезное.
Симона кивнула, и в ее глазах Ник прочитал просьбу о помощи.
— Не могли бы вы прочитать эти записи сами, милорд, я не… — Она снова замолчала. — Я боюсь, что не смогу ясно оценить…
— Конечно, я прочитаю. — Ник добавил еще одну деталь к картине гибели семьи дю Рош. Возможно, между Порцией и Арманом была не только обычная супружеская вражда. У Порции могла быть какая-то тайна, Арман узнал о ней…
Вдруг эта тайна была такой грозной, что он решился на убийство жены?
Но какую роль играл в этой трагедии их сын? Очевидно, Дидье тоже представлял какую-то опасность… Тогда почему пощадили Симону? Из двух детей Симона должна представлять большую угрозу, ведь она была старше и понимала больше.
Ник припомнил холодную воду, которую Дидье принес на перышке. Тогда Николасу показалось, что он тонет…
Он тряхнул головой и вернулся к действительности.
— К несчастью, дневник должен подождать до моего возвращения.
— До возвращения? — удивилась Симона. — Куда ты едешь?
— В городок Обни. Тут полдня пути.
— Ах да, набег. — Симона опустила глаза. — Тебя долго не будет?
— Нет. Одну ночь. — Ник видел, что Симона разочарована. Он сам больше всего хотел бы остаться в Хартмуре с Симоной, хотел читать загадочные письмена из дневника Порции и следить, чтобы Дидье не набедокурил. Однако Ник слишком долго откладывал поездку в Обни. Этот мелкий набег валлийцев явно был знаком, что следует забыть предательство Ивлин, послужить на благо своим владениям и помочь старому другу.
— К утру я вернусь. К тому времени Минерва должна быть уже в Хартмуре. — Симона без улыбки кивнула. Ник понимал, ей не хочется оставаться в замке, полном чужих людей. Барон встал на одно колено и пальцами приподнял ее подбородок. — Симона, мне самому не хочется уезжать так скоро, но тут уж ничего не поделаешь. Я сеньор Обни, там живет мой вассал. Я не могу пренебрегать долгом. Моя мать и леди Хейт составят тебе компанию, ты не будешь скучать.
Симона нахмурилась и вывернула подбородок из пальцев Ника.
— О Боже, милорд, я не ребенок, чтобы надуться потому, что один вечер мне придется провести в одиночестве. Папа часто оставлял меня одну. Я привыкла. Мне грустно потому, что я буду скучать по вас.
Ника потрясло это простое признание, но она не дала ему времени насладиться новым для него ощущением.
— Но если ты действительно считаешь меня безмозглой, пустой девчонкой, — она поднялась со стула — тогда, по здравом размышлении, я не стану по тебе скучать. Я даже рада, что ты уезжаешь. Счастливого пути!
Ник видел, что она едва сдерживает слезы, и снова ощутил укоры совести. У нее было нелегкое утро, а он ничем ей не помог. О Боже, познает ли он когда-нибудь женскую душу?
Он встал и притянул к себе Симону:
— Прости меня. Я вовсе не считаю тебя безмозглой. Простоя думал, что тебе будет одиноко. Ведь ты в Хартмуре всего второй день.
Недовольное личико Симоны разгладилось, она улыбнулась и неожиданно обняла Ника за шею.
— О, Николас, я знаю. — Она опустила руки раньше, чем он успел ответить на ее объятие. — Я вовсе не хочу, чтобы ты обо мне волновался. Мы прекрасно поладим с леди Женевьевой и леди Хейт. Мне так нравится Хартмур, и я верю, что буду здесь счастлива.
Ее слова тронули Ника, но он невольно задался вопросом, что бы она почувствовала, если бы узнала о женщине, которую барон предполагал видеть на ее месте. Он мельком подумал о шкатулке, которую отдал Рэндаллу, и порадовался, что все напоминания об Ивлин уничтожены. Пусть жена узнает об Ивлин как можно позже, когда уляжется его собственная обида и ее имя ничего не будет значить для него.
— Вот и хорошо, — ответил Ник. — Мне уже пора. Ты проводишь?
Следом за Ником Симона прошла во внутренний двор, где их ждали лошади и готовые к походу воины. Тристан держал поводья Великолепного. Леди Женевьева и леди Хейт тоже были здесь. Вокруг маленького отряда толпились гости. Дамы в нарядных платьях болтали, смеялись.
«Ник спал с кем-нибудь из них? Или со всеми?» Симону словно окатило холодной волной, она с усилием выбросила эту мысль из головы. Вместе с мужем она подошла к своей новой семье.
— Симона, дорогая, — позвала ее леди Женевьева, качая на руках маленькую Изабеллу. — Доброго дня.
— Доброго и вам дня, миледи, — ответила Симона и слегка поклонилась.
Ник высвободил руку, подошел к своему жеребцу и проверил подпруги.
Хейт коснулась локтя Симоны и негромко спросила:
— Как ваши дела, леди Симона?
Симона поняла, что вопрос не был простой данью вежливости.
— Думаю, могло быть и хуже, — прошептала она.
Хейт с пониманием кивнула: