Симона сглотнула и быстро пробежала остаток записи. В тот день рука Порции сильно дрожала. Симона еще не встречала в ее записках такого неровного почерка. Обычно в дневнике описывались повседневные события — часто упоминался Марсель, мелкие достижения детей, городские сплетни. На этот раз Симону поразило, с какой жгучей ненавистью Порция писала о своем муже. Однако в записях не говорилось ни о причинах этой ненависти, ни о сути разоблаченной тайны.
— Сестрица, ты оглохла? — Дидье помахал перышком прямо перед носом Симоны.
Она отмахнулась:
— Прекрати!
— Ты перестала читать.
— Я знаю. — Она быстро свернула листок и положила его на прочитанную стопку. Не могла она вслух прочитать Дидье слова матери, которую он обожал. Вместо этого Симона весело улыбнулась и объяснила: — Глаза устали. Давай лучше посмотрим замок.
— Ты говоришь неправду. Никакие глаза у тебя не устали. К тому же ты сама говорила, что мне нельзя гулять по замку. — Он очень ловко передразнил тон Симоны: — «Носиться и пугать гостей лорда Николаса». Что ты такое прочитала, что мне знать нельзя?
Симона попыталась выдумать правдоподобное объяснение, но в голову приходили такие глупости, что даже маленький мальчик их легко бы разоблачил. Она вздохнула:
— Дидье, взрослые часто говорят — или пишут — вещи, не предназначенные для маленьких детей.
— Какие вещи?
— Взрослые. — Она поднялась с кровати и стала собирать листки дневника в сундук с платьями матери.
— Проклятия? Богохульство? — Дидье сел, его маленькое личико пылало от любопытства. — Расскажи мне!
— Нет.
Симона чувствовала, что у нее подгибаются колени. Она так обрадовалась, когда в уитингтонском трактире обнаружила записи Порции, но Симона и представить себе не могла, что этот дневник приоткроет перед ней особенности долгих супружеских отношений Порции и Армана. Сейчас их дочь испытывала потрясение и даже страх.
Будет ли в дальнейших записях упомянута тайна, которую раскрыл Арман? Да и хочет ли сама Симона ее знать?
Поняв, что сестра не собирается выполнять его требования, Дидье заворчал и снова повалился на спину.
— Ты обращаешься со мной как с ребенком.
— Ты и есть ребенок.
В дверь постучали. Симона подпрыгнула от неожиданности, но, бросив на Дидье предостерегающий взгляд, тут же отозвалась:
— Войдите.
Дверь распахнулась. В проеме с хорошенькой, обитой кожей шкатулкой под мышкой стоял высоченный воин — командир воинского отряда Рэндалл. Он поклонился:
— Мое почтение, миледи. Лорд просит вас спуститься к нему в кабинет.
Симона ощутила приятное волнение. Она уже успела соскучиться. Если они не были, в ссоре, она в присутствии Ника всегда чувствовала себя счастливой.
«Будь осторожна, — шептал ей внутренний голос. — С Шарлем ты тоже чувствовала себя счастливой».
— Спасибо, Рэндалл. — Воин развернулся, он явно спешил, но Симона вдруг поняла, что не знает, куда идти. — Э-э-э… Рэндалл?
— Да, миледи?
— Я не знаю, где находится кабинет. — Она почувствовала, что краснеет. — Не будете ли вы так любезны…
На лице воина мелькнула недовольная мина, но он тут же поклонился:
— Это честь для меня, миледи.
— Подождите минуточку. — Она любезно улыбнулась и подбежала к туалетному столику. Схватила зеркальце, поправила волосы, ущипнула себя за щеки, одернула платье, осмотрела подол…
— Сестрица, — позвал Дидье, — я думаю, добрый сэр Рэндалл спешит.
Симона обернулась и успела заметить на лице воина нетерпеливое выражение.
— Я вас задерживаю, Рэндалл?
— Нет-нет, миледи. Это не важно. — Он переступил с ноги на ногу и бросил взгляд на шкатулку.
Она сделала шаг к гостю.
— Вы были столь любезны, что решили мне помочь, но я не хочу вас задерживать, если ваш господин дал вам какое-нибудь поручение.
— Ничего важного. — Рэндалл откашлялся. — Я должен подготовить своих людей к походу, потом избавиться от этой шкатулки и тогда уж явиться к лорду Николасу. Через час. — Рэндалл моргнул. — Я не думал, что вы не знаете дороги. — И поспешил добавить: — Но это не важно.
— Я вас задерживаю. — Симона улыбнулась и протянула руки к шкатулке: — Разрешите вам помочь.
Рэндалл с выражением муки на лице отодвинул шкатулку подальше.
— Миледи, лорд Николас бросит меня в темницу, если узнает, что вам пришлось делать то, что он поручил мне.
Симона нахмурилась.
— Не говорите глупостей, Рэндалл. Вы любезно согласились помочь мне, кстати, по просьбе лорда Николаса. Вы не виноваты, что у вас не хватило времени. Я отлично справлюсь с… — она указала на шкатулку, — с этим. Лорду Николасу не обязательно знать о нашем уговоре. — Симона обольстительно улыбнулась. — Считайте это платой за вашу услугу.
За спиной у Симоны раздался голос Дидье:
— Плохая мысль, плохая.
Симона не стала обращать внимания на слова брата. Рэндалл явно не знал, что делать.
— Не знаю, миледи, — запинаясь, пробасил он.
Дидье пропел:
— Не делай этого, Рэндалл.
Симона улыбнулась воину своей самой неотразимой улыбкой.
— Я позабочусь о шкатулке, а вы можете заняться своими неотложными делами. Уверена, после возвращения лорда у вас масса дел, вы ведь командир его отряда.
Рэндалл выпятил грудь:
— Да уж, сегодня хватает беготни. — Он со вздохом посмотрел на шкатулку у себя под мышкой. — Ну ладно.
Симона хлопнула в ладоши и просияла. Дидье недовольно ворчал у нее за спиной.
— Но вы должны ее сжечь, миледи, — предупредил Рэндалл, передавая Симоне изысканно украшенную шкатулку. — Чтобы не осталось ни одной щепочки.
— Ну конечно-конечно, — пообещала Симона, забирая у него шкатулку, которая оказалась на удивление легкой. Симона невольно задумалась о ее содержимом, упрятанным под крышкой с маленьким замочком.
Рэндалл как будто прочел ее мысли и сунул в ладонь хозяйки крохотный ключик.
— И это тоже, — добавил он, потом моргнул и спросил: — А вы не будете ее открывать?
— Я не посмею, — заверила его Симона. Она поклялась и действительно не станет этого делать.
Она быстро оглядела комнату в поисках места, куда можно было бы спрятать шкатулку до своего возвращения, зашла за ширму и сунула ящичек под вчерашнее платье.
— Вот и все, — улыбнулась она Рэндаллу. — И забудьте об этом.
— Очень вам благодарен, — поклонился Рэндалл и с облегчением подал ей руку. — А теперь позвольте мне лично проводить вас к лорду.
Симона чувствовала, что сделала доброе дело, ведь ей хотелось, чтобы слуги и воины Николаса полюбили ее.